Соблазнение Минотавра
Шрифт:
Она поняла, почему ее так раздражало, когда люди говорили о своем существовании как об ОДНОЙ жизни. Теперь она абсолютно была уверена в том, что у нее есть мириады жизней. Изменилось ее ощущение времени. Она с печалью осознала и остро почувствовала всю кратковременность физической жизни человека Смерть близко, ужасно близко, и мы несемся к ней сломя голову. Да, это так, но только если рассматривать жизнь так, как делают это другие, с их расписаниями, часами, измерениями. Все, что они вытворяют со временем, ведет лишь к его сокращению. Для них существует только одно рождение, одно детство, одна юность, одна любовь, один брак, одна зрелость, одна старость, одна смерть, и потом этот монотонный цикл они передают по наследству своим детям. Но Сабина, заряженная
Вглядываясь в луну, Сабина обретала уверенность в возможности продления времени за счет глубины переживаний, диапазона и бесконечного разнообразия опыта.
Именно это пламя, как тайная лихорадка, начало жечь ее изнутри, пылать в глазах, отсвечивать на коже, и ее мать, глядя на нее, сердилась: «Ты горишь, как чахоточная». Пылающее в ней пламя стремительной, лихорадочной жизни привлекало к ней людей так же, как прохожих, скитающихся по темным и пустым улицам, влекут огни ночной жизни.
И когда она в конце концов все же засыпала, ее сон был беспокойным сном ночного стражника, постоянно помнящего об опасности и вероломстве времени, пытающегося обмануть ее, отстукивая проходящие часы даже тогда, когда она спит и не может постичь их смысл.
Она смотрела, как Алан закрывает окна, зажигает свет, запирает дверь, ведущую на балкон. Уютное отгораживание от всего мира. Но вместо того, чтобы томно окунуться в тепло и нежность, Сабина ощутила внезапное беспокойство, как срываемый с якоря корабль.
Образ скрипящего, мятущегося корабельного каркаса явился к ней на волнах «Ile Joyeuse» [14] Дебюсси, который окутал ее дымками и туманами дальних островов. Звуки прибывали, как караван, нагруженный пряностями, золотыми митрами, дароносицами и потирами, и доставляли послания от наслаждения, заставляя мед сочиться между бедрами женщин, воздвигая чувственные минареты на телах мужчин, раскинувшихся на песке. Принесенные морем осколки разноцветных стекол, разбитых сверкающими солнечными лучами, волнами и приливами чувственности, покрывали эти тела, а желания набегали складками волн, разносясь по крови вспышками северного сияния. Ее воображению рисовался совершенно немыслимый танец мужчин и женщин в красных одеждах, веселых, нарядных, относящихся друг к другу как к не имеющим равных в своем великолепии.
14
«Остров радости» (фр.).
Желая оказаться там, где все гораздо прекрасней, чем здесь, она воспринимала все здешнее, осязаемое как некую помеху, препятствие на пути к более яркой жизни, ожидающей ее впереди. Ее блистательным партнерам предстояло ждать своего часа.
Настоящее — то есть Алан с его запястьями, поросшими шелковистыми коричневыми волосами, длинной шеей, вечно склоненной к ней как настоящее Древо преданности, — было убито настойчивым, нашептывающим, навязчивым сном, компасом, указывающим на миражи, плавающие в музыке Дебюсси, заманивая, соблазняя… Звуки этой музыки становились слабее, если она не вслушивалась в них всем своим существом, шаг музыки становился легче, если Сабина не следовала за ним, ее обещания, ее вздохи наслаждения становились тем яснее, чем глубже проникали в отдаленные участки тела непосредственно через органы чувств,
«Clair de Lune» [15] Дебюсси сиял над другими городами. Ей сразу захотелось в Париж, город, благосклонный к влюбленным, где жандармы снисходительно улыбаются, а водители такси никогда не мешают целоваться парочкам на заднем сиденье…
«Clair de Lune» Дебюсси сиял над лицами бесчисленных незнакомцев, над бесчисленными «Островами радости», музыкальными празднествами в Черном Лесу, над маримба, молящимися у подножия дымящихся вулканов, над безумными, пьянящими танцами на Гаити… Но только не над Сабиной, которая лежала сейчас в комнате с закрытыми окнами под тусклой лампой.
15
«Лунный свет» (фр.).
Музыка устала ее призывать. Звуки черных клавиш иронично поклонились ее инертности, словно станцевали павану в память усопшей инфанты, и растаяли в воздухе. Теперь ей оставалось слушать лишь звучание туманных горнов с Гудзона — гудки пароходов, на борт которых ей никогда, никогда не подняться.
Неделю спустя, надев фиолетовое платье, Сабина появилась на остановке на Пятой авеню и стала ждать, когда подойдет автобус для курящих. Усевшись, она открыла свою переполненную сумочку и достала индийское кольцо с крошечными колокольчиками. Она надела его вместо обручального кольца, которое, в свою очередь, отправила на дно сумочки. Любой ее жест отныне сопровождался легким позвякиванием колокольчиков.
На 64-й улице она выскочила из автобуса, не дождавшись, когда он полностью остановится. Ее походка изменилась. Теперь она шла стремительно, решительно, а ее бедра были словно налиты силой и энергией. Она шла, ступая всей ступней, как ходят латиноамериканцы и негры. Раньше, когда она шла к Алану, ее плечи были опущены, но теперь они были гордо расправлены, и она дышала глубоко, чувствуя, как ее соски впиваются в фиолетовое платье.
Когда она шла, по ее телу словно проходила волна: сначала вниз от ее ягодиц и бедер, а затем назад от ступней к коленям, бедрам, до самой талии. Так ее тело словно набирало силу перед событием, в котором будет задействовано целиком. На ее лице теперь не было ни тени смущения. Напротив, оно светилось таким ярким светом, что люди останавливались и глазели на нее, будто притянутые магнитом.
Уже начали вспыхивать вечерние огни, и тогда Сабина сравнила себя с вечерним городом, в котором огни зажглись одновременно, осветив его яркой иллюминацией. Огоньки вспыхнули одновременно в ее волосах, в ее глазах, на ее ногтях, в складках ее фиолетового платья, кажущегося теперь черным.
И только подойдя к квартире, она подумала о том, что до сих пор не знает, живет ли он один или нет.
Он проводил ее в комнату, похожую на него самого и обустроенную явно для одного. По стенам были развешаны его лыжные призы. На венской камчатной занавеси размещалась целая армия оловянных солдатиков в боевом порядке. На рояле в беспорядке валялись ноты, а посредине комнаты под свисающим с потолка зонтиком стоял недоделанный телескоп.
— Я хочу смотреть на звезды через собственноручно построенный телескоп. Сейчас я полирую линзу. Это занимает кучу времени и требует адского терпения.
— Но зонтик! — рассмеялась Сабина.
— Когда в квартире наверху начинают скакать дети, штукатурка сыплется и может поцарапать линзу. Мельчайшая пылинка может свести на нет результат многочасовой работы!
Она понимала его желание наблюдать планеты с помощью инструмента, сделанного собственными руками. Ей было любопытно, когда работа будет закончена, и она спросила, сколько еще времени это займет. Увлеченные телескопом, они вели себя как друзья и на какое-то время перестали подначивать и поддразнивать друг друга.