По тоске, пустой да плотской,По глазам зимыБашлачев ходил и Бродский,Проползем и мы.Зависает в бескультурьеИнтерфейс небес.Под ногами – мозги курьиДа кривой прогресс.Об одном скулят исходеЧеловек и вошь…Нас еще по миру ходит,Всех не перебьешь!Пиетари – КелломякиДвижет нас состав.Все сошлось: судьба и знаки,Избранность и нрав.Как тут разом не напиться?Радость плавит рты!Заросли коростой лица,Да зрачки чисты.Языками колобродитПафосный гундеж:«Много вас по миру ходит,Всех не перебьешь!».Лопухами у дорогиОтольем вину,Необитые порогиБросим на струну.И пока сосете в клеткахБыстрые супыИ таскаете в барсеткахДенежные лбы,Нам гортань от Духа сводит,Бьет рожденья
дрожь…Нас еще по миру ходит,Всех не перебьешь!Мы – трухлявая потугаНа нездешний свет,Мы незримость вяжем тугоВ вереницу лет.Пусть постой порой уводитВ шабаш и дебош —Нас еще по миру ходит,Всех не перебьешь!Понахавамшись сеансу,Время – по домам.Отломили миру шансу,Пали по умам.Деревянные сомненья,Диатез у рта.Позабудут – без зазренья,Вспомнят – навсегда.И пока в условьях давкиМрак терзает кадр,Похмеляются на лавкеОбраз, Звук, Театр.Полусумрак небосводитИ Луну, и грош…Нас еще по миру ходит,Всех не перебьешь!
День шерсти
Сочные жабры бабьи.Точные вирши рабьи.Как на последнем вздохе,Чуют День Шерсти блохи.Лепят из снов да хлебаМусоропровод в небо.Топливом потных сутокПоят газетных уток.Стоящее – нестойко.Вот и попробуй – спой-ка!..Прежде могилы новойДа чешуи еловой —Жадно глотнуть направо,Не расплескав азарта…Ты – как картинка «ава»,Я – рана авангарда.По бытию – микробом —Вынести эту легкость…Неба ли я мокрота?Или у новых блох гость?Смерить успеть до смертиВновь приходили черти.Сдал их молве безмудойВместе с пустой посудой.Вслед за говном вагонов —Оттепель новых звонов.Конница цепких весенМежду Господних десен.Перемирившись с бредом,С герпесом, с винегретом,Чуют День Шерсти блохи.Копят гнилые бздехи.Жирные ребра рыбьи.Синие вопли выпьи.Точные вирши рабьи.Сочные жабры жабьи.
«Дрожали в озноб объятия…»
Дрожали в озноб объятия,Сентябрь краснел рябиной,Прохлада плела апатии,С залива тянуло тиной.Мерцало о прошлых, хороших днях.Сползали пустые вестиФасадами в старых пролежняхДа крышами сплошь из жести.Сидели и снова верили,Что вечность мудрее утра.Увечья стаканом мерили,Бледнели похмельем утло.Тащили стихи калечныеПо скулам да лбам кобыльим,И падали просторечияПод ноги высоким штилям.Неслось окаянное «звонче жги!»,Рвалось свистоплясом синим.И дамы ломали зонтики,Мешая гламур с мартини.И кролик с глазами пьяницыРонял в тротуары траур.Никто никого не хватится,Все мимо, миледи, фрау!…Натужные рукопожатия,Азарты над картой винной…Прохлада плела апатии,С залива тянуло тиной…И город, как будто спросонья – тих,Сквозь памяти позолоту,В каденциях альбиноньевыхНавек уходил под воду.
Метанойя
Выстелить плечи цветами маяДумал, ключами звеня-играя.Ягодой греть глаз твоих лукошко,Жажду мешая похмельной ложкой,Жадной охапкой сгрести застолье,Выменять воды на богомолье,В милость елея гортань лелея…Не поборол ветрогон Борея,Грузно споткнулся о не отпетых,Пузом полег, как и те, – в поэтах.Выжал до изнури тела губку,Не изменяя ни тьме, ни кубку.Не потакая ни дну, ни веку,Радугу плел через сердца реку.Вечность измаяв в сожженном храме,Тлен перемерив в погостной яме.Вымолив тихо у неба крышу,Кинулся дуть, где хоть что-то дышит,Слышит, шуршит, расчехляет поры,Чистит от мнений помета норы.Выхлебав хляби спиртной цистерну,Глаз твоих высосав всю инферну,Сдал спецодежду мой искуситель,Скинул крыла трубочист-хранитель.Не приманив козырей за ворот,Чахлой чахоткой стыл горе-город.Я уходил от наветов прежних,Запеленавшись в слова нездешних…
Я не помню (Вишни Эдема)
Я не помню, что было до этого.Помню лишь непрерывность забвенийДа поэта в углу не отпетого,Да кромешности кровосмешений.Барагозили до запределицы,Бились в быль за гнилое корыто.И скрипели корявые мельницыНа холодных уступах Аида.Я не помню, что стало спустя себя.Помню только, что вышло без толка —Расставаний похмельные насыпи,Старых песен неровная челка.Синей осени вязкое тление —Экзистенций узлы да экземы…Бескорыстие грехопаденияНа заснеженных вишнях Эдема.Заплетали язык канителями,Ворожбою лохматили звезды.Задирали подолы апрелями,Ноябрем конопатили гнезда….Я не помню, как встречу Нездешнее,Как забуду следы да наветы…Снова сны – как объятия вешние,Шепелявые ставни рассвета…
Ангелу необъяснимого
В полуночь Луну расспрашивалС надеждой тонкой:Кто жизнь мою
высосал заживоНезрячей гонкой?Кто выставил в посвист липовыйПокоя ставни?Кто выстелил пляской ВиттовойСвятые камни?Кто вымазал полумерамиЗвенеть призванье?Кто выгрыз мышами серымиАлмаз незнанья?Подвесив за заусеницыНад бочкой винной,Над всем, что горит и пенитсяТоской картинной…Кто в чрево червями ринулся,Когда споткнулся?Кто выждал и ощетинился,Когда я сдулся?…Полуночь тянула из зримогоОзноб наружу…И Ангелу НеобъяснимогоШвырнул я душу.
