Собор без крестов - 2
Шрифт:
— Вы бы поделились со мной своим опытом! Может быть, он мне пригодится в будущем, — с иронией в голосе «попросил» Фуфачев.
— Валентин Степанович, вы сколько лет работаете следователем?
— Шесть.
— Так давно уже пора понять, что из разговоров с потерпевшими вы никогда не наберетесь профессионального мастерства, так как мы, по большей части, не юристы. Лично я могу вас просветить в области легкой и текстильной промышленности, но не уверен, что эти знания вам нужны.
— Как и почему вместе с вами вчера вечером оказался Гончаров-Шмаков?
—
— А вы знаете, что ваш товарищ вор-рецидивист?
— Слышал краем уха, но эта информация меня не касается, она больше по вашей части. К тому же у меня с ним совместного бизнеса нет, а как товарищ он меня вполне устраивает.
Убедившись, что откровенного разговора у них не по- лучилось, Фуфачев простился с хозяином кабинета и вернулся на «чайке» к себе на работу, но предварительно заехал в центральный универмаг, где сделал покупки. Его можно было понять. Ведь не каждый день следователь городской прокуратуры может себе позволить раскатывать на «чайке» по городу. Пускай каждый видит, какой он деловой и толковый следователь, если может себе позволить ездить на такой шикарной тачке.
На другой день Лесник тоже был допрошен Фуфачевым по известному факту. Ему Лесник сообщил примерно то же, что вчера рассказывал Юрий Андреевич.
Еще через два дня Голдобеевы были письменно уведомлены следователем Фуфачевым, что расследование по уголовному делу, возбужденному по факту похищения Голдобеева Михаила Геннадиевича им прекращено по уже известным читателю основаниям. Одновременно он сообщал, что при несогласии с его решением они могут его обжаловать прокурору города в течение пяти дней со дня получения настоящего уведомления, но Голдобеевы его решение не стали обжаловать, так как отнеслись к нему с безразличием.
ГЛАВА 80. ВИЗИТ ЖИГАНА К ЛЕСНИКУ
Через завгара Голдобеев вновь пригласил Жигана к себе в кабинет. Когда тот пришел к нему, он, поздоровавшись с ним, поинтересовался:
— Николай Сергеевич, что-то наш общий знакомый Лесник изъявил желание встретиться и побеседовать с тобой. Ты не знаешь, на какую тему будет разговор?
— Не в курсе дела.
— Ты поедешь к нему или нет?
— Конечно, поеду.
— Сам поедешь, или мне тебя проводить?
— Конечно один.
— Тогда бери Василия Филипповича и на его машине отправляйся.
Лесник Жигана принял в своем кабинете один, поздоровался и, пожав руку, дружелюбно сказал:
— Со всех сторон одни, другие свояки говорят мне о Жигане, а я его ни разу не видел. Теперь хоть буду знать, кто ты есть такой — предлагая Жигану присесть в кресло и сразу переходя на «ты», поинтересовался Лесник:
— Ты не знаешь, зачем я тебя пригласил к себе?
— Скажете, небось!
— У тебя по жизни ко мне претензии есть?
— Нет!
— А вот у меня к тебе появились!
— Какие?
— Я тебе не кум, не сват и не брат. Так я говорю?
— Так!
— А если так, то какое ты имел право не только упоминать обо мне Голдобееву, но и рекомендовать ему воспользоваться моей помощью для спасения его внука?
— Я не должен был так поступать, — признавая свою вину, но ничуть не раскаиваясь в своем поступке, согласился Жиган.
— Почему же ты так поступил?
— Я очень уважаю их семью и готов был помочь им чем угодно. Но что я мог? Только посоветовать обратиться к человеку, действительно могущему оказать им помощь.
— Сейчас трудно найти человека, который бескорыстно будет что-нибудь делать для другого. Я помог твоему Голдобееву, не допустил совершения беды и трагедии. Ты, безусловно, это знаешь...
— Знаю! — подтвердил Жиган.
— Но я из-за тебя был вынужден нарушить закон и подставить себя под удар. Если бы ты не подсказал Голдобееву обратиться ко мне, то мое спокойствие не было бы нарушено. Так как ты подвел меня под монастырь, то я имею законное право узнать у тебя, почему ты так поступил и чем при этом руководствовался?
— Закурить можно?
— Нельзя! Я уже пожилой человек, и мне врачи не рекомендуют не только курить, но даже дышать сигаретным дымом.
— Усек! — пряча пачку сигарет в карман пиджака, отказываясь от своего первоначального намерения, произнес Жиган.
— Если желаешь пропустить за воротничок, то я распоряжусь, и тебе быстро сварганят стол. Да и я с тобой не откажусь стопку пропустить, — не очень настойчиво предложил Лесник.
— Пить не хочется!
— Даже от очень хорошего коньяка откажешься?
— Даже от него.
— Было бы предложено, — отказываясь от дальнейших уговоров гостя, заметил Лесник. — Ты вообще не пьешь? Завязал?
— Нет, просто сегодня должен с напарником выезжать на линию.
— Понятно. Расскажи мне о себе, как познакомился с Голдобеевым и чем он тебя так приворожил.
Вздохнув, Жиган произнес:
— Не хочется душу бередить.
— Что поделаешь, придется. Не я тебя, а ты меня первый зацепил и потревожил. Теперь вот я хочу выяснить, какие факторы принудили тебя засветить свояка, оправдывают они твой поступок или нет.
Понимая законность требований Лесника, Жиган приступил к своему рассказу. Его воспоминания начались с того момента, как он, освободившись из НТК под ласковым названием «Гандзя», не имея средств к существованию, вынужден был продавать себя на базаре. Как ему повезло перекантоваться зиму у одной чувихи и как зайцем потом через всю страну добирался до родных мест. Он рассказал Леснику, какое бескорыстие и внимание проявил к нему Голдобеев, как попал под влияние Туляка, какая началась разборка из-за противоположности интересов семьи Юрия Андреевича и банды рэкетиров. Сколько мук ему пришлось из-за этого перенести. Как Голдобеевы постоянно бескорыстно поддерживали его и выручали из беды, что, в конечном итоге, дало ему возможность не только не упасть, не сломиться, устоять на ногах, но и обрести семейное счастье, найти свое место в жизни.