Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста
Шрифт:
Копия этого «доноса» осталась у меня в архиве. Я немножко подкорректировал ее, доведя до нынешних дней, и получилась такая вот штуковина:
«Колосов Л.С. Родился 25 августа 1926 года в пролетарской по духу семье, во время нэпа, в Москве. Крещен в церкви Воскресения на нынешней улице Неждановой, где венчались мать с отцом и где я отпевал их, когда они умерли с разрывом в десять лет. При крещении младенец, нареченный Леонидом, был чуть не утоплен в купели пьяным батюшкой, другом деда ребенка — популярного в районе сапожника из частного сектора Григория Петровича Колосова. Другой дед — управляющий делами Всероссийского театрального общества (ВТО) Станислав Станиславович Стржилинский, известный в Москве своими амурными похождениями, — при крещении не был, ибо до этого отошел в мир иной. Наследственность от двух дедов повлияла на жизненный путь Леонида. Он сменил много профессий — от фрезеровщика до разведчика.
Можно посчитать сказанное за шутку, а можно воспринять и всерьез.
То, что я собираюсь сказать в заключение, конечно же может рассматриваться как послесловие.
Я по возможности честно рассказал в своих мемуарах о себе и о некоторых коллегах по опасному ремеслу, о ком знал больше, чем другие. Рассказал, естественно, не все, ибо остались нераскрытыми определенные тайны, которые ушли с ними и так же уйдут со мной. Я не претендую на истину в последней инстанции и, так сказать, абсолютную объективность, ибо ничего абсолютного в нашем быстро меняющемся мире не существует.
Мне показалось необходимым немного порассуждать вместе с вами, многоуважаемые читатели. Никто, наверное, не будет возражать тому, что на разведчиков смотрят как на героев невидимого фронта. Испокон веков слово «разведчик» было окружено почитанием и глубочайшим уважением. Но в то же время слову «шпион» история придала весьма нелестный оттенок.
Я не буду причислять всех моих героев и самого себя ни к одной, ни к другой категории. Разведчиками становятся все же люди с особым характером, для которых, да простят меня читатели, несколько стираются грани между подвигом и предательством. Возьмем в руки для убедительности толковый словарь выдающегося знатока русского языка Владимира Даля. Читаем: «Подвиг — доблестный поступок, дело или важное, славное деяние. Воинские подвиги шумят и блестят, гражданские темны и глухи». Читаем далее: «Предательство — предательское дело. Всякая крамола первую неудачу свою сама готова приписать предательству». Это значит, что и подвиг, и предательство — суть дело, поступок, на который надобно решиться. Во имя чего? Вот это уже другой разговор…
Не знаю, как вам, но мне лично всегда нравился английский писатель Редьярд Киплинг, тот самый, который создал любимейшую всеми детьми сказку «Маугли» и которого с легкой руки какого-то нашего партийного идеолога окрестили «певцом британского империализма». Но я любил Киплинга не только как отличного писателя, но и как удивительного поэта. Я приведу только небольшой отрывок из его стихотворения «Марш шпионов».
Не там, где летит эскадрон. Не там, где ряды штыков, Не там, где снарядов стон Пролетает над цепью стрелков, Не там, где раны страшны, Где нации смерти ждут, В честной игре войны, — Место шпиона не тут… Не хочет ли он обмануть? Не в засаде ли он сидит? Что ему преградило путь? Выжидает ли он иль разбит? Не слышно его почему? Не отступает ли он? Узнай, проберись к нему! Вот твое дело, шпион!Перенесемся на минуту в Рим. 1972 год, 12 мая. Корреспонденту газеты «Известия» в Италии Леониду Колосову, вашему покорному слуге, в этот день вручается медаль «Золотой Меркурий» из чистого золота высокой пробы. Событие в общем-то
Думаю, что вряд ли кто из присутствовавших в то время на торжестве и тепло аплодировавших новому обладателю награды знал, кто стоит в этот момент перед ними. И наверное, никогда не узнал, если бы не целый ряд событий и обстоятельств. Во всяком случае, через два десятка лет, 11 июня 1992 года, приглашенный в Рим за «круглый стол» итальянского телевидения, посвященный обсуждению проблем терроризма, все тот же Леонид Колосов был представлен почтеннейшим коллегам по дискуссии и всем итальянским телезрителям как подполковник бывшего Первого главного управления, то есть внешней разведки, бывшего Комитета государственной безопасности бывшего Советского Союза. И конечно же как экс-корреспондент «Известий» в Италии с многолетним стажем. Не удивился, а скорее, сделал вид, что не удивился, лишь сидевший рядом со мной начальник СИСМИ — итальянской контрразведывательной службы генерал Федерико Умберто д'Амато.
— Дорогой подполковник, — добродушно усмехнувшись, сказал он, обращаясь ко мне перед началом телепередачи, — я просмотрел ваше дело перед этой встречей. Оно довольно объемистое и весьма любопытное. Нас кое-что смущало в вашей прежней деятельности, но не было явных признаков шпионажа, ибо журналистика — самое хитрое прикрытие для людей шпионской профессии. Вас очень много печатали в «Известиях», и все, что вы делали в целом, шло на пользу и Италии и СССР. Кроме того, вы работали, вероятно, с очень надежной агентурой. Никто вас не заложил за столько лет пребывания на Апеннинах. Кстати, мы завтра смогли бы с вами пообедать, а потом я бы смог показать вам ваше досье.
— Я очень благодарен вам, генерал, за любезное приглашение, — отвечал я, — но завтра в десять утра я улетаю в Москву.
— Жаль, очень жаль. Тогда в качестве приятного сюрприза к отъезду открою еще один давний секрет: наша служба визировала в свое время награждение вас «Золотым Меркурием».
Из тринадцати лет, прожитых в Италии, девять из них я проработал как сотрудник советской внешней разведки. Прибыл я в Италию в звании старшего лейтенанта, а уехал подполковником. Внеочередные звания присваивались, как вы сами понимаете, не за красивые глаза. Но я всегда вел честную игру и ничего подлого не сделал стране, в которой работал как разведчик и журналист. Поэтому, когда «железного Феликса» стащили удавкой с пьедестала, и пришло ко мне решение рассказать о перипетиях моей деятельности. Истек срок давности «на молчание», и появилось желание поведать всю правду о себе. Так вышла в телеэфир передача «Риск в жизни разведчика».
На другой день после выхода передачи в эфир ко мне в гости пожаловали московский корреспондент итальянской газеты «Стампа» Джульетто Кьеза и представитель РАИ — итальянского радио и телевидения Джан-Пьеро Симонтакки. Они-то и организовали мою поездку в вечный город и участие в телевизионном «круглом столе».
Разместили меня по прибытии в Рим в роскошном отеле «Рафаэль» неподалеку от знаменитой своими фонтанами площади Навона. Сразу же ко мне был приставлен хвост — мне его без труда удалось вычислить, уж очень невнимательно он читал газету в вестибюле. Два дня из четырех я был предоставлен самому себе: поехал «поздороваться» с морем в местечко Фриджене, что в полусотне километров от Рима. Температура воды была около пятнадцати градусов, не больше, но я не мог отказать себе в удовольствии окунуться в давно забытые волны Адриатики. Тут откуда ни возьмись примчался спасатель и обругал меня сочным итальянским матом за опасное, по его мнению, несезонное купание. Я ответил ему тем же, на свой манер. «А, русский», — понимающе кивнул спасатель и, махнув рукой, ушел.
А потом был день работы с итальянскими телевизионными журналистами и прямой эфир «круглого стола». Мне задали очень много вопросов. Особенно интересовались именами агентов, с которыми я работал в Италии. Я ответил, что в свое время клятвенно обещал унести их имена с собой в могилу и клятвы не нарушу. В день отлета в шесть утра я вышел из отеля и побрел к Ватикану на его знаменитую площадь. Нежным перезвоном начали свою утреннюю песню колокола собора Святого Петра. Вставало солнце. Я прощался с Римом здесь. Arrivederci, Roma, до свидания, Рим. А может быть, прощай, кто знает?