Собор без крестов
Шрифт:
— Можно ходить, но чтобы не ограбили, лучше ходить с вывернутыми карманами, — хохотнув, пошутил Сарафан и достал из холодильника бутылку шампанского.
— Раздавим?
— Можно, — согласился Лапа, — но только понемножку, спешить некуда.
Сарафан налил в граненые стаканы вино. Выпив по полстакана вина, они стали закусывать конфетами.
— Расскажи, как жил все то время, как освободился, — попросил Лапа.
Выслушав Сарафана, который укрыл лишь действительные суммы похищенного, сократив их размер в два раза, Лапа заметил:
— Как я и предполагал, ты оказался самым удачливым из моих «воспитанников»,
— Помнишь наш разговор? — довольный заметил Сарафан.
— Еще из ума не выжил, чтобы двухдневную беседу забыть. Говори, что тебя беспокоит?
— Я помню все твои рекомендации, как открывать сейфы с наборным шрифтом, знаю несколько видов таких замков, с которыми ты меня знакомил на рисунке, но даже теоретически у меня не получается работа с ними.
— И не получится, так как я тогда тебе кое-что не договорил.
— Я бы мог из-за этого засыпаться на таком сейфе, — обиженно пробурчал Сарафан.
— Но не засыпался же!!! Я тебе говорил, чтобы ты с такими сейфами не связывался, так как они тебе не по зубам? Говорил?
— Говорил! — вынужден был признать Сарафан.
— А если я предупреждал тебя, то, как говорится, куда генералу положено совать нос, денщику не положено.
Теперь я вижу, что тебя можно посвящать в то, что знает генерал.
Лапа достал из своей сумки несколько чистых листов бумаги, с удивительной для его возраста быстротой и высоким мастерством стал рисовать устройство замков с разными шифрованными секретами.
По ходу рисования устройств он объяснял специфику каждого, его индивидуальные особенности и способ их открывания.
В знаниях Сарафана наконец был восполнен пробел. Лапа даже показал ему возможность открывания одного и того же сейфа с цифровым или буквенным шифром разными способами и приемами.
Когда около 20 часов в номер вернулся Валет, то Сарафан и Лапа, уставшие от напряжения, его приходу были рады, так как это дало основание прервать занятия.
Они пошли поужинали и немного погуляли по городу.
На другой день с утра, выпроводив Валета из номера, Сарафан и Лапа продолжили занятия до вечера, не считая перерыва на отдых и обед.
Когда Сарафан попросил Лапу отдать ему свои рисунки замков с секретами, Лапа сказал:
— Ты знаешь, что такое почерковедческая экспертиза?
— Слышал!
— Так вот, если мои рисунки попадут, куда не следует, то я опять загремлю под фанфары в качестве твоего соучастника.
— Как же быть, у меня голова не дом советов, чтобы экстерном все усвоить, — сдавив голову ладонями рук, устало пошутил Сарафан.
— Если надо, то сними рисунки себе через копирку или перерисуй. Каждый должен страховать и себя, и другого. Уважая тебя и твоего тестя, я и так рискую, занимаясь сейчас твоим обучением.
«Уважил бы ты нас, если бы мы твое уважение не оплатили», — подумал Сарафан язвительно, садясь за стол и приступая к перерисовке замков. Вслух же Сарафан сказал:
— Я вас понимаю, Харитонович, каждому своя рубаха ближе к телу. За свои рисунки я сам и отвечу. Мало ли у кого я мог научиться этой премудрости, — успокоил он Лапу.
— Способ и почерк открытия замков с шифром пришить ментам тому или другому специалисту невозможно, если он действует без применения механических средств или если он им сам не покажет, — пояснил Лапа.
— Я такой подлости в отношении вас никогда не допущу, — искренне заверил Сарафан.
— Верю, а поэтому из троих только тебе раскрыл свои секреты, — обняв его за голову, признался Лапа. — Ты прошел мою проверку на зрелость, да и с твоим тестем у меня связаны благородные воспоминания.
Оторвавшись от рисования, Сарафан искренне удивился:
— Мне он о вас ничего не говорил. Я думал, что вы с ним лично и не знакомы. Если не секрет, расскажите.
— В сорок третьем году мы с ним встретились на фронте в штрафном батальоне, куда добровольно попали из зоны. Тогда нам давалась такая возможность искупить свою вину перед Родиной. Ты представить себе не можешь, какие в батальоне были сорвиголовы! Если пошли в атаку, то как один человек, кто прятался за спины товарищей, того сами шлепали на месте. Командиры у нас были такие же жиганы, как и мы. В какие дыры нас только не бросали. Два-три месяца — и от батальона оставались только ножки да рожки. В одном из боев Константиновича тяжело ранило, и его эвакуировали в тыл. После этого я его не видел.
— Он был инвалид войны третьей группы, а теперь ему дали вторую группу. Я думал, она у него липовая, — признался Сарафан.
— Дурила! — беззлобно пробурчал Лапа. — Ты знаешь, сколько зеков прошло через фронтовое очищение и стало человеками? Жаль, такой статистики нет. Запроси «Аргументы», возможно, у них есть, — неожиданно предложил Лапа Сарафану.
— Тебе такой запрос больше подойдет, — возразил Сарафан. — Лучше расскажи мне какой-нибудь эпизод из фронтовой жизни.
— Я запомнил один эпизод фронтовой жизни по гроб, — начал Лапа. — Ринулись мы однажды в атаку на небольшую высотку, сверху огонь кинжальный, можно сказать, убийственный. Смотрю на одного нашего, а он весь в крови и волокет по земле за собой голову фрица. Я подумал, что он чокнулся. Когда высотку захватили, я увидел, как он из фрицевской головы штыком выковыривает золотые коронки. Я его спросил: «Чего на месте не выковырнул?» И знаешь, что он мне ответил? «Подумаете, что труса гоняю». — Увидев удивление в глазах Сарафана, он продолжал: — И такие «герои» среди нас были… Как Константинович отойдет от ваших дел, приеду его навестить. Есть что вспомнить, есть о чем поговорить, — взволнованно выдохнул он. — А вообще Константинович правильно делает, что не вспоминает прошлое: так спокойнее жить.
Подойдя к Сарафану, Лапа взял свои рисунки с изображением замков с шифром и предложил Сарафану решить несколько задач.
Выслушав Сарафана, сделав ему по ходу изложения несколько незначительных замечаний, Лапа подытожил результат экзамена:
— То, что ты мне сейчас рассказал, ты мысленно должен повторить и проделать тысячу раз, чтобы на практике не пришлось топтаться перед сейфом. Запомни правила и порядок работы лучше таблицы умножения, иначе тебе удачи не видать. Сейфы требуют уважительного отношения к себе, а значит, не прощают ошибок. Я тебе больше не нужен. Сегодня вечером мы с тобой расстанемся. Больше того, что я тебе передал, я не дал бы и сыну. Перед расставанием хочу тебе посоветовать. Совет старика принимаешь?