Соблазн на всю ночь
Шрифт:
Его губы продолжали прикасаться к ее уху.
– Сколько бы мы ни ссорились, Фе, – прошептал Толбот, – наши тела находятся в полном согласии. Они словно созданы друг для друга. И мне кажется, именно это должно волновать нас в первую очередь.
Наверное, ей следовало сейчас засмеяться. Или упрекнуть его. Но Федре не хотелось словами разрушать очарование этого прекрасного мгновения. С неба на них смотрела луна, большая, белая, как будто сделанная из тончайшего фарфора, сквозь который просвечивал неяркий голубой свет. Их взгляды снова пересеклись,
– Вы действительно отлично танцуете, мистер Толбот. Вам нет равных в танцевальном зале, – наконец сказала она. – Зоуи говорила мне, что вы покорили всех своими талантами.
Глаза Тристана потемнели.
– Полагаю, этот дар достался мне в наследство от моей матери, – пробормотал он, сильнее прижимая к себе Федру. – Но я обладаю и другими талантами, моя дорогая. И ими восторгаются даже еще больше.
– Ваша репутация всем хорошо известна.
– Да? И чем же я так прославился? – Его улыбка сделалась слегка насмешливой. – Своей любовью к удовольствиям?
Она выдержала его взгляд.
– Да, собственно говоря.
– Страсть, Фе, может быть красивой. Я люблю женщин, они доставляют мне удовольствие. Я не разбиваю сердца на спор, и я не развращаю невинных.
Внезапно Федра почувствовала, что ноги у нее подкашиваются.
– Это все красивые слова, сэр, – возразила она. – Я вижу, что в вас есть нечто темное и опасное. И еще какая-то печаль. Мне кажется, вы не хотите показывать все это другим. Поэтому любовь к удовольствиям и развлечениям – это лишь ваша часть. Я права?
Уголок его губ приподнялся, а в глазах на мгновение вспыхнул огонь, который тут же погас.
– У вас просто слишком сильное воображение, миледи, – ответил он. – Давайте не будем превращать наш приятный легкий флирт в нечто тяжелое и серьезное.
– Я не флиртую, – проговорила она.
– А я не собираюсь обнажать мимоходом свою душу, – парировал он. – К тому же, как ни прискорбно, обнажение души – скучнейшая в мире вещь, и не много найдется охотников выслушивать это.
На Федру нахлынул приступ раздражения, но внезапно Толбот перестал ее кружить, и она остановилась. На террасе появилась миссис Уэйден, и было заметно, что она раздосадована.
– Прошу прощения, леди Федра. – Голос миссис Уэйден сливался с музыкой. – Но за вами пришли ваша мать и сестра.
Федра глубоко вздохнула и отошла на шаг назад.
– Не забывайте, Фе, что проблема с убитым на Стрэнде русским еще не решена, – проговорил он, и в его глазах появилась жесткость. – Не пытайтесь играть со мной, миледи.
Ее глаза расширились. А сердце так сильно забилось, что Федра перестала что-либо слышать, кроме его оглушительного стука.
– Я не могу… поверить, что вы говорите это серьезно..
– Верьте мне. – Он выпустил ее руку. – Напишите мне, где
Теперь Федра поспешно схватила его за руку.
– Подождите минуточку, сэр, – прошептала она, чувствуя, как ее захлестывает гнев. – Не надо так торопиться. Можете считать, что я уже пригласила вас к себе домой, но только вы должны помнить, что никто из членов моей семьи ничего не знает о человеке, убитом на Стрэнде.
– Вы снова лжете. – Его тон был холодным и отчужденным. – Вы что-то знаете о Горском. И ради вашей же собственной безопасности вам следует все мне рассказать.
Она нахмурилась и поджала губы, потом быстро повернулась и зашагала к гостиной.
Глава 7
Если нельзя исправить,
То лучше быстрее забыть,
В одну и ту же реку
Не стоит дважды входить.
Особняк на Кавендиш-сквер погрузился в темноту, стоявший напротив него уличный фонарь снова погас. Тристан не торопясь поднялся по хорошо отполированным белым ступенькам и достал из кармана ключ, который так и не был возвращен отцу.
В большом холле с высокими сводчатыми потолками все было тихо. На ярко освещенной мраморной лестнице дрожали темные тени, отбрасываемые настенными канделябрами. Тристан не мог объяснить себе, зачем он сейчас пришел сюда. Он снял пальто, перчатки, положил шляпу и направился к лестнице.
Около кровати отца Тристан обнаружил Пембертона, который, сложив руки на животе и уткнувшись подбородком в скомканный шейный платок, крепко спал в кресле. Дотронувшись до руки дворецкого и убедившись, что тот проснулся, Тристан прижал палец к губам.
Опустившись во все еще теплое кресло, Тристан окинул взглядом хрупкую фигуру отца. Через минуту к нему снова подошел дворецкий и принес на серебряном подносе наполненный коньяком графин и хрустальный бокал из коллекции венецианских бокалов лорда Хокстона. Пембертон расположил все это на столике рядом с кроватью, откланялся и тихо вышел из комнаты, оставив Тристана наедине с отцом.
Тристан взял графин и налил в бокал жидкости цвета темного янтаря. Ему предстояло провести рядом со спящим отцом бесконечно долгую ночь. Одним глотком он выпил все содержимое бокала.
Его взгляд остановился на отце. Ночная рубашка лорда Хокстона была застегнута на все пуговицы до самого горла, его ночной колпак сидел на голове самым наиаккуратнейшим образом. Его узкие руки с длинными тонкими пальцами лежали строго симметрично поверх одеяла. Даже теперь, перед лицом близкой смерти, лорд Хокстон по-прежнему оставался настоящим английским джентльменом.
Тристан поставил бокал на поднос и положил свою руку рядом с рукой отца. Тихо рассмеялся, вдруг поняв, что его собственная рука являлась точной копией руки лорда Хокстона.