Собор
Шрифт:
Спустя два с половиной часа, сразу после доклада президенту, секретарь Совета Безопасности по поручению президента отбыл на аэродром для вылета в Красноярский край. Уже подойдя к трапу самолета, он обернулся к провожавшему его директору ФСБ и, притянув его за воротник, произнес срывающимся голосом:
— Борис, делай что хочешь, обращайся хоть к черту, хоть к джинну, но найди эти боеголовки.
Тот молча кивнул.
Самолет пробежал по взлетной полосе и оторвался от земли. Директор ФСБ проводил его долгим взглядом, сел в машину и некоторое время молчал, уставя глаза в одну точку. Наконец водитель робко спросил:
— На Лубянку, Борис Викторович?
Директор ФСБ встрепенулся и, отрешенно глянув на водителя, отрицательно покачал головой:
— Нет,
5
Иван выбрался из леса и остановился на опушке. Солнце светило ярко, по-весеннему, и кое-где, на возвышенностях, уже появились первые проплешины. Он постоял на пригорке, рассмеялся, радуясь хорошему дню, чистому воздуху и тому, что впереди три выходных, и, набрав в легкие лесной свежести, быстрым пружинистым шагом двинулся вниз по склону.
Он вышел из Москвы вчера вечером. Хотя уйти можно было намного раньше, поскольку вчера весь день мужской персонал штаб-квартиры его холдинга поздравлял женщин с их наступающим праздником, а женский — принимал поздравления. Никакой работы, понятно, не было. Но он взял себе за правило обязательно в той или иной мере участвовать во всех мероприятиях, затеваемых в коллективе. Он никогда не испытывал особого пиетета перед так называемой американской системой организации бизнеса, когда личная жизнь и работа четко разделяются. Наоборот, ему казалось целесообразным в условиях нестабильности прочно связать коллектив многочисленными личностными связями. Он думал, что это непременно сработает на повышение устойчивости их компании. И пока его предположения подтверждались. К тому же существенную часть персонала его компании составляли Перуновы братья, для которых он был непререкаемым лидером. И если бы он стал избегать совместных мероприятий, это могло привести к тому, что и они также ограничили бы свое участие в них. А отсюда недалеко до раскола. Чего допускать нельзя. Вот и приходилось терпеть шумные застолья и обильные возлияния коллег. Хотя, надо быть откровенным, и степень разгула, и объем возлияний за последнее время существенно понизились, но, по общему мнению, их посиделки от этого только выиграли. Превратившись из пусть и остающихся в более-менее благопристойных рамках, но, по существу, обычных коллективных пьянок в некое подобие теплых, семейных праздников.
У деда Изи он не был уже два с половиной месяца, с зимнего солнцеворота. От идиллической картины, представляющей собой одинокую, немного замшелую избушку и живописный колодезный сруб посреди поляны в дремучем лесу, не осталось и следа. Теперь изрядно увеличившаяся поляна напоминала собой древнее княжеское подворье, неизвестно каким образом перенесенное из суеты и гомона средневекового русского города в самую чашу леса. Две длинные дружинные избы, полосы тренировочных засек, небольшое святилище, больше предназначенное для обучения ритуалам, чем для их действительного исполнения, конюшня на три десятка лошадей и высокий резной терем, скорее относящийся к вариации на тему архитектурных изысков шестнадцатого, чем четвертого — восьмого веков. Времени наибольшего расцвета Собора.
Однако, если приглядеться, признаки современности лезли изо всех щелей. Одежда людей хоть и была близка к старинным канонам, но скорее отвечала критериям наибольшей целесообразности, чем исторической достоверности. Кухонная утварь и инструменты тоже ничем не маскировали свое современное происхождение. Да и пищу готовили, правда, как и было положено традициями, на еловых и сосновых шишках, но в утробах армейских полевых кухонь. Лишь могучая ель у тропинки осталась неизменной. Хотя в окружении такого множества строений и на фоне высокого терема выглядела уже не столь представительно, как раньше. Иван привычно поднырнул под разлапистые нижние ветви и вышел на поляну. Народу на дружинном дворе было маловато: десяток дежурных кашеваров да конюхов и несколько болезных, тех, кто из-за недостатка внимания или избытка
Иван почувствовал нетерпеливую просьбу молодшего брата и, тихонько рассмеявшись, двинулся к терему. Старина Серый уже привык к жизни в городе. И к тому же, с возрастом, изрядно заматерел и погрузнел, но, оказавшись в лесу, точно впадал в детство и готов был днями и ночами носиться по перелескам, гоняя белок и зайцев, будто глупый молодой волчонок. А ведь давно уже перевалил рубеж лет, отпущенных его дикому собрату. По каким-то не до конца ясным причинам младшие братья жили гораздо дольше, чем дикие представители их рода.
Отрок, встретивший Ивана у порога, с вежливым поклоном принял походный мешок, шапку и куртку из волчьего меха и сообщил:
— Старейшина в верхней горнице, Старший. У него гости. Он просил, чтобы вы сразу же поднялись к нему.
Иван кивнул отроку, которому было уже за сорок и, судя по выправке и уверенному виду, бывшему, скорее всего, отставным или даже действующим офицером в чине никак не ниже майора, и быстро взбежал по крутой лестнице.
Старейшина сидел на лавке за большим струганым дубовым столом, на котором стоял пышущий жаром самовар и деревянное блюдо с горкой золотистых ватрушек. Гостей оказалось двое. Вернее, один. Иван это почувствовал сразу. Второй был как бы при нем. Судя по состоянию обуви, гости добрались до места лесом, от деревни. Причем, выходя из дома, никто из них совершенно не собирался шляться по лесу. Иначе бы обулись во что-то более подходящее зимнему лесу. А это означало, что их привело сюда нечто экстраординарное. Что стало ясно сразу, едва Иван открыл дверь. От обоих, а от первого особенно, так и веяло пусть контролируемым, пусть удерживаемым в узде, но все-таки самым настоящим страхом.
Дед Изя приветливо улыбнулся и указал на место справа от себя:
— Садись, Волк, рад тебя видеть. Пополдничаем.
Оба гостя повернулись к Ивану. Сопровождающий быстро окинул его оценивающим профессионально настороженным взглядом. А в глазах старшего мелькнуло узнавание. Впрочем, и Ивану показалось, что он где-то видел это властное лицо.
— Знакомься, — степенно произнес дед Изя, — Поцников Борис Викторович. Должность его, по глазам вижу, сам уже вспомнил, да и он тебя узнал. На том знакомство и закончим.
Иван пожал протянутую руку и сел, с трудом сохранив невозмутимое выражение лица. Что же могло произойти, чтобы директор ФСБ, с одним охранником, пешком, на ночь глядя пропахал пять с лишним верст по глухому лесу? Да еще только для того, чтобы встретиться со странной компанией слегка двинутых любителей животных и древней истории, каковыми они до сих пор были в глазах большей части мирных обывателей. Правда, директор ФСБ как раз был из того небольшого числа людей, которые имели возможность знать, что все это не совсем так.
Около часа они просто сидели за столом, пили чай и вели доброжелательный разговор о всякой дребедени, о хоккее, футболе, об охоте и еще о чем-то, что обычно составляет фон любой совместной мужской трапезы. Однако сейчас это больше походило на разыгрывание некой партитуры, исполняя которую две ранее не встречавшиеся группы музыкантов-виртуозов изучали и приноравливались друг к другу, готовясь приступить к совместному исполнению крайне сложной партии. Причем прямо с листа.
Наконец дед Изя отодвинул чашку: