Собор
Шрифт:
— Выпьете чего-нибудь? — спросил Бенни, подтаскивая к столу стул. Ральф дал старику доллар и стал выпрастывать из рукавов пиджака руки. Бенни взял пиджак, повесил его у двери и вышел. Два игрока подвинулись, и Ральф сел за стол напротив сдающего.
— Ну как оно? — спросил тот у Ральфа, не поднимая глаз.
— Нормально, — ответил Ральф.
По-прежнему не поднимая глаз, Клайд сказал мягко: — Играем по малой, сдаю по пять карт. Плюсуем не больше пяти долларов. Банк на столе.
Ральф кивнул и, когда партия закончилась, купил на пятнадцать долларов фишек. Внимательно смотрел, как скользят по сукну карты, падают перед ним одна на другую, взял их тем же движением, каким брал когда-то отец, складывая веером, поднял глаза и посмотрел на лица других игроков. Подумал: а с ними такое
Через полчаса он выиграл уже две партии и, не считая фишек, которые горкой лежали перед ним, подумал, что у него должно еще быть долларов пятнадцать или даже двадцать. Заплатил еще за одну порцию виски — фишкой — и неожиданно понял, какой долгий путь прошел всего за один вечер, какой долгий жизненный путь. «Джексон, — подумал он. — Могу стать Джексоном».
— Вы играете или нет? — спросил кто-то из сидевших за столом. — Клайд, сколько ставить? Отвечай, ради всего святого!
— Ставка — три доллара, — ответил Клайд.
— Играю, — сказал Ральф. — Я играю. — И положил в банк три фишки.
Клайд поднял глаза и снова опустил их на карты. — Если хотите большой игры, можем потом пойти ко мне, — предложил он.
— Да нет, все нормально, — сказал Ральф. — На сегодня с меня хватит. Сегодня как раз кое-что выяснилось. Про игру. Супруга моя поиграла немножко с одним парнем пару лет назад. Сегодня как раз выяснилось. — Он откашлялся.
Один из игроков положил на стол карты и закурил сигару. Пристально поглядел на Ральфа, попыхивая, раскуривал сигару, потом помахал спичкой, чтобы погасла. Снова взялся за карты. Клайд поднял глаза на Ральфа. Его тяжелые руки лежали на столе, ладони распластались, словно отдыхали на зеленом сукне, жесткие черные волоски на кистях блестели в свете лампы.
— Работаете здесь, в городе? — спросил он.
— Живу здесь, — ответил Ральф. Он чувствовал себя совершенно опустошенным, поразительно легким и пустым.
— Играем мы или нет? — сказал один из игроков. — А, Клайд?
— Засохни, — сказал Клайд.
— О господи боже мой!.. — тихонько сказал игрок.
— Что такое сегодня выяснилось? — спросил Клайд.
— Про жену, — сказал Ральф. — Сегодня выяснилось.
В переулке было темно. Ральф вытащил бумажник, на ощупь сосчитал, сколько там осталось. Два доллара. И должна быть какая-то мелочь в кармане, подумал он. Как раз чтоб перекусить. Но есть ему не хотелось; он всем телом привалился к стене дома, пытаясь сосредоточиться, привести в порядок мысли. В переулок завернула машина, остановилась и снова, задом, выехала обратно. Ральф двинулся в путь. Он шел той же улицей, которой пришел сюда. Держался поближе к домам, подальше от шумных компаний, от мужчин и женщин, заполнивших тротуар. Услышал, как какая-то женщина в длинном пальто сказала своему спутнику: — Вовсе не так это было, Брюс, вовсе не так. Ты не понимаешь.
Он остановился у винной лавки. Вошел. Встал у прилавка, изучая аккуратные ряды бутылок. Купил полпинты рома и еще сигарет. Пальмы на ярлыке бутылки, их разлапистые, наклоненные вниз ветви и лагуна на заднем плане бросились ему в глаза, только потом уж до него дошло: ром. И купил. Подумал: сейчас потеряю сознание. Продавец, худой, лысый человек в подтяжках, положил бутылку в бумажный пакет, получил деньги, выбил чек — звонок кассового аппарата мелодично прозвучал в пустом магазине — и сказал: — Посошок на дорожку, а?
На улице Ральф постоял немного и направился к пирсу. Подумал, хорошо бы посмотреть на воду и как огни в ней отражаются. Подумал, как бы профессор Максвелл справился с подобной ситуацией? Запустил руку в пакет, на ходу извлек бутылку, отвинтил крышку, на каком-то крыльце прислонился к двери и, запрокинув голову, сделал длинный глоток. Подумал, а вот профессор Максвелл просто сидел бы — весьма элегантно — на берегу у воды. Ральф пересек ржавые трамвайные рельсы, свернул в какую-то совсем темную улочку и услышал плеск волн у пирса. И в тот же момент почувствовал, как кто-то подошел к нему сзади. Невысокий негр в кожаной куртке обошел Ральфа сбоку, встал перед ним и произнес: — Минуточку, парень.
