Собачий переулок [Детективные романы и повесть]
Шрифт:
— Ваше имя, звание, профессия и адрес?
— Елена Валентиновна Вальц, балерина; Капитанская, 38, квартира 4.
— Что заставило вас быть вчера у Титанова?
— Он мой старый знакомый. У него собираются гости из прежних друзей театрального мира. Теперь, когда голодаешь… буквально… — И слезы непрошеным током затуманили глаза у Елены. Смутный силуэт Блондина тянется к ней с гра фином и стаканом
«Да, да, — она сейчас успокоится».
«Ей ничего не грозит, если она будет
— Но какую же нужно вам правду? Ведь я ничего, ничего не знаю!
Но Блондин подает ей конвертик, достает из него письмо.
«Нет, она его никогда не видала и видит впервые».
«Как он мог очутиться у стола под ковром, возле того места, где она сидела на квартире Титанова во время ареста?»
«Ах, почем она знает?!»
Какой-то железный клубок не нитей, нет, — а огромных чугунных цепей, канатов сжимает ее хрупкую, маленькую фигурку.
«Погибла!» — сверлится в мозгу.
— Погибла! — шепчут побледневшие губы.
Муфта упала, а острые, липкие взгляды этих двух — спокойного Блондина и нервного Брюнетика — колют и колют все глубже и глубже, под самое сердце. Руки судорожно хватаются за стол, спазмы диким вывихом стиснули горло, все поплыло, покачнулось…
…Опять усталый, скучающий голос:
— Успокойтесь!
Удобно и мягко ее голова откинута на спинку кресла Перед глазами угол изразцовой печи. Разве она здесь была? Ну да, комната все та же и те же жесткие люди, но взгляды Брюнетика как будто бы мягче.
— Скажите, — неожиданно спрашивает он, визгливо звеня голоском, — кто был около вас, перед тем как вас оцепили и вошли в комнату агенты Чека?
«О да, она помнит. Сейчас она скажет… Неужели сказать?! Выдать?.. Подло… преступно и мерзко».
— Имейте в виду, — говорит вдруг Блондин, нарушая молчанье, — мы уже знаем, кто вас в этот момент окружал Показаньями пятерых предыдущих факт установлен точно Ваш ответ только нам выяснит степень вашего участия в деле, которое так же для нас несомненно, как то, что я следователь Горст!
«Так это он, сам страшный Горст!» — Елена тянется вновь за стаканом, и зубы нервно дрожат, выбивая дробь о стеклянные стенки.
«Нет, она ничего, ничего не будет скрывать!.
Да, рядом с ней сидел офицер Коваленский, но в его руках не было, нисколечко не было, — ах, если бы вы захотели мне только поверить, — никакого письма, никакого конверта. Она клянется в этом всем святым, дорогим, что только есть у людей на свете…»
— Даже жизнью своею клянетесь? — оборвал вдруг Блондин.
Ну а кто же был рядом с Коваленским?
— Рядом?
— Да, рядом!
— Рядом… не было никого… а так немножечко дальше шагах этак в двух, на подоконнике сидел этот, как его „Фиников.
— Будто б вы раньше его не встречали? — смеется на этот раз уже Брюнетик.
— О, клянуся вам богом: никогда, никогда его в жизни до этого раза нигде не встречала!..
— Прекрасно. Что можете добавить еще?
— Ничего.
— Ничего?
— Ничего.
Бесшумно несется перо по бумаге, спешит и спешит менуэтом по строчкам.
— Слушайте!
Ну, да, она слушает — но ничего не слышит и думает только: «Что ж дальше?»
— Распишитесь!
Дрожащей рукою берет она ручку. Перо упирается. Ручка не пишет. Вместо коротенькой — Вальц получилось клочкастое — Вальу.
— Посидите немного.
Блондин уплывает куда-то в боковую дверь, унося все бумаги.
Брюнетик, сверкнув перстеньком с бриллиантом — как это раньше она не заметила? — достает портсигар с большой золотой монограммой. Щелкнул небрежно.
— Вы не курите?
— Нет, — соврала ему злобно Елена.
Как захотелось ей вскинуться быстрою кошкой, вцепиться Брюнетику в бритые щеки и… острыми ногтями… «Боже мой! — как давно я не делала себе маникюр и даже не умывалась сегодня, — подумала она вслед за этим. — Воображаю, что я за рожа!..»
Тонкая синяя струйка ползет кверху спокойно и прямо. Брюнетик впился в папироску губами, а глазом косит ей на шейку.
— Пожалуйте, — вдруг распахнув разом дверь, ей кивает Блондин.
Снова холод по коже. Гусиные цыпки взъерошили руки С испуганным взглядом Елена послушно шагает за черным плечом Блондина в табачного цвета шелк золотистой портьеры. За ней, впереди, густо-синий, остриженный строгими стрелками кверху готический кабинет. У окна стоит кто-то высокий, темнеющий тенью… Качнулся к столу — и сел…
— Хорошо, товарищ Горст, оставьте нас с ней одних на минутку и скажите товарищу Липшаевичу, что пока я не позвоню, никого бы сюда не впускал Никого — пусть так и скажет курьеру
«Что он хочет?» — мелькнуло брезгливою искрой в уме Елены.
А голос приятный, грудной, задушевный…
Горст вышел, защелкнулась дверь.
— Я — председатель здешней Чека Зудин, гражданка Вальц, вот кто я, — говорит незнакомец. Но почему-то Елене не страшно. Будто кто-то давно ей знакомый, встретясь нежданно в дороге, пытается ей рассказать интересную повесть. Кубовый сумрак обоев кажется дальним провалом рядом с золотистым, тускнеющим шелком оконных портьер Рамы режут отчетливо стекла, будто их нет Будто бы белая мгла улицы вместе с приятною гарью мотора лезет свободно сюда, в кабинет. А за столом, заглушаемый снизу гудками и визгом трамвая, сидит незнакомый знакомец.