Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста
Шрифт:
Весной 1971 года, примерно за шесть месяцев до своего бегства на Запад, Лялин был завербован МИ-5 и сообщал сведения о планах проведения диверсий в Лондоне, Вашингтоне, Париже, Бонне, Риме и других столицах западных государств. Он сообщил, что в каждой столице сотрудникам Отдела «В» было приказано наметить важнейших деятелей и следить за их перемещениями, чтобы можно было их ликвидировать в случае возникновения критической ситуации. Главная задача Лялина заключалась в том, чтобы выявлять наиболее важные объекты, которые можно было бы нейтрализовать в случае начала войны. Некоторые планы Отдела «В» были столь же невероятны, как и планы ЦРУ по ликвидации Кастро. По одному из таких планов, о котором рассказал Лялин, советские агенты под видом посыльных и курьеров должны были разбрасывать
После бегства Лялина в московском Центре сложилась критическая ситуация. Не иначе как по указанию Политбюро, Отдел «В» был упразднен, а его сотрудники были отозваны из зарубежных резидентур. Вскоре после бегства Лялина МИ-5 убедила правительство Хита отдать распоряжение о массовой высылке советских разведчиков. Девяносто сотрудников КГБ и ГРУ в Лондоне были высланы из страны. Еще пятнадцать человек, находившихся в отпуске в Советском Союзе, получили уведомление, что обратный въезд в страну им запрещен. Таким образом, общее количество высланных составило сто пять человек».
Вообще-то врагов у меня было не так уж много и во внешней разведке, и в газете. В «Известиях», например, я особенно не полюбился двоим. И надолго. Вероятнее всего, потому, что сразу же начал писать и печататься, получая похвалы от самого высшего редакционного начальства. Завистники они были отменные, и не только ко мне, но и к другим своим коллегам. Прорывались они в «загранку», перешагивая, что называется, через трупы. Интриги двух «гениев злодейства» все же не прошли даром. Одному удалось захватить корпункт в Риме без знания итальянского языка и умения писать вообще. Однако счастье продолжалось не долго. Уже в послезастойные времена корпункт прикрыли за отсутствие интересной информации. Но его собкор быстро переквалифицировался. Сначала он начал продавать в Россию подержанные итальянские автомобили, потом обувь, а затем сколотил какую-то благотворительную ассоциацию, в которой заколачивает деньгу в роли президента, попрошайничая у богатеньких.
Его приятель в качестве собкора «Известий» оккупировал Испанию, но опять-таки не преуспел как журналист. Тоскливые репортажи о сплошных политических кризисах в стране Сервантеса очень скоро набили оскомину. Корпункт закрыли. «Испанец» не обладал коммерческими талантами своего приятеля и посему стал иждивенцем у своей супруги, которая преподает вроде бы до сих пор русский язык в Мадридском университете, зарабатывая на хлеб насущный.
Нет, не по злобности характера написал я об этих недоучках от журналистики, а для того, чтобы упредить молодых газетных боссов от ошибок в подборе кадров. Журналист должен обладать талантом не в интригах, а в творчестве. Журналист, как и разведчик, должен быть честен перед собой и перед народом, из которого вышел. Иначе надо идти в торговлю или в сутенеры. Конечно, друг в истинном понимании этого слова — явление довольно редкое. Мой наставник из разведшколы, царство ему небесное, поучал меня:
— Леня, друзей в жизни почти не бывает. Поэтому не верь никому, кроме самого себя. А себе — только по воскресеньям. Тебя когда-нибудь да предадут те, кого ты считал по наивности друзьями. И помни: нет врага опаснее, чем бывший друг.
Владимир Даль посвятил слову «друг» аж целых две колонки, но мне запомнились больше всего такие слова: «Не бойся врага умного, бойся друга глупого». И еще: «На друга надеяться — самому пропадать». Вот так-то. Потом и мне на закате жизни стало ближе слово «приятель» или «хороший приятель». Друзьями я старался не называть ни старых, ни новых знакомых. Почему? Потому что недругов немало было.
Впрочем, бывали и исключения. Когда меня назначили заместителем главного редактора «Недели», отделом репортажа, новостей и спорта руководил Эдуард Моисеевич Церковер, очень талантливый журналист. Поначалу он возненавидел меня, всячески противился моему назначению на руководящую должность и тем нововведениям, которые я пытался привнести. Но когда я несколько раз вытащил Эдика из больших неприятностей, в кои он попадал по пьяни и по глупости, тот возлюбил меня до конца дней своих
1
Сладкое ничегонеделание. (Примеч. авт.)
У Эдуарда не складывалась семейная жизнь. Он то расходился, то сходился со своей женой, которая никак не могла родить ему детей. Не потому, что не хотела, а просто не могла по разным чисто женским причинам. А он очень любил детей. Когда у нас с Натальей (моей второй женой) родилась Машка, он написал:
Я смотрю на твою фотографию И жалею, что ты не моя. Наши разные биографии, Не стыкуются наши края. Маша-Машенька, девочка-солнышко. Почему ты не дочка моя? Потому что не вышло полностью, Потому что есть в сердце полости, Не заполненные до края. Я тебя подожду, чудесную, Я тебя подожду, непосредственную. Чтобы ты своей собственной песнею Подтвердила судьбу наследственную…Я встретил Эдуарда, когда вернулся из Югославии, а наша «Неделя» развалилась. Он работал в каком-то другом издании. Встретились на улице около станции метро «Новослободская». Обнялись, расцеловались. Эдик выглядел усталым и очень расстроенным.
— Эд, что с тобой?
— У меня вчера сдохла собака. Теперь очередь за мной.
— Да брось бы! Давай встретимся через недельку. Я вот утрясу свои дела после приезда.
— Давай. Позвони мне. Вот телефон.
Но через неделю позвонил наш общий знакомый:
— Леня, вчера умер от инфаркта Эдик Церковер…
У итальянцев есть странное словосочетание: «Мио каро немико», то есть «мой дорогой недруг». Нет, он не был моим недругом, мой дорогой Эдуард. Царство ему небесное. В тот день я плакал, хотя плачу очень-очень редко.
Встретился мне в жизни и другой нестандартный человек, который оставил в моей судьбе незабываемый штрих.
Так вот был у меня среди разномастных знакомцев в «Известиях» один очень хороший приятель, который не имел прямого отношения к пишущей братии. Когда я пришел в «Известия», он занимал пост заместителя директора издательства газеты по хозяйственной части. В ведении Владимира Ивановича Десятникова находились и все известинские корпункты, а поскольку я уже был кандидатом на поездку в Италию, мы познакомились. И сразу же понравились друг другу.