Собор
Шрифт:
— Ну что ж, гости дорогие, довольны ли вы угощением?
В глазах директора мелькнула легкая усмешка, но он с серьезным видом поблагодарил.
— Тогда перейдем к делу. Расскажите, что за забота вас к нам привела?
Поцников произнес нейтральным тоном:
— Я хотел бы встретиться с одним моим старым знакомым — Константином Алексеевичем Богородцевым. Я знаю, что он пользуется вашим гостеприимством.
Он замолчал, но всем было ясно, что вот-вот последует продолжение. И директор ФСБ с некоторой заминкой после секундного раздумья, словно преодолевая в себе некий барьер, продолжил:
— А еще я хотел бы рассчитывать и на вашу помощь в одном деликатном деле. Дело в том… — Он умолк, будто давая себе
6
Через час ходу в лесу начали появляться первые большие проплешины. Затем их стало больше, потом еще больше, пока наконец снег не превратился в небольшие сине-черные язычки, спрятавшиеся под густыми нижними ветвями деревьев, которые как-то незаметно увеличились в размерах, став чем-то похожими на лесные исполины с картин Шишкина. А затем снег вообще исчез, и под ногами мягко запружинил толстый ковер слегка пожухлых листьев и осыпавшихся сосновых и еловых иголок, по какой-то непонятной причине все еще сохранявших зеленый цвет. А кое-где из-под листьев торчали крепенькие, маслянистые шляпки грибов. Директор ФСБ, первые полчаса удивленно крутивший головой и задававший кучу вопросов, мало-помалу притих и молча трусил между Иваном и Костиком с ошеломленным выражением лица. Костик тоже шагал молча, без своих обычных шуточек и ерничания. А если приглядеться, то на его лице можно было отыскать следы благоговения. Он был в святилище уже раз пять, но каждый раз дико волновался, когда входил в этот зачарованный лес. Да что там говорить, сам Иван испытывал немалый душевный трепет, проходя тропой, вьющейся между этих исполинов, подпиравших купол небес будто колонны какого-то невероятно огромного храма.
Теплые зимние куртки и пальто уже давно были расстегнуты, а шапки и шарфы упрятаны в карманы. Поэтому, когда они вошли в полосу стылого тумана, всегда предварявшего последний отрезок пути к святилищу, директор ФСБ почувствовал озноб. Этот странный туман, так плотно укутавший окружающий мир, что могучие деревья, склонявшие над тропой свои густые ветви, совершенно растворились в белесом мареве, превратившись в тени сказочных великанов, угрожающе простерших над головами путников свои могучие длани, жалил сильнее, чем жгучий мартовский морозец. Поцников торопливо запахнул пальто, натянул шапку на уши и поднял воротник. И, может быть, именно поэтому он не заметил быстрые взгляды, которыми обменялись оба его проводника. Иван нахмурился, а Костик сокрушенно вздохнул. Похоже, человек, которого они вели, не очень нравился лесу. И это было плохим признаком.
Наконец они вынырнули из тумана, и Поцников удивленно ахнул. Они вновь вернулись в зиму. Величественные ели стояли, укутанные в белые сугробы, каждый из которых, обрушившись, мог образовать приличную снежную горку, достаточную для того, чтобы ребятня с веселым шумом затеяла игру в «Царя горы». А земля была одарена такой толстой снежной шубой, что густой подлесок, совершенно затянувший пространство между толстыми стволами, оказался почти совсем укрыт снежным покровом. Но тропинка все так же крутила свои затейливые петли, и они, не говоря ни слова, затопали по ней. Деревья впереди начали редеть, и, спустя еще пять минут, сквозь просветы между стволами директор увидел небольшой холм, вершина которого была ограждена высоким частоколом, срубленным из таких же исполинских бревен. Несмотря на то что бревна еще не потеряли своего свежего, золотистого цвета, от самого частокола, а особенно от чего-то, что скрывалось за ним, веяло такой невероятной древностью, что Поцникова охватило нечто вроде благоговения.