«Город лунный. Храм высокий…»
Город лунный. Храм высокий,Золотые письмена.Голод юный по далеким,Светлооким временам…Тянет волок повиликуПо великой тишинеМает сорок дней без крикаВ захлебнувшейся войне.Спален тайны, пеленальни,Наковальни и столы.Ожиданий чужедальнихПоминальные углы.Смех месили, драли нары,Топь крестили в свистопляс.Затопили окуляры —Проглядели в небо лаз.Очи – черные берлоги —Ночь исчавкали до дна…Лунный город. Сон далекий.Золотые имена.
«Ищет ветер снегиря…»
Ищет ветер снегиряВ летаргии декабря.Ищет память старых стульевПозолоту летних ульев,Ищут лиры и кумирыВ камасутрах и сортирах,Ищет невская трясина —В спинах и несвежих минах…Руки, ноги, звуки, боги —Все смешалось под шумок.Только страхи давят сокиНеутоптанных тревог.На мозгу – мозоли синейПроспиртованный узор.Голова корявой дынейУкатилась под забор.Зеленеет жирной жабой,Сев на отмель, самоцель,И матросы тихой сапойДоедают карамель.И невнятные вопросы«Почему?», «зачем?» и «как?»,Тянет стужи папироса,Перелетный льет кабакПо стаканам и по жилам,По настилам и столам,По насиженным могилам,По неспелым голосам —В омут правды стопудовой,От зари до фонаря…В летаргии декабревойИщет небо снегиря.
Пасха
Слишком ранняя Пасха,Слишком пропитый Пост.Запоздалою ласкойЯ ползу на твой мост.С непонятным оттенкомВоспаленных глазницБултыхаюсь нетленкойВ рукавах твоих птиц.Маясь мелким испугомПод подолом Луны,Забываюсь досугомВ звукоряде вины.Я надтреснут, надвыпит,Подраспродан, не цел.И за шиворот сыпетСтранных лет беспредел.Я застрял в междуречьеНепонятных эпох,Вековеча увечьяВ романтический вздох.В поминальные пляскиПо заблеванным дням,По судьбе без развязки,По корытам-мечтам.Обожженное небо,Ядовитый язык —И больная утробаНедописанных книг.Слишком ранняя Пасха,Слишком поздний финал.Слишком старая маска —И прошел карнавал,И растеряны перья,И обвисли носы.И аорта безверьяМечет сор на весы.Все резвятся в прибоеСтаи кухонных крыс,Все глумятся над Ноем,Чертыхаясь на бис.Слишком ранние слезы,Слишком сильная дрожь.Я сосу твои лозы,Я зарос в твою рожь.И внутри, и снаружи —Сколько не колобродь —Слишком старые души,Слишком свежая плоть.Где помру – там воскреснуНа таможне в аннал,Затеряюсь, исчезнуМелководьем зеркал…Поистерт, поистаскан,Подзабит в круговерть.Слишком постная Пасха.Слишком мелкая смерть.
«Сами мы – не местные…»
Сами мы – не местные,Сами мы – небесные.Птицами подбитымиЖмемся над корытами —Контуры телесные,Трепетно-словесные.Сами мы – не местные,Сами мы – небесные.С сорванными крышами,С белками и грыжами,С огненными душами,С радугой над лужами.Память-несуразицаМеж стаканов квасится,Ночи-вознесения,Утренние тления…Дома все зачтется нам,Раненым, покоцанным.Все же мы – не местные,Легкие, небесные.С кузовами тесными,С песнями болезными —Серость порем виламиПод паникадилами.Пьяные пророчества,Поступь одиночества,Посвисты кошмарныеПравополушарные.Не порвать субтитрами,Не измерить литрамиОпухоль сомнения,Золото рождения.Куйте свои счастьица,Коль копейка ластится,Тритесь ягодицамиКухнями-бойницами..Ну, а мы – не местные,Вроде как небесные.Чуть отпустит – тронетсяЭтих дней бессонница —Выше, в запредельное,Светлое, бестельное,Скрип под половицамиОбернется лицами.Шорохи безвестные,Сполохи воскресные…Сами мы – не местные,Сами мы – небесные.
