Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста
Шрифт:
— Нет. У меня еще дела в Москве. Так что спасибо за приглашение. Обязательно приду.
Я выбрал из своих итальянских запасов какой-то подарок Виктору и приехал в его холостяцкую квартиру к назначенному часу. Гости были в сборе. Светлана на правах хозяйки представила меня присутствующим и усадила на стул. Начались тосты, поднялся обычный застольный шум. Неожиданно зазвенел входной звонок. Светлана побежала встречать запоздавшего гостя. И вошла она… Вы догадались? Это была Натали. Светлана усадила ее рядом со мной на пустовавшее место.
— Доволен? — спросила она у меня, хитро улыбаясь.
— Спасибо тебе, Света.
А потом начался ураган любви — другого слова не подберу. У нее была кооперативная однокомнатная квартирка на Красной Пресне. А у меня в московской резиденции
…Последняя ночь. Утром уже наступившего дня я отбываю вагоном «Москва — Рим» с Белорусского вокзала. У Наташи на глазах слезы.
— Я приду тебя проводить на вокзал?
— Там будут родственники и друзья…
— Не важно. Я останусь незаметной для всех, кроме тебя.
На перроне собралось довольно много провожающих. Пришли и те, кому нужно было передать посылку родственникам и друзьям, работающим в Риме. Мы с дочерью Ирой сложили все вещи в двухместное купе, а сами вышли на площадку вагона. Поезд тронулся. Все замахали руками и заорали слова прощания. А Наташи все не было. Поезд ускорил бег, все меньше оставалось людей, стоявших на перроне. Наташи не было. И вот только на самом краю платформы — стройная фигурка моей Натали. Она машет вслед зеленым платочком. Из моих глаз потекли слезы. Дочка удивленно смотрит на потерявшего привычную суровость отца.
— Папа, ты почему плачешь?
— С Москвой расставаться жалко.
Занавес очередного действия любовной драмы опустился. Но не навсегда. А в Риме ждала жена.
Читатели имеют полное право спросить меня: все ли предсказания старой гадалки из Актюбинска сбылись? Да, почти что все, начиная с проигранных в очко порток и кончая тремя дочерьми, которых мне подарили, как и нагадала цыганка, две жены. Женился я на втором курсе института. Прожил я с Евой, своей супругой, эстонкой по национальности, более четверти века. Как и предсказывала актюбинская гадалка, родила она мне двух прекрасных дочерей — Ольгу и Ирину. А потом мы развелись в самый тяжелый для меня период, когда я ушел из разведки и мне в связи с бегством на Запад предателя Лялина закрыли выезд за границу. Это был крах для журналиста-международника. Впрочем, не только это было веской причиной для развода. Как-то вычитал я у известного сексолога Огюста Фореля, что среднюю продолжительность супружеской жизни между мужчиной и женщиной мать-природа ограничила двумя десятками лет, чтобы, дескать, не появилось на свет ущербное потомство. Черт его знает, может быть, это и так, а может быть, и нет. Ева, обладавшая поистине нордическим характером, прошла со мной, как говорится, через огонь, воду и медные трубы. И ничего, кроме глубокой благодарности за верность и самоотверженность во всех перипетиях моей очень неспокойной жизни, я не испытываю к этой почти идеальной женщине. Почти идеальной. Как-то очень быстро затух наш разгоревшийся в студенческие годы костер любви, и она не предприняла ни одной попытки, чтобы раздуть его. А когда со мной приключилась беда, и я, честно говоря, зверски запил, болтаясь из одной компании в другую, она сказала, что мне лучше уйти из семьи, чтобы не разрушать светлого будущего моих дочерей. И я ушел, оставив квартиру, все имущество, деньги и даже удобный для запоминания номер телефона, который мне устроили по блату «Известия». Ева настояла, чтобы мы официально развелись с отметкой в паспортах, дабы я не смог предъявить никаких претензий в будущем. А у меня и мыслей таких не было.
Наташа-Натали пришла ко мне в самую тяжелую минуту, когда все в моей карьере полетело к чертовой матери. Пришла в тот момент, когда я стал подумывать о том последнем шаге, который делает честный офицер, когда ему шагать больше некуда.
— Ну что ты, дурачок, мучаешься? Переезжай ко мне, а там посмотрим.