— Извините,
На плечо директора легла чья-то ладонь, и он вздрогнул, за всем этим потоком чудес как-то совершенно забыв, что у него есть спутники. Один из них как раз и держал его за плечо, развернув в сторону от тропинки, ведущей к бревенчатым воротам, и указывая на другое ее ответвление, огибавшее холм у подножия и скрывавшееся за его склоном. Поцников помедлил, поскольку второй сопровождающий как раз подошел к воротам, и вытянул шею, желая как следует разглядеть, что же скрывает этот частокол. Но тут что-то неуловимое отвлекло его взгляд, а в следующий миг ворота были вновь закрыты и рядом с ними никого не было. Поцников открыл рот, собираясь что-то спросить, но его молодой спутник твердо сказал:
— Надо идти. Если вы хотите переговорить с Богородцевым, вам стоит поторопиться, — и двинулся по тропе.
Поцников, нахмурившись, поспешно зашагал за ним.
Богородцев ждал их, сидя на простой лавке, сделанной из половины дубового бревна, посаженной на два вкопанных в землю сосновых комеля. Они подошли ближе. Богородцев поднялся, но навстречу не пошел. Сопровождающий также остановился.
— Как я понимаю, вы хотели побеседовать наедине? Я вернусь через полчаса. — Он развернулся и пошел назад по тропе.
Поцников проводил его взглядом и направился к Богородцеву:
— Добрый день, Константин Алексеевич.
— Здравствуйте, Борис Викторович.
Голос Богородцева был абсолютно, даже как-то неестественно спокоен. И от этого Поцникову стало неуютно. Некоторое время они молчали. Богородцев потому, что ждал продолжения, а Поцникову просто было не по себе. Наконец он справился со своими чувствами и, вымученно улыбнувшись, произнес:
— Странное место.
Богородцев молча склонил голову, каковое движение можно было рассматривать и как согласие, и как отрицание. Но директор ФСБ расценил его именно как согласие и потому слегка приободрился:
— Знаете, по дороге сюда со мной приключилось нечто непонятное. Мне показалось, что в части леса, через которую мы шли довольно долго, еще даже не наступила зима, — он смущенно хохотнул, — просто наваждение какое-то.
Богородцев мягко улыбнулся:
— Они позаботились о вас. Вы шли осенней тропой.
— Э-э, что?!
— Ну посудите сами. Зимнюю тропу сейчас ужасно замело, и вы вряд ли смогли бы пробраться через сугробы, весенняя выглядела бы совсем уж странно, да и грязновата она, прямо скажем. А на летней вы бы сопрели. В такой одежде. Вот они и повели вас осенней тропой. Чуть дольше, зато легче и спокойнее.
Поцников был потрясен, он поежился и пробормотал:
— Однако…
— Так что вы хотите от меня, Борис Викторович? — Глаза Богородцева так и лучились спокойствием.
Поцников невольно отвел взгляд. Он помнил эти глаза совершенно другими. Они могли содрать с тебя кожу, испепелить сарказмом или подавить холодным презрением. Причем так, что человек начинал чувствовать себя не просто букашкой, а букашкой, брезгливо раздавленной старой тапкой. Единственное, чего никогда не было в этих глазах, так это вот такого покоя. Полной отстраненности. Наверное, такие глаза были у древних отшельников. Да и то только у тех, кто замуровал себя в глубокой, глухой пещере или ушел далеко в глубь Великой пустыни.
Директор спохватился и снова вскинул голову:
— У нас проблемы, Константин Алексеевич. И я надеюсь, что вы сможете нам помочь.
— Вы же знаете, я отошел от дел, — заметил Богородцев.
Директор ФСБ горько усмехнулся:
— Прошу прощения, но так получилось, что, если вы не захотите принять в нем участие, дело это вполне сможет очень больно свалиться вам на голову… Как и многим, многим другим. — И он поведал о том, что произошло в Сибири.
Выслушав директора ФСБ, Богородцев спросил: