Собакалипсис
Шрифт:
– Друзья мои, – начал я, проникнувшись значимостью момента. – Уже три месяца мы собираемся здесь по понедельникам, чтобы не забывать. Мир изменился. Раньше это был мир людей. И пусть они оказались далеко не лучшими правителями. Но мы умели их ценить. Особенно близких и любимых, – я кивнул на Фёдора Степаныча, тупо уставившегося куда-то в район моего носа. – Хозяин знал, что и он не избежит этой участи. Он, как смог, подготовил нас к новому миру. И в благодарность мы не забудем своего человека. – Я продел руку в ручку бокала и приподнял его над столом: – За старый мир!
– За
2
– Что тут, собственно, происходит? – спросите вы.
Да ничего особенного. Просто мы, псы, ценим верность. И это – наша суть.
Как предполагал дядя Фёдор, людей поразил неизвестный вирус. Заразившиеся им не чихали и не кашляли. Через какое-то время они становились похожи на зверей.
Нет, они не покрылись шерстью, не встали на четвереньки, да и хвост ни у кого не вырос. Нет. Просто у людей что-то случилось с мозгами. Они вдруг теряли свои способности к нормальному взаимодействию. Кто-то проявлял агрессию, бросаясь на всех, кто рядом. Кто-то, наоборот, замыкался и прятался. И все теряли свои коммуникативные (ура, я смог выговорить это слово!) способности.
Приступы неконтролируемой агрессии привели к печальным последствиям. Нас, к счастью, всё это коснулось лишь краем. Но лично мне хватило и того, что я увидел в стенах нашего питомника, а потом и в городе.
А тут ещё оказалось, что вирус действует не только на людей, но и на зверьё. Причём, с точностью до наоборот. На кого-то он почти не оказал влияния. А кто-то встал на задние лапы, раздался, если так можно выразиться, в плечах, научился говорить, считать, пользоваться оставшимся от прежних царей природы жилищем, оборудованием всяким разным. Даже одежду людскую стал носить.
Открою один секрет. Одежда важна. Не столько для того, чтобы не замёрзнуть – всё-таки у нас есть своя собственная шубка, у кого потеплее, у кого полегче. Но вот хвост. Иногда он слишком сильно подводит. Зачастую надо скрыть свои эмоции, а этот предатель ведёт себя… как предатель. Совершенно не слушается. А одежда помогает скрыть эту предательскую штуку.
Хотя, если положить лапу на сердце, мы просто хотим быть похожими на людей. Даже те, кто всячески ругают их, не прочь встать на задние лапы и надеть какой-нибудь плащ. Мы бы и обувь носили, но сапоги и прочие ботинки просто соскакивают с лап.
Теперь про хозяина. Фёдора Степаныча. Дядю Фёдора. Ему, в какой-то мере, повезло. Или это нам больше повезло? Он застал наши метаморфозы ещё в здравом уме и твёрдой памяти. Лично меня научил многим штукам, благодаря которым я вошёл в новый мир очень влиятельным чело… псом. Конечно, псом. Приспособил всякие разные вещи под наши лапы. Потому как вирус, собака страшная, хоть и дал нам почти человеческий разум, не озаботился снабдить такой удобной вещью, как пальцы.
Мы – Роти, Боб, Хуа и я – выросли в питомнике, где ветеринаром был как раз Фёдор Степанович. Впрочем, он не только медициной здесь заведовал. И по хозяйству всё делал, и дрессировкой занимался. Хотя я и не уверен, можно ли его с нами игры назвать дрессировкой. Короче, он был нам и папкой, и мамкой, и приятелем.
Своё детство, раннее, до питомника, я помню весьма смутно. Да и никто из нас чётко не помнит своего детства. В этом я абсолютно уверен, вопреки утверждениям Хуа.
Всплывают лишь отдельные картинки, запахи и ощущения. Радость от игр с другой малышнёй. Неуверенность и страх, когда оказался один за пределами двора. Навалившиеся со всех сторон ароматы трав, одурманивающий запах помойки… Фу, гадость…
Потом я почему-то попал в клетку. Вокруг – много других клеток с собаками разных пород и возрастов. Некоторые исчезали и больше не появлялись. Страх всё нарастал и нарастал…
Позже – яркий свет, резкие людские голоса, что-то громко бахает со всех сторон… Я забился в дальний угол и скулил. Потом руки.
И вот я уже в питомнике. Дрожь сотрясает моё маленькое тельце. Фёдор Степаныч со шприцом. Лёгкий укол. Я проваливаюсь в беспокойный сон.
Вот я выхожу во двор, щурюсь на солнце…
И тут меня наглым образом сбивают с лап. Весёлый лай проносится надо мной и удаляется. Впрочем, недалеко. Стоило мне только подняться, как меня снова сбивают. Такие вот весёлые щенячьи игры.
Этим весельчаком был Роти. Чистокровный ротвейлер чуть моложе, но гораздо крупнее меня, он пробегал рядом, ронял меня на траву и, счастливый, нёсся дальше. За ним летел щенок сеттера. Он, правда, не мог похвастаться чистотой породы. Похоже, у него в роду были то ли лайки, то ли овчарки… Но об этом я тогда не думал. Бобик – так звали сеттера – перепрыгнул через меня, слегка задев хвостом. А потом меня оглушило звонкое тявканье накатывавшегося следом чихуахуа. Это, разумеется, и был Хуа.
Как вы поняли, наши новые хозяева не слишком задумывались, когда давали нам имена. Я на 94,7% чистокровный джек рассел терьер. Потому – просто Джек. Мог быть с тем же успехом и Расселом. Но Джек короче.
Наш весёлый квартет, волей случая оказавшийся в питомнике со странным названием «Хвостоприёмник», вовсю резвился и ни о чём не думал. Как и все нормальные щенки, которым повезло с жильём и кормёжкой. А уж этим нас обеспечили.
Вообще-то, питомник – это где щенков специально выводят, выращивают ради сохранения породы, а потом передают новым хозяевам. Поэтому «Хвостоприёмник» не являлся питомником как таковым. Однако, на табличке, которую я прочитал гораздо позже, было написано именно это слово. И ещё почему-то здесь была вооружённая охрана, которая доставила нам несколько весьма напряжённых часов, когда вирус до них добрался.
Но до того момента пока было далеко. Мы росли, резвились, кушали и… ну, и всё остальное. Нас было не четверо – гораздо больше. Но наш квартет содержали отдельно. Странная группа, не находите? Сторожевой пёс, охотничий… а с ними две мелкие шавки. Хотя нам это никогда странным не казалось. Мы были друг для друга своими.
А через много дней и ночей – я тогда ещё не умел считать время – что-то с нами начало происходить. В мире снаружи наверняка уже всё началось, как я могу сейчас предположить. У нас же пока было спокойно. И вдруг…