Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста
Шрифт:
У меня, честно говоря, екнуло сердце. «Черт возьми, а ведь дело принимает действительно серьезный оборот», — подумал я про себя, а на лице изобразил радостное удивление.
— Онореволе, поздравляю! Это колоссальный успех. Что касается вашего предложения, то я полностью согласен с планом операции, и мы будем готовить ее с вами вдвоем. Только вдвоем, понимаете? Необходимые средства для поездки и соответствующую компенсацию вам предоставят.
— Леонида, друг мой! Какие средства и какая компенсация?! Ведь я же очень не бедный человек. Ничего не нужно, кроме необходимого устройства и небольшой тренировки с писто… то есть, я хотел сказать, с авторучкой. Впрочем, я был бы рад, если бы ты слетал со мной в Мадрид
У меня второй раз екнуло сердце. Резиденту нужно докладывать все или почти все, что касается оперативных дел, особенно столь экстраординарных. Утаиваются лишь романы и семейные неурядицы. Я дословно воспроизвел резиденту свой разговор с Вестом и его пожелание. Резидент как-то сразу погрустнел.
— Сообщу в Центр срочно, Леонид Сергеевич. Продолжай интенсивно работать с Вестом и будь предельно внимателен к динамике его психического состояния.
Ответ из Центра пришел очень быстро. Резидент опять пересказал его, заглядывая в недоступную для меня шифротелеграмму.
— Центр согласен, чтобы ты сопровождал Веста в Мадрид. Паспорт тебе сделают на имя итальянского репортера. Устроишься в той же гостинице, что и Вест. И будешь ждать до конца. Возьмешь какое-нибудь интервью — у нас там есть человек, который тебе поможет. Короче, дорогой Леня, вся ответственность ложится на тебя. Ты автор проекта и его исполнитель, понимаешь? Да, потребуется еще немного времени, чтобы подготовить техническое снаряжение и документы. Так что ты мягко сдерживай порывы агента.
Мои встречи с Вестом участились. Он постоянно пребывал в сильном нервном напряжении и таял буквально на моих глазах. Только на посеревшем лице горели лихорадочным огнем глаза. Потом меня смутило еще одно обстоятельство. Мой агент вдруг ударился в воспоминания, много рассказывал о Франко, об их юношеской дружбе, и где-то в его словах я начал улавливать нотки какой-то скрытой симпатии к молодому Франсиско.
После одной из встреч, мучаясь бессонницей, я вдруг с необыкновенной ясностью представил себе такую картину.
Мы с Вестом, благополучно преодолев все сложности, прилетаем в Мадрид и устраиваемся в гостинице. Мой агент назначает встречу с каудильо, а я остаюсь в номере и, включив телевизор, жду экстренного правительственного сообщения. А в шикарном кабинете Франко, встав из-за стола, обнимает своего давнего друга, может быть, даже со слезами на глазах. Сердце Веста не выдерживает, он тоже плачет и говорит: «Дорогой Франсиско, прости меня, грешного, что приехал к тебе со злодейскими намерениями. В отеле «Виктория» сидит под личиной корреспондента один мужик из советской разведки и ждет, когда я выстрелю в тебя из этой авторучки. Кстати, возьми ее себе на память…» Видение было настолько явным, что я с самого утра, не передав в родную газету обязательной информации, ринулся к резиденту. Он внимательно выслушал мой не очень связный монолог.
— А ты сам не струсил, Леонид Сергеевич?
— Нет, шеф. В разведку идут работать не для того, чтобы разводить цыплят. Я готов ко всему. Но представляете, какой разразится скандал, если сработает такой сценарий! И как пострадает авторитет не только нашей службы, но и государства. Уж лучше тогда я поеду один с «бомбой» для диктатора.
— Не говори глупостей, Леонид. Дело очень серьезное, и твои соображения заслуживают самого пристального внимания. Я срочно запрошу начальство. Завтра приезжай с утра.
Ответ из Центра пришел. Я это понял сразу по выражению глаз моего шефа, когда назавтра явился к нему утром.
— В общем, Леонид Сергеевич, последнее слово за тобой. Никаких претензий к тебе не будет. Советуют не спешить, еще раз все взвесить и, самое главное, не ошибиться в оценке душевного состояния Веста и его здоровья, естественно. Докладывай мне все, что еще надумаешь, в любое время суток.
Встречи
Старик Вест очень любил испанского поэта Федерико Гарсия Лорку, а с его легкой руки и я открыл для себя этого замечательного стихотворца, которого на рассвете 20 августа 1936 года тайно расстреляли фашисты по приказу Франко. Поэт-трибун, защитник свободы и справедливости, относился к смерти так же, как и его почитатель Вест…
Хочу уснуть я сном осенних яблок И ускользнуть от сутолоки кладбищ. Хочу уснуть я сном того ребенка, Что все мечтал забросить сердце в море. Не говори, что кровь жива и в мертвых, Что просят пить истлевшие их губы. Не повторяй, как больно быть травою, Какой змеиный рот у новолунья. Пускай усну нежданно, Усну на миг, на время, на столетья, Но чтобы знали все, что я не умер, Что золотые ясли — это губы, Что я товарищ западного ветра, Что я большая тень моей слезинки…Вот эти последние строки я хотел бы прочесть у надгробия Веста. Но — увы. Резидент категорически, но в очень мягкой форме запретил мне идти на похороны. «Засветишься, дорогой мой, — сказал он. — А сейчас это уже ни к чему».
Но я, признаюсь, пошел. Было много народу и полиции. Я не стал подходить близко к месту траурного действа. Сняв шляпу, я поклонился тому, кто был Вестом. Защемило сердце. Я любил старика. Он чем-то напоминал моего отца. Дело о покушении на Франко закрыли. И о нем больше никто не вспоминает.
И вот сейчас я думаю: может быть, я действительно струсил тогда? И в автомобильных авариях побывал, и стреляли в меня, и «наружка» хватала, и несколько раз собирал чемоданы, чтобы смотаться из Италии, была и «подстава» контрразведки. Нет, не трус. Но может быть, подсознательно сработала вдолбленная в далеком детстве бабкой Авдотьей, постоянно таскавшей меня в церковь, заповедь «не убий». Я ее запомнил на всю жизнь, забыв о некоторых других.
А теперь перенесемся в год 1969-й. Я возвратился из Италии в Москву, и Первое главное управление КГБ оставило меня под «крышей» газеты «Известия» как перспективного сотрудника. Главный редактор газеты Лев Николаевич Толкунов, побывавший у меня в гостях на Апеннинах и даже написавший совместно со мной три больших очерка об итальянских делах, даже назначает Колосова заместителем редактора иностранного отдела. Но «контора» мешает: я веду номер, а мне звонит шеф 5-го отдела или его заместитель и требует немедленно прибыть на службу, ибо пришла из Италии очередная шифротелеграмма, в которой никто не может разобраться. Или следует безоговорочное указание: немедленно на партсобрание отдела, или еще что-нибудь… Ну кому объяснишь, что ты подневольный кагэбэшник, должен подчиняться приказу, хотя «горит» международная полоса? Я издергался вконец.