Собор без крестов
Шрифт:
— Что же здесь непонятного, если наш сын красивее всех, — впервые улыбнувшись, пояснила она ему.
— Здесь с тобой я уж спорить не буду, — тоже улыбаясь, согласился с ней Лесник.
Для каждого родителя его ребенок самый лучший и красивый, а поэтому и в данном случае такое мнение в отношении их сына было не исключением.
— Чего ты не возникала и не ревновала Антона к Наташе, когда он женился на ней?
— Кумовья — люди нашего круга, против их дочки, которую я знаю с пеленок, у меня никаких претензий не могло быть.
— И ты ее даже не ревнуешь к Антону? — хитро улыбнувшись, спросил он ее.
— Честно
— С его противным характером да стеснительностью на такой шаг рассчитывать не приходится, высказал он свое соображение. — Но можешь быть спокойна, мой разговор с Регитой в любом случае состоится завтра, — заверил он ее.
— А как ты это сделаешь? — заинтересованно спросила она.
— Не забивай дурным свою голову, тем более чужими заботами, — уклончиво ответил он ей.
Глава 8
Предварительно созвонившись с мистером Корвином Фостером, договорившись с ним о встрече, Лесник на следующее утро встретился с ним на стоянке транспортных средств, находящейся рядом с офисом фирмы Фостера. Оживленно разговаривая между собой, испытывая взаимную симпатию, они поднялись в здание фирмы. Лесник прошел мимо Региты, сидевшей в прихожей кабинета своего шефа, ответил на ее приветствие и, пропускаемый Фостером, зашел в его кабинет. Там Лесник поведал своему другу о романе старшего сына Константина с Регитой.
По-видимому, Фостер уже знал об этом и без его сообщения, так как новость его воспринял вполне спокойно.
Выслушав Лесника, с безразличием в голосе поинтересовался:
— И что ты намерен предпринять в связи с изложенным фактом?
— Пока ничего, но мне хочется побеседовать с твоим секретарем, чтобы иметь о ней свое мнение и уяснить, верно или нет сделал мой сын, выбирая Региту себе в жены. Не придется ли ему и нам сожалеть о принятом решении.
— Разве можно за одну встречу с человеком сделать о нем правильный вывод? — скептически заметил Фостер.
— Тебе легко умничать, — задумчиво произнес Лесник. — Если у тебя есть более путевая идея, я от нее не откажусь, — предложил ему Лесник.
— Я в таких делах не подсказчик, — отмежевался от его забот Фостер.
Нисколько не обидевшись на него за такое отношение к своей проблеме, Лесник по-стариковски ворчливо пробурчал:
— Если не знаешь, как поступить, то помоги мне осуществить мою идею.
— Куда я от тебя денусь, конечно помогу, — озабоченно заверил его Фостер. — Вразуми, что делать?
— Мне нужно, чтобы ты пригласил к себе в кабинет Региту. Пока я буду с ней беседовать, побудь вместо нее в приемной и проследи, чтобы никто не помешал нашему разговору.
Выслушав его просьбу, Фостер, улыбнувшись, пошутил:
— До чего я дожил: хозяина кабинета просят закрыть дверь в его кабинет с другой стороны и всего лишь ради того, чтобы мой друг побеседовал с какой-то секретаршей.
Оставшись один в кабинете, Лесник с забытым, но пробуждающимся чувством волнения подумал: «Черт возьми, а сердце-то екает». Он увидел, как в медленно приоткрывшуюся дверь кабинета, как бы боясь, что та может сейчас упасть и придавить посетительницу, протиснулась смущенная Регита. Ее лицо было бледным, старый рецидивист прочитал на нем испуг, чего видеть он не желал. Поднявшись с кресла, он поспешил к девушке, тоже со смущенной улыбкой и растерянностью, но жизненный опыт помог ему артистично выйти из такого сложного положения. Подойдя к Регите, он, осторожно полуобняв ее за плечи, сопровождая к креслу, на которое был намерен посадить ее с отцовской доброжелательностью, проворковал с неожиданной для себя дипломатической способностью:
— Дорогая мисс Регита, я папа Константина. Вы уж извините меня за такой неожиданный прием, но желание познакомиться с вами побудило меня на организацию такой встречи.
Смущенная девушка что-то пролепетала невразумительное ему в ответ. Он не разобрал, что она сказала, но понял, что Регита на него за устроенный спектакль не в обиде. Присев на край кресла, Регита быстро окинула взглядом Лесника, стесняясь задерживать на нем глаза. Однако одного взгляда ей хватило, чтобы отметить большую схожесть черт ее любимого с отцом.
Лесник, видя, что девушка стесняется на него смотреть, наоборот, удовлетворил свое любопытство, внимательно рассмотрев ее.
После непродолжительной заминки Лесник спросил ее:
— Вы не будете возражать, если я в беседе буду называть вас просто Регитой?
— Как вам будет угодно, мистер Гончаров-Шмаков, — ответила она.
— Называй меня просто Виктор Степанович, — предложил он ей в ответ.
Девушка понятливо кивнула головой.
— Регита, я бы хотел, чтобы наш разговор не вышел из стен этого кабинета.
— Я согласна с вашим предложением, Виктор Степанович, — ответила она, напрягаясь, боясь услышать для себя что-то трагическое или в крайнем случае неприятное.
— Я оказался здесь по своей инициативе. Если наша встреча тебе не понравится, то в ней никого не вини, а только меня.
— Я с вами тоже желала познакомиться, но мое желание было выше всех моих возможностей, — призналась она ему, потупившись.
— Мне очень приятно, что наши желания совпали, — довольный складывающейся беседой, заверил ее Лесник. — Наблюдая поведение сына в последнее время, я понял, что с ним творится что-то… Предусмотрительно наведя соответствующие справки, я вышел на вас и понял причину его такого поведения. Я понял, что он или любит вас, или сильно увлечен. Вам обоим лучше меня известно, что вас соединяет. Как отцу, мне не безразлично знать, кто подруга его сердца и как она относится к нему. Я тебя, Регита, прошу, будь со мной откровенна и скажи мне о своем отношении к Косте.
— А что я должна сказать? — вся покраснев, еще больше смутившись нахрапистостью Лесника, спросила она. — Вы понимаете, какой сложный вопрос вами мне задан? При всем уважении к вам я на него односложно ответить не могу и не желаю. Скажу лишь, что я первая нашла Костю и лишь после этого он увидел и разглядел меня.
Слушая Региту, Лесник, расслабившись, не заметил, как перестал контролировать мимику своего лица, оно стало мягким, добрым и улыбчивым.
— Вот уж я не думал, что у моего сына совсем плохо со зрением, — пошутил он.