Со стыда провалиться
Шрифт:
На меня разом навалилось несколько страхов — какие-то из них, возможно, заставили бы вас меня пожалеть, но остальные не делали мне чести: во мне обнаружилось врожденное понимание всей кухни шоу-бизнеса, где правят своекорыстие и личный интерес, способный превратить Дайану Росс в Мисс Конгениальность [18] .
Я набрал побольше воздуха и задал самый эгоистичный вопрос за всю свою карьеру:
— На передаче я выступаю после вас?
— По-моему, да, — сказала Дана.
18
«Мисс Конгениальность» — героиня Сандры Баллок в одноименном фильме.
Мое сердце камнем рухнуло в пропасть унижения. Я сразу представил себе картину: сперва на экранах появится «Мадам звезда телесериала 70-х, героиня светских хроник и сплетен, познавшая нищету и богатство участница долбаного ограбления видеосалона, ударившаяся в религию, прошедшая психологическую реабилитацию, а теперь королева шоу „Лучшие моменты Голливуда“, фантастический образец выживания в шоу-бизнесе, черт возьми, перед вами несравненная великолепная мисс Дана Плато!», а сразу после нее выползает молодой «Мистер кто он вообще такой с его паршивой книжонкой, огромным британским лбом, и почему он вгоняет зрителей в тоску своей чушью о пропавших людях, да еще с таким идиотским акцентом». Господь всемилостивый! Это же будет кровавая баня. Резня в Гленко [19] ! Дана Плато показалась мне настоящим Кинг-Конгом шоу-бизнеса, а мне отводилась роль полураздетой Фэй Рэй [20] в огромной, волосатой и мощной лапе этого монстра.
19
Резня в Гленко (1692 г.) — истребление кланом Кэмпбеллов клана МакДональдов в долине Гленко (Шотландия), после чего она стала называться «Долиной плача».
20
Рэй Вина Фэй (1907–2003) — американская актриса канадского происхождения, в 1933 г. снялась в нашумевшем фильме «Кинг-Конг».
На всякий случай я переспросил еще раз:
— Точно? МЕНЯ поставили после ВАС?
— Угу. Мне нравится ваш акцент. Вы — очаровашка.
Где-то в глубинах вселенной до сих пор отдается эхо аплодисментов, подаренных Дане Плато, а поток любви, исторгнутый той чикагской аудиторией, проплывает мимо звездных скоплений, которые ученым еще только предстоит увидеть в самые сильные телескопы. Сказать, что публика приняла Дану Плато тепло, — недостаточно: зрители жаждали смотреть на нее, не отрывая глаз, и без конца слушать ее историю, они хотели, чтобы идеи, которые она высказывает, песнью разнеслись по миру и заполнили все чудовищные пустоты в их жизни. Пусть Дана говорит вечно, существует вечно, и пусть над крыльцом каждого американского дома сияет непреходящий свет ее мудрости и страданий.
Потом выступал я. Передача транслировалась в прямом эфире. Декорации в студии — впрочем, они ничем не отличались от декораций в любой другой американской студии — напоминали пронзительный вопль синего оптимизма в ярко-желтых лучах софитов, публика же была совершенно скрыта в тени. Я уселся на диванчик. Двое ведущих напротив меня воплощали собой презрение, скрытое за внешним лоском; их внимание было поглощено исключительно указаниями в наушниках. Самовлюбленно подставив щеки порхавшей вокруг них гримерше — шел рекламный блок, — они продолжали восхищаться Даной Плато, которая уже покинула студию.
— И не говори. Великолепно. Потрясающе. Еще бы!
Мой новый костюм внезапно стал старым. Постарел и я, и мои волосы. Руки и ноги налились свинцовой тяжестью, а моя новенькая книга в блестящей обложке на столике вдруг показалась мне мертвой. Я посмотрел на обоих ведущих, и у меня в голове мелькнуло ценное наблюдение: они выглядят так же, как почти все остальные ведущие на американском телевидении: наполовину люди, наполовину роботы — залакированные, покрытые искусственным загаром, красивые до тошноты.
— Поехали, — кивнул один из них галерке. — Поскорее покончим с этим.
Реклама закончилась. В затемненной студии послышался обратный отсчет.
— Начали!
— Мы рады снова приветствовать вас в нашей студии. Вы смотрите программу «С добрым утром, Чикаго». Дана Плато была великолепна, правда? Что ж, движемся дальше. Возможно, сегодня у экрана собралась вся ваша семья. У каждого из нас есть семья, и наш следующий гость, Эндрю О’Хейган, приехал из Шотландии. Он — писатель и только что выпустил в свет книгу о своем дедушке.
Кабели и провода в студии, сделавшие стойку, точно змеи, заговоренные елейными речами факира-андроида, закачались передо мной и угрожающе зашипели. В один миг вся ситуация с какой-то сюрреалистической ясностью предстала моим глазам в бьющем желтом свете студийных софитов: я забрался в несусветную даль, и Америка опьянила меня. Быстрая слава и выпивка на халяву одурманили меня, и теперь эти две недели, прожитые, словно в угаре, обернутся страшной рвотой. Все знают и любят Дану Плато, сверхчеловека, суперзвезду, и тут — здрасьте — появляюсь я, Эндрю О’Хейган из Шотландии, Ничтожество Века, и меня с энтузиазмом расспрашивают о книге, КОТОРУЮ Я НЕ ПИСАЛ!
Соль унижения, разумеется, в том, что оно притягивает к себе еще большее унижение. Как правило, когда в прямом эфире кто-нибудь задает вам вопросы о чужой книге, вы не полагаетесь на самого себя, не поднимаете интервьюера На смех, не удивляетесь его глупости и не уходите с этого идиотского шоу — нет, ничего подобного. Вы сидите выпрямив спину, дружелюбно улыбаетесь и смотрите на болвана ведущего с не меньшей, а то и с еще большей серьезностью, чем он на вас. При этом вы произносите примерно следующее:
— Доброе утро, Чак. Разговор о наших дедушках и бабушках, о семьях вообще, очень интересен. Как вы уже упомянули, у каждого из нас есть семья, и это крайне важно. Мне самому не довелось знать своих бабушек и дедушек при жизни, но я не сомневаюсь, что многие телезрители понимают ценность этой ячейки общества, и это одна из тем, затронутых в моей книге «Пропавшие без вести».
— Действительно, — подхватил Чак, — крайне интересно.
Просто чтобы вы знали: если американский телеведущий на передаче говорит что-нибудь вроде «крайне интересно», на самом деле он имеет в виду: «Нельзя ли убрать из эфира этого тупорылого идиота, прежде чем мы все тут УМРЕМ ОТ СКУКИ?» Главное правило любого ток-шоу на американском телевидении: поскольку это состязание в глупости, во что бы то ни стало нужно уступить победу ведущему.
— Мы все любим наших дедушек и бабушек, — констатировал Чак. — Любовь к бабушкам и дедушкам — это очень по-американски. Вы согласны?
— Да, конечно, — сказал я. — Что бы с нами было…
— Знаете, у вас такой странный акцент!
— Я из Глазго…
— Да, сумасшедший акцент. Мистер О’Хейган, у нас осталось мало времени. Скажите, по сюжету вашей книги в семье происходят какие-то перемены?
На долю секунды я забыл о правилах игры.
— Э-э… на самом деле в моей книге говорится об исчезнувших людях…