Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста
Шрифт:
Потом, через два дня, когда я на своей «Джульетте» отвез Раду и Алексея на пресс-конференцию Папы Иоанна XXIII, все развивалось по заранее обговоренному сценарию. Сама встреча подробно описана Аджубеем в его книге. Папа принимал супружескую пару в своей личной библиотеке. Я остался дожидаться Алексея Ивановича и Раду в Тронном зале. Алексей Иванович передал Папе поздравительное послание Хрущева. Иоанн XXIII вручил ему ответное послание Никите Сергеевичу. Аджубей вышел из личной библиотеки Папы радостно возбужденным.
— Срочно едем, Леня. Подробности потом. Никому ни слова о встрече. Ты знаешь, что мне сказал
Мы выехали на «Джульетте» из ворот Ватикана. Я был за рулем, Аджубей сидел рядом со мной, Рада — на заднем сиденье. Машину окружила толпа журналистов. Я притормозил. В окошко просунулась взлохмаченная голова моего друга, талантливого журналиста из прокоммунистической вечерней газеты «Паэзе сера» Уго Маннони.
— Леонида, — завопил он, отбиваясь от своих конкурентов, — дорогой мой, только одно слово! Была ли встреча твоего главного с Папой? Мы задержали весь тираж в типографии в ожидании этого сообщения. Умоляю тебя!
— Чего он орет? — строго спросил Аджубей.
— Это мой друг, Алексей Иванович, из «Паэзе сера». Он насчет встречи с Папой. Что сказать? Он мой очень хороший друг…
— Скажи, что никакой встречи не было. Просто мы с Радой задержались, чтобы осмотреть картинную галерею Ватикана.
Все это я сказал Уго Маннони от имени синьора Аджубея, и он, благодарно кивнув головой, молниеносно удалился, чтобы дать несколько строк в свою газету. А Иоанн не сдержал своего слова. В газете «Оссерваторе романо» было опубликовано очень маленькое, но сенсационное сообщение о его встрече с Алексеем Аджубеем.
На другой день рано утром в корпункте зазвонил телефон. Я сразу же узнал голос Уго Маннони.
— Леонида? Чао, дорогой. Слушай, как на русский переводится слово «путана»?
— Путана? Ну, проститутка или, по-простому, блядь.
— А какая между ними разница?
— Разница? Точно не знаю, но в народе говорят, что проститутка — это профессия, а блядь — это свойство характера.
— Да? Так вот, ты настоящая блядь, Леонида…
О, сколько у меня ушло представительских бутылок водки, чтобы убедить Уго, что я тут ни при чем и что журналистика вообще профессия очень противная.
А в тот день мы писали шифровку о результатах встречи с Папой Иоанном. Это, конечно, был триумф Аджубея. Хотя мне он сказал по секрету: «Вообще-то Папа поставил очень жесткие условия перед Никитой в плане заключения межгосударственного соглашения: максимальное расширение религиозных свобод в Советском Союзе в обмен на трехсотмиллионную армию католиков, которая будет бороться за мир. А вообще, игра стоит свеч. А тебе, Леня, большое спасибо за помощь. И не бойся гнева своего резидента после моего отъезда. Он теперь сам тебя будет бояться».
Межгосударственное соглашение между Советским Союзом и Ватиканом не состоялось. Этому помешали, на мой взгляд, два обстоятельства: смерть Папы Иоанна XXIII в июне 1963 года и снятие Н.С.
Иоанн XXIII умирал очень тяжело — от рака печени. Умирал в сознании и диких болях. Умирал, запретив делать себе обезболивающие уколы, ибо хотел доказать всем смертным, что и папы принимают на себя мирские страдания, так как ничем не хотят отличаться от простых людей. Плачущим над ним близким он сказал перед смертью: «Не горюйте так… Что такое жизнь? Это длинный коридор, по которому идет человек. А потом, в конце коридора, — поворот. Направо или налево. И вот зашел человек за угол — и его нет. Смерть это? Не знаю. А может, его просто не видно, потому что он повернул за угол и продолжает шагать в бессмертие…»
Мог зайти за этот самый угол и я, правда, без твердой уверенности, куда пойду: направо или налево, хотя пострадал за святое дело. Пострадал, прикрыв собой Аджубея, потому что целились в общем-то в него. Договоренности между Иоанном XXII! и главным редактором «Известий» не всем пришлись по душе. Определенные круги, а к ним относились в первую очередь правые христианские демократы, неофашисты и, как ни странно, левые экстремисты, назвали позицию Папы «прокоммунистической», а его самого окрестили «агентом Москвы». Мои же агенты, помогавшие в подготовке всей ватиканской операции, забили тревогу, так как получили сведения о том, что итальянские спецслужбы намерены осуществить целый ряд «активных мероприятий», чтобы «испортить успешно начавшуюся советско-католическую обедню», тем более что и американское ЦРУ серьезно обеспокоилось позицией Папы Римского. Через некоторое время после встречи с Папой Иоанном Аджубей, возвращаясь из своей очередной командировки, вновь оказался в вечном городе. В Риме он провел всего два дня, поэтому мы решили обойтись без всяких официальных встреч. Мой газетный шеф привез очередную сенсацию.
— Ты знаешь, — шепнул он мне, — видимо, мне предложат кресло министра иностранных дел.
— А не лучше ли оставаться главным редактором «Известий» и зятем Никиты? — засомневался я.
— Дурачок вы, Леня, ничего не понимаете. Вам же присвоили очередное звание за Ватикан? Присвоили. Вот и мне полагается то же самое.
Самолет, на котором Аджубей должен был возвращаться в Москву, вылетал рано утром с римского аэродрома Фьюмичино. Договорились, что в аэропорт он поедет в автомашине посла, а я последую за ним, в эскорте провожающей посольской и журналистской братии. Однако не успел я вернуться в свой журналистский корпункт, как задребезжал телефон. В трубке раздался голос Аджубея.
— Ты знаешь, Леня, я, пожалуй, поеду в твоей машине.
— Но посол обидится. Ведь он же хочет проводить по протоколу.
— Пускай обижается. Наплевать мне на протокол. Ты не загоняй, пожалуйста, автомобиль в гараж. Подъедешь к гостинице пораньше, мы еще немного поболтаем о делах.
Я оставил «Джульетту» на улице. Оставил на всю ночь, хотя должен был прекрасно знать, что мой телефон прослушивается и что вообще разведчик не должен оставлять машину без присмотра. Не знаю, почему я так сделал, ей-богу, не знаю. Может быть, потому, что даже представить себе не мог, что на жизнь моего шефа могут посягнуть.