Я перебрался к Наташе.
— Ты можешь на мне не жениться, — сказала она. — Будем жить вместе. Когда существует любовь, штампов не надо.
И тут последовало
— Леонид Сергеевич, мы знаем о вашем бедственном положении и очень вам сочувствуем. У нас есть одна идея, которая может показаться странной. Но подумайте. Мы предлагаем вам поехать на нелегальную работу в одну из латиноамериканских стран под прикрытием итальянского коммерсанта. Язык вы знаете прекрасно, торговлей занимались, а ксиву мы сделаем сверхнадежную. Так что десять — пятнадцать лет службы вам гарантированы. А потом можно и на пенсию, цветы разводить где-нибудь на подмосковной даче.
— А как это будет выглядеть конкретно?
— Конкретно? Очень просто. Мы подберем похожий на вас труп, изуродованный в автомобильной катастрофе, чтобы ваша бывшая жена, дочери, родственники и друзья уже не сомневались в вашей смерти. Ну и похороним с почестями. Затем год уединенного пребывания на одной из наших дач, где вы будете общаться только с итальянцами и осваивать некоторые дисциплины для нелегальной работы. А затем в путь-дорогу.
— Ну а как же с…
— Как с Наталией Сергеевной? Она вполне подходящая кандидатура. Работает в ЦК ВЛКСМ, член партии, в порочащих связях не замечена. Может ехать в качестве законной жены или временной. Но будет вашей радисткой.
Мой симпатичный собеседник улыбнулся. Да, все знал КГБ обо мне и моем ближайшем окружении.
— Мне надо поговорить с Наташей и немного подумать.
— Конечно, конечно. Запишите мой телефон. Позвоните, если надумаете. У нас к вам не будет никаких претензий в любом случае.
Наташа долго плакала после нашего с ней разговора.
— Никуда я не поеду, тем более с «трупом». Я люблю свою землю, своих родителей и тебя, дурака. Не надо мне никаких заграниц, денег и заморского благополучия. Я хочу, чтобы ты был со мной здесь и такой, какой есть. Проживем как-нибудь.
Через неделю я позвонил своему «работодателю».
— Вы знаете, неожиданно появилось одно весьма важное обстоятельство.
— Какое, если не секрет?
— Не секрет. Наташа беременна. На первом месяце.
— О, поздравляю! Тогда отложим наш разговор на некоторое время.
Я соврал, хотя и не совсем. Машка родилась с некоторым запозданием в июне 1977 года.
Кстати говоря, не ошибался древний толкователь имен. Именно Наталья числилась среди самых «благоприятных» женских имен для имени Леонид. Она привела в порядок мою возбужденную нервную систему, и в голову начали приходить разные смелые мысли.
Одна из них родилась осенью 1977 года, и я поделился ею с заместителем начальника Пятого управления КГБ, тогда еще полковником (а потом генералом) Василием Павловичем Шадриным. К тому времени ПУ (так сокращенно называли это управление) весьма активно использовало меня в области «контрпропаганды», то есть в сфере борьбы против «идеологических диверсий» Запада, и в первую очередь, конечно, против главного империалиста — США. Управление возглавлял генерал Бобков Филипп Денисович, ныне работающий в холдинге «Медиа-мост». Общее направление деятельности Пятого управления он однажды объяснил мне на одной из встреч очень кратко: «Контрпропаганда — это работа против вражеской пропаганды, а также беспощадная борьба с диссидентами и отщепенцами всех мастей…» Вот в плане этой борьбы и изложил я тогда Василию Павловичу идею «активных мероприятий» против центров идеологических диверсий, особенно активизировавшихся Германии и Франции. Вкратце они сводились к тому, чтобы мне, как журналисту-известинцу, выехать в означенные страны под предлогом написания серии статей о перспективах развития с ними экономических и политических отношений и под этим предлогом посетить наиболее злобные «центры», то бишь радиостанции «Свобода» и «Свободная Европа» (РС-РСЕ), редакции антисоветских журналов «Посев» и «Грани». Это — в Западной Германии. А во Франции, вернее в основном в Париже, зайти в парижский филиал РС-РСЕ, где активно сотрудничали бывший советский бард Александр Галич и бывший советский писатель-фронтовик Виктор Некрасов, и в редакцию журнала «Русская мысль».