Со многими неизвестными. Угол белой стены
Шрифт:
— Боря, тот парень шел от тебя по какую сторону, слева или справа, не помнишь?
Трофимов удивленно поднял глаза на Лобанова и, подумав, сказал:
— Слева, впереди немного.
Слева… значит, от Семенова справа, потому что Трофимов шел прямо на Семенова. А тот, когда испугался, смотрел не прямо, а куда-то в сторону. Лобанов хорошо помнил, что видел в тот момент Семенова, смотревшего куда-то в сторону, видел его плечи, спину и только часть лица. А Лобанов стоял… ага, он стоял слева от Семенова. Значит, Семенов
Необходимо было побыстрее увидеть Семенова и проверить эту неожиданную догадку. Но предварительно следовало закончить с Трофимовым.
— Вот что, Боря, — решительно сказал Лобанов, усаживаясь за стол. — Сегодня поедешь домой. У нас нет оснований тебя задерживать.
— Домой?… — недоверчиво переспросил Трофимов, и на скуластом его лице проступила растерянность.
А ведь еще полчаса назад он нагло требовал этого. И Лобанов сразу отметил про себя эту перемену.
— Да, домой, — подтвердил он, — и запомни наш разговор. На этот раз ты только случайно выскочил из очень скверной и опасной истории. Смотри не попадись снова на эту удочку.
— Все, товарищ начальник, — потупившись, хмуро и твердо сказал Трофимов. — Больше им меня не купить. — И повторил: — Не зверь же я в самом деле.
— Знаю, — кивнул Лобанов. — И верю. Сейчас мы все оформим. Подожди пока в коридоре.
Трофимов медленно поднялся и направился к двери. У порога он на секунду задержался, словно собираясь еще что-то сказать, но, передумав, молча вышел. Лобанов вызвал к себе Храмова.
— Вот что, Николай. Парня следует отпустить. Улик против него нет. Оно, между прочим, и к лучшему. Тюрьма ему сейчас совсем ни к чему. Даже наоборот.
— Как сказать, — сдержанно заметил Храмов.
— Так и сказать. Пусть ребята достанут ему билет. Поезд на Ташкент когда теперь?
— Вечером.
— Ну вот. Денег у него сколько?
— Трояк с мелочью. Расчета с ним произвести не успели.
— Понятно. Тогда пусть он до обеда погуляет по городу. Обязательно пусть погуляет. — Саша многозначительно взглянул на Храмова. — Может, они и встретятся. Скажи ему, чтобы обедать пришел сюда. Если они не встретятся, то он придет. На вокзале они тоже могут встретиться. Все это учти.
— Слушаюсь…
— Давай. А я еду в больницу к Семенову. Да, вот еще что. Позвони в Ташкент Нуриманову. Пусть они встретят этого парня и посмотрят за ним. К нему могут прийти. И прибавь, что верить ему можно. Уже можно. Понятно?
— Так точно.
— И подкрути ребят. Розыск по городу не прекращать. Где-то ходит этот сукин сын. Или куда-то забился. Выходы-то из города ему закрыты.
— Слушаюсь.
— Все. Давай двигай. А я… пожалуй, сначала позвоню туда, в больницу, как думаешь?
Храмов удивленно взглянул на своего энергичного начальника, который вдруг заколебался по такому пустяковому поводу.
— Можно, чего же, — равнодушно согласился он.
Лобанов перехватил этот взгляд и неожиданно про себя усмехнулся. «Даже в мыслях, у него нет, что его начальник может влюбиться, — подумал он. — Словно уж и не человек я. И порядочный дурак, между прочим, тоже. Круглый дурак, это точно. — Он незаметно вздохнул. — Интересно, кстати, кто ее муж? Небось тоже врач. Всегда почти так бывает у них».
Храмов ушел, а Лобанов, крайне недовольный собой, взялся за телефон. «У человека свои дела, своя жизнь, — сердито думал он, набирая знакомый номер, — а я тут лезу со своей трепотней и шуточками. Ну все. И задний ход. А то в шута горохового превращаешься на старости лет».
Из трубки доносились уже длинные гудки, потом раздался чей-то голос.
— Будьте добры Наталью Михайловну, — с внезапной хрипотцой попросил Лобанов и откашлялся.
— Сейчас.
Трубка умолкла. Лобанов одной рукой торопливо вытянул сигарету из лежавшей на столе пачки и, чиркнув спичкой, закурил.
— Слушаю.
— Здравствуйте, Наталья Михайловна. Лобанов беспокоит, — с подчеркнутой деловитостью сказал он.
И вдруг услышал ее встревоженный голос:
— Здравствуйте. Что вчера случилось?
— Где случилось? — не понял Лобанов.
— Ну там, на вокзале. К нам вчера вашего сотрудника привезли, раненого. Я как раз дежурила.
— Это случайность.
— Неправда. Это ножевое ранение. И он так беспокоился.
— Он еще очень молодой, — усмехнулся Лобанов.
— Да, но он все время звонил куда-то и все время спрашивал о вас. Вернулись вы или нет. Даже… мы забеспокоились.
Лобанову вдруг передалось ее волнение.
— Я вернулся, — смущенно сказал он. — Все в порядке. — И, хмурясь, добавил': — Теперь мне надо повидать Семенова. Это можно?
— Ну конечно. Когда вы приедете?
— Я сейчас хочу приехать.
— Пожалуйста. Обход уже закончен.
— А я… вас застану? Вы же ночь дежурили.
— Это сверх графика. Я буду до вечера:
— Тяжелая у вас работа.
— Пустяки. Меня все-таки никто не ударит ножом.
— Ну, это у нас тоже не каждый день, — засмеялся Лобанов. — Так я еду.
Ему вдруг стало удивительно легко и радостно, он и сам не понимал отчего.
Лобанов торопливо сбежал по лестнице к ожидавшей его машине, натягивая по дороге пальто.
День выдался удивительно теплый и солнечный, и небо было ярко-голубое, без единого облачка. Лобанов почему-то только сейчас обратил на это внимание. И с наслаждением вдыхал напоенный весенней свежестью воздух, таким он ему казался даже в машине. Ноздреватый, искристый снег на крышах домов и во дворах тоже казался каким-то теплым и праздничным. И люди кругом улыбались…