Соблазни меня
Шрифт:
— Тебя это так волнует?
— Я бы хотел купить ее.
— Она не продается.
— Я готов заплатить больше, гораздо больше, чем цена, которую предложат другие.
— Не продается, — повторяет Вэнн плотно сжав губы и обняв меня за плечи, и начинает отворачиваться, чтобы уйти.
— Триста тысяч, — громко говорит Сэм. И сейчас я прекрасно понимаю, что он просто пьян.
Вэнн подталкивает меня вперед, когда другой тонкий голос, из толпы говорит:
— Однозначно пять миллионов.
Возникает удушье, я чувствую, что мне не
Вэнн останавливается и оборачивается, чтобы взглянуть на обладателя голоса, все головы поворачиваются туда же. Невысокий худой мужчина, полностью одетый во все черное. Его лицо тонкое, заостренное и смертельно бледное, глубоко посаженные глаза блестят, словно темные драгоценные камни. Он кажется каким-то маленьким и незначительным, но я вдруг начинаю бояться его. Я не могу объяснить, почему у меня появляется такой сиюминутный и безотчетный страх, но я чувствую, как Вэнн напрягся. Стоит долгая напряженная тишина, которая кажется бесконечной. Я знаю, что выражение «можно услышать, как муха пролетит» — старое и избитое клише, но оно действительно очень подходит для данного момента.
Я ощущаю движение воздуха рядом с собой, и вижу Блейка, вставшего рядом. От него исходят волны мощи и неимоверной силы, он словно непоколебимая скала, в виде поддержки Вэнну. Я чувствую, как Вэнн расслабляется, и мой страх, отшелушивается от меня, как старая кожа. Это самое удивительное ощущение, иметь кого-то вроде Блейка «на своей территории», если можно так сказать, потому что точно знаешь, чтобы не случилось, он выйдет победителем.
— Монфорт, — холодно говорит Блейк.
Монфорт приветствует его легким поклоном головы, уголки его рта кривятся, в нем есть что-то очень злое даже гротескное. Я чувствую, как мурашки бегут у меня по спине и меня начинает колотить дрожь.
— Поздравляем. Это прекрасная картина... мистер Вульф. Мы гордимся вами, — он преднамеренно усилил паузу, потому что прекрасно знает, что Вэнн является Баррингтоном.
— Спасибо.
— У вас есть мое предложение, если вы все-таки решите продать картину.
Вэнн кивает.
Монфорт обращает свое внимание на Блейка.
— Ваш отец был бы доволен вами. Заезжайте ко мне в сигарную комнату.
— Если выкрою время.
В этот момент я четко понимаю то, что сказал Вэнн Лане, является абсолютной правдой: «Братство продолжит в том же духе держать великих мира сего за яйца для пользы Эль. Тебя не пригласят, также, как и меня. Блейка будут приглашать всегда в качестве почетного гостя…»
Мужчина в черном недовольно кривит губы, у него появляется жесткое выражение, его темные глаза останавливаются на мне.
— Я желаю вам хорошего вечера, мисс Сугар, — затем он поворачивается и уходит, исчезая словно бесшумная черная тень.
— Молодец, Вэнн, — мой взгляд возвращается к ним, Блейк улыбается своему младшему брату. И в этой улыбке такая гамма чувств. Вэнн заметно успокаивается, вокруг нас толпа начинает шептаться
— Все нормально?
Блейк обнимает ее за талию и игриво рычит:
— Конечно. За исключением того, что ты не была рядом со мной. Где ты была?
— Я застряла с той женщиной, которая хотела поговорить о «Дитя».
— Наказание за успех скучающих людей, которые привыкли пренебрегать тобой, — отвечает он с низким смехом.
В эту секунду Лана переводит взгляд от Блейка, к Вэнну, потом ко мне, и обратно к Блейку. Вэнн пожимает плечами, я качаю головой, а Блейк невинно улыбается.
— Прекрасно, — со смехом отвечает Лана. — Не рассказывай мне сказок.
32.
— Тебе не холодно?
Я отрицательно качаю головой, потому что вся горю внутри.
Он отпускает мою руку.
— Позволь мне вызвать для тебя такси.
— Отвези меня к себе домой.
— Все кончено, Джули, — его голос звучит ровно. Он никогда не называл меня Джули. Я всегда была у него Сугар. Но вы же знаете меня, я легко не сдамся. Никто не может обвинить меня, что я не борюсь, даже можете и не пытаться.
— Мы можем в последний раз заняться сексом?
Он начинает отрицательно покачивать головой.
— Тогда зачем ты устроил здесь все это с этим Сэмом?
— Потому что он бы разрушил тебя.
— Почему ты думаешь, что он хотел меня? Я всего лишь белые отбросы общества из муниципальной недвижимости.
— Снуп Догг не черный. Он Снуп Догг. Ты не Джули, в которую можно вставить, а Ева с картины.
Мне неожиданно становится холодно настолько, что холод пронизывает меня до костей. Я обхватываю себя руками, потому что во мне растет боль от необходимости в нем, и она увеличивается, словно мох на моей коже.
— Мы всегда остаемся теми, кем мы есть, независимо от того, насколько мы пытаемся казаться другими.
Он смотрит на меня с грустью, потому что видно по его глазам, он уже принял решение. Он отходит на шаг от меня. Но я не сдамся, цыганка мне все предсказала.
— Почему «Адам и Ева» не для продажи?
— Потому что она принадлежит тебе, — тихо отвечает он.
— Разве ты не хочешь оставить…?
— Нет. Я не хочу иметь воспоминаний о тебе. Ты можешь продать ее, и купить маленькую квартирку, как у Билли.
Я пытаюсь удержаться от слез, потому что я совершенно не хочу маленькую квартирку, как у Билли. Я хочу жить с тобой в мансарде в Париже или еще где-нибудь. Это, что конец? Я не могу до конца осознать эту мысль. Боль распространяется по всей моей груди и вырывается наружу в моих словах:
— Ты уезжаешь. Разве будет плохо, если мы проведем последнюю ночь вместе? Я пришла на твою выставку. А ты разве не хочешь увидеть мой танец? Я так упорно его репетировала.
Он ничего не говорит.