Собор Святой Марии
Шрифт:
Арнау провел много бессонных ночей. Он часто просыпался, видя во сне изможденные лица, а потом уже не мог заснуть. Он проехал по своим землям и был щедр, встречаясь с земледельцами. Он прекрасно осознавал, что все эти семьи зависели от своих сеньоров, а значит, и от него, поскольку последние были его вассалами.
Если он, как сеньор, требовал от вассалов плату с их доходов, то знать перекладывала тяжесть этих повинностей на несчастных рабов, не вникая, каким образом они смогут заработать эти деньги.
Они были рабами. Рабами своих земель. Арнау невольно вздрагивал, лежа в постели. Его рабы! Армия голодных мужчин, женщин и детей, о которых никто не думал, кроме тех
Арнау раздавал деньги там, где в них нуждались. Ему это ничего не стоило, но как радовались детишки, с какой благодарностью смотрели на Арнау их матери! Как улыбалась Мар, которая всегда была рядом. Однако же он понимал, что это не могло длиться вечно. Если он будет и дальше раздавать деньги, этим воспользуются вассалы. Чтобы не платить ему, они будут еще более жестоко эксплуатировать несчастных крестьян.
Что же делать?
Если Арнау с каждым днем становился все более угрюмым, настроение Элионор заметно улучшалось.
— Она пригласила знать, крестьян и прочих поселян на Успение Богородицы, — сообщил Жоан брату.
Доминиканец был единственным человеком из семьи Эстаньолов, который поддерживал хоть какие-то отношения с баронессой.
— Для чего?
— Чтобы ее… вас чествовать, — поправился он. — По закону… — начал объяснять Жоан и развел руками: мол, ты меня об этом сам попросил, — любой феодал в любой день может заставить своих вассалов возобновить клятву верности и чествовать своего сеньора. Вполне логично, что, не получив этого до сих пор, Элионор желает, чтобы это произошло.
— Ты хочешь сказать, они придут?
— Знать и рыцари не обязаны приходить на такое публичное действо; они всегда возобновляют свой вассалитет во время частных визитов, представая перед новым сеньором в срок до одного года, одного месяца и одного дня. Но Элионор поговорила с ними, и, похоже, они явятся. В конце концов, она — воспитанница короля и никто не захочет портить с ней отношения.
— А с мужем воспитанницы короля?
Жоан не ответил ему. Однако что-то в его глазах заставило Арнау задуматься.
— Ты ничего больше не хочешь сообщить мне, Жоан?
Монах покачал головой.
Элионор приказала построить помост на равнине, раскинувшейся у подножия замка. Она мечтала о дне Успения Богородицы. Сколько раз она видела, как знать и целые селения воздавали почести своему покровителю, королю. Наконец-то и она почувствует себя королевой, властительницей этих земель. Ну и что, если Арнау будет стоять рядом с ней? Люди знают, что она — воспитанница короля, которой все должны подчиняться.
Баронесса страстно желала увидеть себя в этой роли и с нетерпением ждала праздника. Незадолго до назначенного дня она даже позволила себе улыбнуться, глядя на Арнау. Правда, он стоял далеко от нее, да и улыбка получилась едва заметной, но все-таки она улыбнулась ему.
Арнау даже растерялся и в ответ растянул губы, пытаясь изобразить улыбку, но вместо нее получилась какая-то гримаса.
«Зачем я ему улыбнулась?» — подумала Элионор. Она сжала кулаки. «Дура! — выругалась она про себя. — Как ты себя унижаешь перед каким-то менялой, беглым рабом!» Они прожили уже полтора месяца в Монтбуе, но Арнау к ней даже не приблизился. Он что, не мужчина? Когда на нее никто не смотрел, она наблюдала за Арнау, отмечая про себя, какое у него сильное, крепкое тело, а по ночам в своей комнате представляла,
«Еще придет», — успокаивала она себя.
В день празднования Успения Богородицы Элионор поднялась на рассвете. Из окна своей одинокой спальни она посмотрела на равнину, на которой высился помост, построенный по ее приказу. Крестьяне начали уже собираться; многие даже не спали, чтобы вовремя прибыть на праздник. Никого из знати пока еще не было.
40
Солнце предвещало великолепный теплый день. Небо было такое же чистое, без облаков, как почти сорок лет назад, когда праздновали свадьбу одного раба-земледельца по имени Бернат Эстаньол. Оно напоминало голубой купол, распростершийся над людьми, собравшимися на равнине. Назначенный час приближался, и Элионор, облачившись в свои лучшие наряды, нервно прохаживалась по огромному залу замка Монтбуй. Не было только знати и рыцарей! Жоан в своей черной сутане мирно сидел на стуле; Арнау и Мар, делая вид, как будто их это не касалось, обменивались сочувственными взглядами при каждом вздохе, который вырывался у Элионор.
Наконец появились знатные господа. Нарушая этикет, один из слуг Элионор, нетерпеливый, как и его сеньора, ворвался в зал, чтобы возвестить об их прибытии. Баронесса бросилась к окну, и, когда она повернулась к присутствующим, ее лицо излучало счастье. Знать и рыцари их земель прибыли на равнину во всем великолепии, на которое были способны. Их роскошные костюмы, шпаги и драгоценности блестели на фоне серой, унылой, залатанной одежды крестьян и оживляли яркими красками все вокруг. Лошади, которых держали стремянные, стояли за помостом, и их ржание нарушало тишину, которую не смела нарушить чернь, встречавшая прибытие сеньоров. Слуги расставляли стулья, обитые дорогим шелком, и посматривали на помост, откуда знать и рыцари должны были клясться в почтении барону и баронессе. Люди инстинктивно отошли от последнего ряда стульев, чтобы оставить заметное пространство между ними и теми, у кого были привилегии.
Элионор снова выглянула в окно и улыбнулась: она осталась довольна парадом роскоши и благородства, с которым вассалы собирались встречать ее. Когда наконец в сопровождении своей семейной свиты Элионор предстала перед ними, а затем села в кресло, возвышавшееся на помосте, она почувствовала себя настоящей королевой.
Секретарь Элионор, которому поручили вести торжественную церемонию, начал с чтения декрета Педро IV, гласившего, что в качестве приданого Элионор, королевской воспитаннице, с королевскими почестями передавались баронства Граноллерс, Сант-Висенс дельс Орте и Кальдес де Монтбуй со всеми их вассалами, землями и доходами… Пока секретарь читал, Элионор наслаждалась ощущением своей власти. Она видела, какими глазами на нее смотрят присутствующие. Наверняка все они завидуют ей, а может, и ненавидят.
Почему нет? Со сколькими вассалами это уже происходило.
Они всегда должны быть преданы монарху, но с этого момента между королем и вассалами появилась новая ступенька: она. Арнау, наоборот, не обращал никакого внимания на слова секретаря и лишь улыбался в ответ на улыбки крестьян, к которым он часто приезжал, чтобы помочь.
Среди простого народа, безучастного к тому, что происходило на равнине, были две броско одетые особы, к чему их обязывал статус публичных женщин: одна — уже пожилая; другая — зрелого возраста, но красивая, с высокомерным взглядом, уверенная в себе.