Со всей любовью
Шрифт:
Джейнис, мы живем в смелые времена, но смела ли я.
Как всегда с любовью,
Рут.
Речное Подворье 1 28 марта
Рут, миленькая!
Хочется думать, что вот я пишу, а письменный стол Пирса в посольстве погребен под очень наперченным материалом для чтения. Том, боюсь, оценивает ситуацию куда скептичнее. По его мнению, в библиотеке Британского совета наиболее наперченный материал для чтения – это история Лондона и Северо-Восточной железной дороги.
Надеюсь, он ошибается.
А теперь – вполне серьезно – может, ты хочешь, чтобы я приехала в Мадрид? В любую минуту, едва кончатся пасхальные каникулы Клайва. Приеду в мгновение ока. А может, мне удастся заманить тебя сюда? Укройся в этой изысканно свихнутой улочке, обитателей которых ты знаешь так близко, хотя официально с ними незнакома.
Если ни то и ни другое, так не съездить ли нам куда-нибудь на неделю? Меня всегда влекла мысль постранствовать по Бургундии от виноградника до виноградника, упиваясь жизнью и винами, как Бог пошлет. «Шамбертен». «Вон-Романе». «Бон». «Поммар». «Вольне». «Монтраше». «Пуйи». «Сен-Веран». «Флери». «Мулен-а-Ван». Как тебе маршрут? Устремляясь на машине все на юг, на юг по окольным дорогам, чтобы не дышать в трубочку? А заодно включить «Сент-Амур» и «Нюи-Сен-Жорж», [11] если представится удобный случай. Что скажешь?
11
«Святая любовь», «Ночи святого Георгия» (фр.) – названия вин.
От этого предложения тебе стало лучше или хуже?
Они все остаются в силе, чего бы ты ни пожелала. Помни: ты красива, умна, на редкость находчива. Неделя-другая – и Пирс будет дивиться, какой он счастливец, если, конечно, ты все еще останешься в окрестностях.
А теперь я немножко поболтаю в надежде, что капелька безобидного развлечения тебе не помешает.
Гордо отвергнув алименты Гарри, я начинаю об этом жалеть. Особенно на меня воздействует то обстоятельство, что архитектурная практика Билла рухнула в воздушную яму – его арабские клиенты втягивают рожки из-за Войны в Заливе и Ливийского кризиса. Он отчаянно старается заполучить строительство нового квартала в Бейсингстоке, но, даже если он его получит, я как-то не могу вообразить, чтобы совет графства в Хэмпшире заказал бы панно Шекспировского Края в каждой комнате 10 на 12 футов. А ты можешь? Пока плавательный бассейн моего индийского любителя поло поддержит меня на плаву. Никакой «Кама-Сутры», как ты узнаешь с облегчением. Он открыл для себя Дэвида Хокни и желает что-нибудь покрупнее с калифорнийскими пальмами. Так что нынче днем – Ботанический сад в Кью. Вопрос в том, хочет ли он, чтобы я включила возлежащего мальчика а-ля Хокни? Мне как-то трудно спросить прямо, поскольку его склонности мне неизвестны. Кевин рекомендует: «Валяй на всю катушку, детка. Конечно, он извращенец – да еще черномазый. Почему бы тебе не уговорить позировать Аттилу Бимбожьего? Бьюсь об заклад, выйдет еще крупнее!»
Да, кстати об Аттиле. Приходила Лотти и покаялась во всем. Касательно вооружения я была права – Аттила явно предпочитает женщин постарше. Считается, что он тренируется к крикетному сезону и все излишества полностью исключены. Лотти краснела, рассказывая мне, как атлетически он себя ведет, но ее – добросердечное создание – тревожит мысль, что его упражнения, возможно, не совсем те, какие имел в виду Суррейский крикетный клуб, подписывая контракт с вест-индским подающим 6 футов 9 дюймов ростом. «И все в пропорции к шести футам девяти дюймам?» – спросила я (в конце-то концов, это всех интересует, правда?), но Лотти либо не поняла, либо притворилась, будто не понимает. Крайне трудно выслушивать исповеди женщин, которые жаждут рассказать тебе то, о чем стыдятся рассказывать. Впрочем, ее лицо рассказывает практически все. Морис в Макклесфилде, и она наслаждается жизнью – возможно, впервые в жизни. Я ощущаю себя тетушкой.