Ральф попробовал обойти препятствие, но негр в кожаной куртке сказал:
— Полегче, мальчик, ты отдавил мне пальчик! — И прежде чем Ральф успел опомниться и броситься прочь, он получил резкий удар кулаком в живот, застонал и стал падать вперед. Но тут негр двинул его раскрытой ладонью по носу, Ральфа отбросило к стене, и он со стоном сполз на землю. Одна нога у него подвернулась, и пока он размышлял, как бы ему половчее подняться с земли, негр залепил ему здоровую оплеуху. Ральф растянулся плашмя на мостовой.
3
Он пристально смотрел в одну точку и видел их — десятки, сотни птиц, кружащихся под самыми тучами или камнем падающих вниз, а после снова резко взмывающих к низко нависшему небосклону. В этот ранний утренний час сюда, к берегу, из океанских просторов слетались морские птицы. Улица чернела в густом тумане, и Ральф ступал осторожно, стараясь не раздавить улиток, тащившихся по мокрому тротуару. Мимо проехала с включенными фарами машина, замедлила ход рядом с ним. Еще одна, потом еще. «Рабочие с деревообделочного», — подумал он. Наступил понедельник. Ральф свернул за угол, прошел мимо бара Блейка: шторы задернуты, у закрытой двери, словно часовые, выстроились пустые бутылки. Сильно похолодало. Теперь он шагал быстро, время от времени тесно обхватывая себя руками крест-накрест, растирая плечи. Добрался наконец до дома: свет над входом горит, в окнах темно. Пересек лужайку, обогнул дом, повернул ручку двери черного хода, дверь беззвучно отворилась, и он вошел. В доме было очень тихо. На кухне рядом с сушилкой стоял высокий табурет. Вот стол, у которого они сидели. Он тогда поднялся, прошел на кухню и сел у стола. Что еще он тогда сделал? Вроде больше ничего. Ральф посмотрел на часы над плитой. Через открытую дверь видна была столовая: стол, на нем кружевная скатерть, посредине — фигурка, розовые фламинго из тяжелого стекла. Плотные шторы на окне позади стола не задернуты. Что же она, стояла у окна, ждала, когда он вернется? Он прошел в гостиную, ступил на ковер. Ее пальто лежало на кушетке, брошенное небрежно, словно второпях, и в бледном свете утра он разглядел, что большая пепельница полна окурков. На журнальном столике — раскрытая телефонная книга. Ральф не задерживаясь прошел дальше. Остановился у приоткрытой двери в спальню. Ему показалось — все в доме раскрыто настежь. Очень захотелось взглянуть на нее спящую. С минуту он противился этому желанию, потом осторожно, одним пальцем толкнул дверь, она открылась пошире. Мариан спала, голова съехала с подушки, темные волосы казались еще темнее на белой простыне. Лежала на боку, лицом к стене, свернувшись калачиком, одеяло скомкано у плеч, стянуто от изножия кровати, мягкими складками прячет бедра. Ральф стоял и смотрел. Что же все-таки ему делать? Собрать свои вещи и уйти? Переехать в гостиницу? Готовиться к разводу? Как следует поступать в таких обстоятельствах? Раньше ему было ясно, что он может, что должен, как поступать в том или ином случае. Теперь же он не знал, что делать, как быть. В доме было очень тихо.
В кухне он сел у стола и уронил голову на руки. Он не знал, как быть. Не только сейчас, в данный момент. Не только в этой ситуации. Не по этому поводу. Не только сегодня или завтра, но всегда, в каждый день жизни на земле. Потом он услышал, в детской зашевелились детишки, затопали к кухне. Он выпрямился, попытался улыбнуться им навстречу.
— Папочка, папочка, — лепетали оба, прижимаясь к нему, сонные, тепленькие.
— Расскажи сказку, — потребовал сынишка, забираясь к отцу на колени.
— Он не может, потому что нельзя, — сказала дочь. — Очень рано, сказки так рано не рассказывают. Правда?
— Па-апочка, что это у тебя на лице? — сказал сынишка, показал пальчиком.
— Ой, дай я посмотрю! — сказала дочь. — Дай посмотрю! Папочка!
— Бедный наш папочка! — сказал сын.
— А что ты сделал со своим лицом? — спросила дочь.
— Это пустяки, ничего, — ответил Ральф девочке. — Все нормально, моя хорошая. Ну-ка, Роберт, слезай, я слышу, мама встала.
Ральф быстро шагнул в ванную и запер дверь. Услышал, как Мариан спросила: