Собирание игры. Книга вторая. Жизнь на предъявителя
Шрифт:
Да нет… он не старик вовсе… Он – состарившийся Кащей! Крепкий ещё… Хм, а ведь и правда похож! Только не злой Кащей какой-то – задумчивый… И скорее всего одинокий, без бабы Яги… Вместо бабы у него… мысли… Да, так бывает… Человек ищет ответы… «Шерше ля…» Ля-ля… Бла-бла… Вот первый графинчик в стопятьдесят граммов. Выпивает «Кащей» его в три приёма по пятьдесят… Нарезанный солёный огурчик, квашенная капустка, маринованные грибочки… Проходит час… Появляется второй графинчик. Такой же. Закусочка теперь: картошечка с селёдочкой и лучком. Плюс винегретик и томатный сок. И ещё час благодатного времени употреблён «с пользой для»… Сигарета… Другая… пауза… И, наконец, в эндшпиле появляется третий графинчик. Теперь двести! Но в четыре приёма и на полтора часа! И «без дураков»! И с горячими наваристыми щами (или иным супчиком) и с пельмешками (или иным вторым блюдом). И чайничек чаю… Да… Хорошо «выкушивает» господин… Правильно, солидно… И откушивает! Да и ведь по-русски как-то, однако?! Точно русский!? Да… Симфония! Поэма! А сегодня ещё одна странность: на экране ноутбука – нотные листы, причём нотный редактор расположил их так, чтобы между строчками нот располагались строчки чисел, каких-то символов и знаков…»
Черский не мог побороть любопытство и трижды медленно прошёлся мимо, вглядываясь в экран. «О, Боже! Да это же партитура Четырнадцатой (моей любимой!) симфонии Шостаковича! А цифры, значки зачем? Ну, экземпляр! Да ещё тут, среди «скромной прелести швейцарской столицы»… Нет, пока не начался «третий тайм» (третий графинчик) я должен подойти… Нехорошо?! Неприлично? Но если он русский, то после «второго тайма» у него точно должна обнаружиться повышенная склонность к общению.»
– Простите меня… Entschuldigung… – начал Савва Арсеньевич на русском и продолжил на хорошем немецком – Разрешите представиться… Я очень удивлён… Заинтересован и не могу не обратиться…
Нестройные фразы Черского по поводу русской закуски и музыки сразу были понятны «Кащею», он кривовато улыбнулся (но без раздражения, а, наоборот, словно радуясь вероятному доброму и интересному собеседнику) своим беззубым почти ртом. Тонкие губы его были (видимо, привычно) искривлены почти сразу следом довольно едкой ухмылочкой… А глаза грустные и мудрые… И тоже косившие к плечу… «Кащей» быстрым промельком этих цепких глаз «царапнул» лицо Саввы и вновь «убрал» глаза в сторону. Позже Черский не раз неприятно отмечал эту «нелюбовь» загадочного господина смотреть в глаза собеседнику. Но когда его глаза, глубоко посаженные, «обжигали» изнутри глазниц, становились куда как более неприятно…, даже неловко от своей…, что ли…, «малости и глупости».
– Я – русский. Александр Александрович… Присаживайтесь… – он хозяйским жестом махнул официанту: стопочку, приборы, закуски…
– Я – тоже… Музыкант… Из Одессы… Вы ведь тоже сочиняете? Музыку?… Я заметил, простите, партитуру Четырнадцатой…
– О, нет! Я – Сочинитель! Но не музыки… Угощайтесь, прошу…
– А партитура? И строчки чисел… Каких-то значков… Извините, но мне крайне… Я ведь профессионал…, композитор.
– Крайне сложно… мне вот так сразу объяснить… мои… пристрастия… Я – профессиональный математик, нумеролог и… – он «чиркнул» взглядом – Хм… Уже вот неделю, как хочу… «Поверить алгеброй гармонию… Дерзнул, в науке искушенный… Предаться неге творческой мечты»… Есть, знаете ли, здесь, в Берне, у меня приятель, швейцарский немец Карл-Густав… э… филолог, философ, психолог и музыкант… Игрок, одни словом! И он, и я, любим, знаете ли, Играть… В слова, цифры, звуки… Знаки, то есть… Он мне Шостаковича подсунул… Понимаете:
И снова начертанья предо мной
Вступали в сочетанья,
Кружились, строились, чередовались,
Из их сплетений излучались…
Э-э – «запнулся» Александр Александрович
– Я попробую… э… – «подхватил» Савва Арсеньевич:
… Всё новые эмблемы, знаки, числа –
Вместилища неслыханного смысла.
– Ого! Дружище! А это? – «Кащей» предложил «поиграть в поэзию»:
Вы, чьи резец, палитра, лира,
Согласных муз одна семья,
Вы нас уводите из мира
В соседство инобытия…
И «дружище», чуть помедлив и подняв указательный палец подобно палочке дирижёра, подхватил «мелодию слов».
И чем зеркальней отражает
Кристалл искусства лик земной,
Тем явственней нас поражает
В нём жизнь иная, свет иной.
– Ну, брат! – «Кащей» отверзнул в благодарной радости свой беззубый рот и «иной» свет своих тёмных глаз. – Если вы так удивительно ловко… наизусть… и Германа Гессе и Вячеслава Иванова, то… хм, возможно… пригласить вас… в Игру! Да! Математика плюс музыка плюс поэзия – «три кита» Большой Игры!
И Савва Арсеньевич ощутил благодатную радость Созвучия! Он не задумался сейчас о той Игре, но он почувствовал, что те вибрации, то внутреннее его дрожание сейчас сочеталось, спряглось, сплелось в Созвучие взаимопонимания! Редкость!
– А вы полагаете… – замялся чуть одессит, чувствуя известную неловкость всякой неожиданности.
– Я полагаю! Я – специалист в дискретной математике, э…, как вам объяснить…, ну, конечной, работающей с конечными структурами… Это я к тому, что сейчас время пока не «полагать»… поспешных «явственностей», а «прилагать», ха, то есть приложиться к рюмочке и тем яствам, что дарит нам «здесь и сейчас». Зададим задачку моему «графу-графину»! – он «крякнул» и «тяпнул» – Хе-хе… А графы я изучаю…, вот и имею хохму все титулы объединять «графами-графинчиками»…
– Простите… Вы сказали – нумеролог… Это ведь близко к астрологии? – осторожно спросил музыкант, выказывая тоном в голосе свой не праздный интерес.
Александр Александрович очень пристально вглядывался в лицо одессита и ему не трудно было заметить то особое напряжение в выражении лица собеседника, что выдавало его заинтересованность в теме.
– Хм… друг мой… Вас ведь что-то тревожит… Не каждый второй интересуется такими вещами… Или я ошибаюсь? – он скривил улыбочку, уверенный, что попал «в десятку».
– Ну… да… В известной степени…
«Кащею» очень нравилась «постановка задачи» и он сказал:
– Если двумя словами…, то, положим, такой вот формулой: нумерология – астрология числа.
– А если десятью… словами?
– А десятью… сложнее… Не на один «графинчик»… Что же… Дело в том, астрология в большей мере должна быть связанна с бесконечными и непрерывными структурами и для… разрешимости требуются… существенные ограничения на условия… Там, в «матане» ведь понятие «гладкости» важно… А у нас, «дискретов», зато алгоритмики эффективненькие для любой вычислительной сложности! Любой! Трудно не математику объяснить… Могу сообщить вам, коллега, что на этой «нестыковочке» сломали копья и Ньютон и Эйнштейн… За них! Не чокаясь. Прозит!