Собирай и властвуй
Шрифт:
В Эфире Очаг змеиного города предстаёт сплошным пятном света, так же выглядят и тела саламандр. Рагнар наблюдает за той, что извивается меж раздувшихся от жара яиц, пытается прикрыть гибким чешуйчатым телом. Легионеры поливают струями холода, яйца взрываются, выплёскивая хаому. Пряди серого тумана, истончившиеся струнами, доносят до Рагнара странный голос, похожий на перезвон лиры:
– Только не холод, не холод! Верните огонь!..
Тело саламандры изменяется, перетекает из одной формы в другую: то женщина с бронзовой кожей, то ящерица с богатым
[Кристалл памяти]
Трудно даётся мужество, ещё труднее - мужество разума. Легко ли признаться себе, что ошибался во взглядах, что потратил жизнь на пустое? Как если бы, прожив жизнь в оазисе, только его замечая, увидеть наконец пустыню вокруг. Увидев же, найти в себе силы бросить ей вызов - отважиться на переход.
[
Год
двадцать седьмой
]
Эфир и Астрал
Беллкор,
цитадель саламандр
[1]
Очнувшись, Рагнар услышал мелодию - вырвала из крепких объятий Эфира. Казалось, переговариваются колокола: гулкий удар большого, перезвон средних, переливы маленьких, подобные теньканью птиц. Звуки переплетались, проникали друг в друга, соединялись в узор. Через мгновение Рагнар и сам стал частью мелодии - тело его запело. Запело потому, что было одной из щетинок покрова, охватывающего цитадель саламандр.
Далеко внизу кипит битва, звуки её пронзают мелодию, как пронзает порой росток каменную плиту. Рагнара пронзает осколок света, торчит из груди, вокруг двумя концентрическими кругами собирается боль. "Так уже было когда-то, - ворочаются в голове вялые мысли, - два кольца и огонь в середине". Тушу златожука внизу облепили зомби, а он и правда светится золотым, только теперь Рагнар это видит. Светится всё южное воинство, свет свивается нитями, нити охватывают цитадель, перетекают в звуки мелодии.
– Ещё одно изменение формы, - Рагнар пробует голос, и голос звучит, изливается, - суть от сути волшебства саламандр...
Метаморфозе подвергнута твердь близ цитадели - что-то вроде перловой каши, если на вид, бурлит, перекатывается; в постоянной метаморфозе и сама цитадель, похожая на вытянутый колокол: открываются и закрываются дыры, из которых сочится слизь, набухают рожки и жгутики. Плоть Рагнара сращена с плотью внешнего покрова цитадели - чары саламандр переплели, растворили одно в другом, соединили в узор. И вот спину что-то принимается грызть, а Рагнар только и может, что заходиться криками боли. Цитадель включает его ор в свою песнь, разукрашивает мелодию обертонами.
– Нет!..
– стонет Рагнар, - отпусти меня, отпусти!..
Из груди его появляется хобот, приподнимается вверх, являя кольцо игольчатых зубок по внутренней кромке, затем раздувается, плюёт вниз
Чары саламандр сохраняли Рагнару жизнь, сохраняли сознание, сохраняли боль, из которой ковали стрелы. Когда-то сказал Хакану, что нет вещи более противоестественной, чем некромантия - как же глубоко ошибался...
– Давай же, - прохрипел Рагнар, когда внизу появился "мамонт" в окружении пяти щитоносцев, задрал ствол, - убей меня, уничтожь!..
"Мамонт" ударил огненной сферой, затем усиленной ледяной стрелой; первая вскипятила покров где-то слева, вторая взорвалась осколками над головой. Больше не было ничего, потому что хобот плюнул, как ни пытался Рагнар плевок удержать, ком слизи со шлепком разбился о покатую башню, разлетелся брызгами. Поражённые не на физическом уровне, а на эфирном, щитоносцы крутились на месте, поливали холодом недоступного обычному зрению врага. Обычному оружию, впрочем, недоступного тоже.
– Стреляй же ещё, - умолял Рагнар, с трудом глотая гарь, наползавшую со стороны ожога, оставленного на теле цитадели огненной сферой, - не теряй времени...
Однако машина взревела, подалась назад, внутри неё что-то взорвалось, повалил похожий на чёрные шары дым.
– Ненавижу, - заскрежетал зубами Рагнар, - всех вас ненавижу!..
Мелодия цитадели звучит громче и громче, выплёскивается упругой волной, сотрясает небесный купол, и купол звенит колоколом. В основании открываются дыры, из них скользят-выбираются саламандры. Рагнара звуковой удар протягивает, словно усеянный шипами кнут, переносит в Эфир.
– Когда же всё это кончится?
– спрашивает он у серых полотен тумана, - ведь должен же быть предел...
А саламандры соединяются вокруг цитадели одним большим кольцом, мелодия собирается в точку контрапункта, заклинание достигает пика. Вершина цитадели расходится, раскрывается бутоном цветка, выстреливает огненной сферой. Какое-то время сфера висит в воздухе, затем разлетается на осколки, будто лопнувшее яйцо. Крылья расправляет огненная саламандра, сыплет искрами, от искр вспыхивают саламандры внизу.
– Где же я, - пытается сообразить Рагнар, - по-прежнему в Эфире, или вернулся в Сущее?
Подожжённые саламандры кажутся неуязвимыми, даже "ехидны" им нипочём: вот одна забралась в раструб орудия, другая, и боевая машина взрывается, разлетается на куски, а они выкатываются огнём из огня, мчатся дальше.
– Вот ты где...
– слышит Рагнар голос Хрисанфа.
– Оставайся в Эфире, не меняй форму, сейчас попробую освободить.
"Начинаю сходить с ума, - думает Рагнар, - голоса слышать. И хорошо бы, если безумие заберёт с собой боль..."