Вчера Билл и Нина устроили выпивон в честь супругов Ползеров, новых обитателей № 6. Присутствовали все – «toute la rue», [12] как выразилась Ах-махн-дах. После провала с самоубийством она стала совсем уж огромной. Кевин утверждает, что причина – снотворные гомеопатические пилюльки, которые она проглотила. Просто ужас, как мы жестоки по отношению к ней. «Лицемерка! – обвинил меня Кевин. – Как-никак она увела твоего мужа. Кого мне, бля, подбить, чтоб он увел мою жену? От женатости я скоро совсем свихнусь». Супруги Ползеры услышали его, и на их лицах отобразился ужас, который удвоился, когда он добавил: «А у нас с тобой ни фига с того раза перед тем, как твой ‘Арри съехал. Преступление и ничего больше!» Вскоре затем супруги Ползеры прервали беседу с преподобным Хоупом и пожелали познакомиться со мной – так, будто я нуждалась в особом внимании и уходе. Видимо, они решили, что у меня СПИД. Видимо, они думают, что все, кто занимается сексом, обязательно больны СПИДом. Тут Кевин, который принимает приглашения на «коктейль» со всем усердием, еще подлил масла в огонь, заявив: «Самая сексуальная киска на всей улице, верно, мистер Ползучер?» Не знаю, нарочно он или нечаянно спутал фамилию, но теперь они Ползучие Ползеры. Он все время улыбается и кивает головой, как пластмассовые собачки, которых ставят у заднего стекла машин. Она смахивает на выцветший плакат, призывающий к нравственному перевооружению. Они обещали навестить меня – о Господи! Прирожденные спасители.
12
Вся улица (фр.).
Когда я одна, то страшно радуюсь, что сама себя спасла.
Том, можно и не упоминать, глубоко убежден, что ни одна женщина не может считать себя спасенной, пока не воспользуется его членом.
На этой ноте я расстаюсь с тобой – в нетерпеливом ожидании твоего письма.
С огромной любовью,
Джейнис.
Паласио Писарро Трухильо Эстермадура Испания 30 марта
Милая Джейнис!
Я сбежала.
Ни слова Пирсу – просто смылась. Адрес вверху – мое убежище на несколько дней – у фантастичной Эстеллы, супруги министра внутренних дел, с которым я познакомилась несколько недель назад. Дон Хавьер – помнишь? Прославленная сбором пожертвований, и – черт! – я понимаю, почему. Эстелла – единственная в своем роде. И друг в тяжелую минуту. Я все тебе расскажу.
После еще одной бессонной ночи, проведенной за втыканием булавок в силиконовое изображение секс-бомбочки Пирса, я позвонила Хавьеру, как он предлагал. Я старалась говорить спокойно, объяснила, как мне хочется помочь со сбором средств на его музей. Он сказал, что в восторге. Разумеется, я должна погостить у его жены – я буду в восторге, она будет в восторге. Черт, такое море разливанное восторга, что меня подмывало спросить, нельзя ли и Пирсу с его любовницей погостить там.
«Сегодня? – сказал он. – Сейчас же? Вы серьезно? Замечательно! Я позвоню Эстелле».
Через десять минут он снова взял трубку. Все чудесно. Меня ждут в Трухильо ко второму завтраку. Три часа на машине – он немедленно вышлет ее в мое распоряжение. Он чрезвычайно доволен. Он ведь рассказал Эстелле про меня все.
Я прикинула, что именно он рассказал Эстелле. Хавьер – сама сдержанность. Чего не скажешь обо мне.
Точно в десять подъехала машина. В дверь позвонил личный секретарь министра, как он важно мне объяснил. И вручил инструкции, собственноручно написанные Хавьером, как доехать до Трухильо и как найти дом. (Дом! Только взгляни на адрес.) Эстелла ждет меня. Она чрезвычайно рада. Погостите несколько дней – столько, сколько мне будет угодно.
Именно то, что мне требовалось. При одной мысли об этом мне полегчало.
Секретарь Хавьера взял мою сумку, вручил мне ключи и указал на «мерседес» с открывающимся верхом – ослепительно белый. Он все еще посверкивал каплями воды – прислужники изрядно потрудились. «С наилучшими пожеланиями министра, ваше превосходительство», – сказал доверенный секретарь. Он поклонился, открыл дверцу, поклонился еще раз и удалился широким шагом. На пассажирском сиденье лежала развернутая дорожная карта. Музыкальные записи были аккуратно уложены у стерео – в том числе «Концерт для виолончели» Элгара, заметила я. Совсем новенькая кассета. Все предусмотрено для Первой Леди английского посольства?
И я помчалась через бедлам Мадрида к пыльным загородным просторам.
Нажатие кнопки опустило верх. Нажатие другой кнопки включило музыку. Миля следовала за милей. И движение вперед начало вымывать мусор из моей психики, возвращать мои мысли к тому, что вне меня. Эстермадура – не знаю, бывала ли ты там, но это пустыня Испании. Равнины. Далекие холмы. Еще равнины. Еще далекие холмы. Черный скот, пасущийся среди гигантского чертополоха. Миля за милей посаженных вдоль шоссе падуболистных дубов – два ряда зеленых зонтиков. Узоры весенних цветов по сторонам шоссе и среди полей молодой кукурузы. Удивительная красота. А я и забыла, что могу ее воспринять: мне казалось, красота это что-то, принадлежащее любовнице моего мужа. Мой дух начал воспарять среди этих просторов. Но какого черта я тут делаю? Собираю пожертвования в новехоньком министерском лимузине! Я наслаждалась ветром, бьющим мне в лицо, и чувствовала себя школьницей, сбежавшей с уроков. Я люблю приключения: не знать заранее, никогда не знать. Пирс, кстати, этого не любит. Все должно быть предписано. Возможно, оттого у него и почечуй.