Собачье наследство
Шрифт:
Однако Лукас видел, что Элла недовольна. И знал почему: Бруно, счастливый и здоровый, по-прежнему безмятежно сидел на залитой солнцем террасе. Она не понимала, почему его оставили безнаказанным, почему не отплатили за смерть, доставку которой в дом семьи Хатто он так эффективно организовал.
— Что тебя тревожит?
Элла посмотрела в окно на реку.
— Я понимаю: он помог нам, и помню о том, что вы сказали в Лондоне. Но и вы, надеюсь, хорошо понимаете, что именно я чувствую, когда сижу и слушаю, как он шутит с вами по поводу бизнеса. Бизнес!.. Убивать людей — это бизнес?! Как
— Если кто-то погибает в авиакатастрофе, ты подаешь иск на авиакомпанию, а не на агента, который продал тебе билет.
— Подам и на агента, если он знал наверняка, что самолет разобьется.
Лукас разозлился на себя за то, что привел такую слабую аналогию. А Элла, кстати, может, и права. Месть и должна быть такой — безжалостной и неотвратимой.
Лукас вспомнил об Изабелл — девочке, о которой слишком мало думал в первые годы ее жизни. И все же, опираясь только на недавние мимолетные воспоминания о ней — идущей по улице, сидящей в кафе с друзьями, — он знал: случись что-нибудь с ней, он тоже возжелал бы страшной расплаты.
Элла желает, чтобы Бруно был мертв, потому что она любила свою семью. А Лукасу нужно сбить ее с этого курса из собственных эгоистичных интересов: ему не хочется оказаться втянутым в это дело дальше, чем он может себе позволить.
— Одного прошу: давай выясним, кто заказал убийство, и сначала разберемся с ними. Отомсти за родных, покарав заказчиков, а после, если все еще будешь считать, что такие люди, как Бруно Бродски, тоже должны умереть, — пусть будет так.
Элла кивнула:
— Ладно. Только дайте мне пистолет, чтобы был у меня в номере сегодня ночью, как тогда.
— Тебе не нужно оружие, — ответил Лукас, забеспокоившись, как бы ей не пришло в голову проделать все самой.
— Откуда вы знаете? Насколько нам известно, заказ на мою голову еще никто не отменял. Бродски в курсе, что я в Будапеште. Чем не шанс выполнить незаконченное дело?
— Сомневаюсь. Но если настаиваешь, я принесу его тебе в номер, когда вернемся. Кстати, не хочешь еще чем-нибудь заняться вечером? Речная прогулка, опера, ужин…
Элла улыбнулась:
— Думаю, что я поужинаю у себя в номере и пораньше лягу спать. Завтра у меня будет еще несколько часов до отлета, смогу побродить по городу.
— Конечно.
Она откровенно лгала, и это огорчало Лукаса и подогревало его подозрения по поводу того, что она лжет ему с тех самых пор, как обратилась за помощью.
Ожесточение вынудило Эллу требовать смерти Новаковича. Но не было ли ее желание после всего выстрелить ему в голову только необходимостью потренироваться, хладнокровной репетицией будущих актов возмездия?..
— Лукас?..
Он повернулся к ней. Ее взгляд был одновременно и дерзким, и невинным, как в тот первый раз, когда они встретились.
— Если бы вам заплатили за то, чтобы убить меня, вы бы сделали это?
— Четыре года назад — без всякого сомнения. Позже я стал более разборчивым, потом вообще вышел из игры. Помощь твоему отцу — особое одолжение. Вот так.
Лукас подумал, что она осмысливает его слова — может быть, даже скажет спасибо, — однако Элла спросила:
— А что случилось четыре года назад?
Он
Вот и все. Нелепый маленький эпизод. В такие ситуации люди попадают ежедневно, не придавая им никакого значения. Но эффект воздействия на Лукаса был настолько сильным, что, учитывая незначительность повода, его можно было даже стесняться. Впрочем, не так важно, насколько сентиментальна первопричина, важно, что Лукас оказался таким восприимчивым.
— Ничего не случилось. Просто я решил изменить свою жизнь.
И все-таки ему хотелось предупредить Эллу, что все не так просто: его слова могли бы подтвердить и Бруно Бродски, и ее отец. Если куда-то войти, всегда остается путь назад; сложность состоит в том, чтобы, выйдя, суметь остаться снаружи.
Однако Лукас чувствовал: Элла зашла слишком далеко. Поэтому, когда они вернулись в отель, вместо того чтобы вести душеспасительные беседы, он дал ей пистолет, а чуть позже позвонил Бруно, чтобы уточнить необходимую информацию и предупредить, что к нему идет Элла.
Лукас подождал, пока она ушла, еще раз позвонил Бруно, потом заказал поесть. Затем занялся работой — сел на телефон, чтобы по возможности побольше узнать о «Ларсен-Гроль»: еще одно срочное дело, с которым хотелось разобраться до того момента, как его общение с Эллой начнет привлекать внимание.
Она постепенно делает из себя существо, присутствие которого вот-вот заменит прежний мир Лукаса; ему не хочется быть свидетелем того, как это произойдет. Он так долго старался покинуть тот мир, а теперь усилия могут оказаться напрасными — теперь, когда в круге света он может оказаться вместе с Эллой Хатто.
Глава 15
Элле было нехорошо, когда она садилась в такси. Нахлынуло страшное чувство вины — будто каждому, кто ее видел, достоверно известно, что именно она задумала сделать, что в сумочке у нее — пистолет. Швейцар сказал таксисту, куда ехать, и тот улыбнулся, повторив слова «Alkotmany utka» [4] с таким видом, будто даже знал, что у нее на уме.
4
Улица Конституции (венг.).
Ей было очень страшно, но иного выхода не оставалось. Лукас ведет себя как бюрократ, он настолько опутан паутиной мирка, в котором живет, что за условностями уже не способен разглядеть реальность. Подумаешь, непререкаемое правило — не трогать таких людей, как Бродски, только потому, что они посредники! Будь на свете меньше подобных этому Бродски, покупать смерть было бы не столь легко. Не факт, что ее семья осталась бы в живых, если бы Бруно не существовало. Зато ясно другое: они мертвы, потому что он есть.