Соборная площадь
Шрифт:
— О-о-о, — томно, интимно, с облегчением, протяжно воскликнула девушка, прячущаяся за ней. И повторила. — М-м-м-м-м…
Всего у нескольких женщин из множества при половом сношении были подобные зовущие возгласы. Но лишь подобные. Тогда желание близости вспыхивало с неимоверной силой, заставляя взорваться тело горячей испариной, отдаться без остатка. Сейчас же возбуждение возникло в ином направлении. Оно воплотилось в чувство красоты, непорочности. Я даже не заметил, когда Андрей удалился в комнату. Оттуда донесся переливчатый храп И тут-же его перебил голос чайника:
— Красиво, да? — спросил он.
— Бесподобно, — признался
— Они у нас все такие, — старчески задребезжал чайник. — Многие не замужем.
— А у некоторых есть дети, — басовито включился в разговор холодильник. — Семьи создали, живут неплохо. Хотя всякое бывает.
Дотянувшись до занавески, я сорвал капроновую ткань. Под ней никого не оказалось. Зато на полу покорно легла у ног другая девушка, прикрытая грубой холстиной. Или она же. Таким беззащитным был вид распростертого худенького тела, что невольно отступил назад, боясь сделать лишнее движение.
— Если хочешь, можешь взять в жены. Одна уже пошла с твоим другом.
Действительно, храп прекратился, слышалась лишь тихая возня с громким сопением Андрея. Сев на стул, умиленно посмотрел на покорную подругу. Нет, это не рабыня, девушка просто показывала, что хозяин именно я. Разве в нормальной жизни такое встретишь! Вечно глупые капризы, да длинные языки. А здесь полное согласие с сохранением собственного достоинства.
— Не против, — наконец решился я. — Но как жить, я такой грубый, а она вся нежная. Боишься притронуться.
— Ничего, — заверил чайник. — Стерпится — слюбится. Лишь бы любили друг друга, остальное наладится.
Девушка сбросила накидку, поправила длинные волосы, улыбнувшись, с гордо поднятой головой пошла в комнату. Я слышал, как она занялась уборкой. Стол раздвинули, загремели тарелки с закусками. Свадьба. Появились гости. Они расселись по кухне кто на чем: на подоконнике, на раковине, даже на газовой плите. Молодые и старые, неряшливые и чистые. В квартиру то и дело заходили другие, с продуктами, с цветами, с бутылками.
— Только шампанское, — предупредил я. — Пить больше не хочу.
Крепкое спиртное исчезло. Я вошел в комнату. На столе скромная закуска, посреди бутылка шампанского. Народу мало. На креслах пара — тройка незнакомцев, Игорь — морпех, Андрей. Невеста улыбчивая, ласковая, одновременно озабоченная. Недотрога. В голове промелькнуло, как с ней спать, с такой тонкой, воздушной. Гости буквально на глазах растворялись, но я уже знал, что они умеют уходить в другое измерение. Они из иного мира, входят и выходят из него, когда вздумается. Научат и меня. Уже показывали, как это делается. Легко, непринужденно. Еще одно усилие и пойму тоже.
Из кухни позвали. Чайник, холодильник, стол табуретки громко разговаривали. Даже ложки с вилками не оставались в стороне от обсуждаемых проблем.
— Зайди в туалет, — сказал кто-то. — Там чеченец, он крадет чужих жен.
Я быстро вошел в туалет. Вместо водопроводного крана из стены высунулась голова чеченского хана с короной на макушке. Лицо сухое, жесткое, нос горбатый, под беспощадными зрачками бледно-синие мешки.
— Он появляется в квартирах, где красивые жены, — объяснили из плотно обступившей сзади толпы. — И втягивает в себя, когда они входят в туалет. Надо отрубить ему голову.
— Ах ты, скотина, — взорвался я, зверея. — И эта старая противная пакость переманивает молоденьких жен…
Сжав кулаки, изо всей силы врезал по короне.
— Господи, что ты делаешь! — просунувшись в туалет, воскликнула она. — Опомнись, ты с ума сошел.
— Чеченца срубаю, — не оборачиваясь, ответил я.
Я выдыхался, пол под ногами заходил ходуном. Еще немного и остановлюсь. Если голова зависнет хоть на ниточке, то это конец. Чеченец возродится вновь и тогда силы его удесятерятся. И я рубил и рубил, до тех пор, пока он не издал последний хрипящий вздох, пока в горле не забулькало. В последний раз яростью, предсмертной тоской сверкнули расширившиеся зрачки. Потом веки сомкнулись, голова чеченца упала в раковину. Побледнела, посинела, замерла, похожая на отрубленную голову ощипанного бройлерного куренка. Конец. Я вышел из туалета, бурно переводя дыхание. На кухне осталась пара молчаливых, притихших, медленно растворяющихся «гостей». Неожиданно в поле зрения попалась газета с фотографией чеченки с ребенком. Я понял, что это жена хана. Нашарив спички, поджег край. Газета вспыхнула, женщина яростно посмотрела на меня, она даже отстранила ребенка, готовая броситься и вцепиться зубами. В квартиру влетел высокий молодой мужчина в форме лейтенанта милиции. Вырвав пылающую бумагу из рук, бросил на пол, принялся затаптывать тяжелыми сапогами.
— Совсем спятил? — крикнул он. — Квартиру спалишь…
Я оттолкнул его в сторону, не подпускал до тех пор, пока газета полностью не сгорела, превратившись в кучу пепла. Мент испуганно топтался рядом. Затем вышел за дверь.
— Писатель с ума сошел, — донесся с улицы голос собутыльника Андрея. — Занавески срывать начал, громить все подряд. Я было вмешался, он кинулся на меня. Пришлось убежать. А потом пожар устроил.
Выйдя на лестничную площадку, я едва не столкнулся с Сэмом. Тот отодвинулся в сторону.
— Срубил чеченца, — гордый за победу, сообщил я. — Отвалилась голова. Еле справился со зверем…
Сэм сочувственно поцокал языком, невольно косясь на мои кулаки. В подъезд влетел длинный лейтенант, не решаясь подойти, кивнул в сторону выхода:
— Вперед, писатель, машина подана.
Снисходительно усмехнувшись, я вышел на улицу. Возле лавочек испуганно обернулись несколько пожилых соседок. На углу дома притормозил «Запорожец». Шофер открыл багажник, принялся возиться с мотором. Лейтенант закурил, не спуская с меня настороженных глаз. Когда водитель снова уселся за руль, распахнул заднюю дверь, помог взобраться на сидение. «Запорожец» затарахтел, собираясь тронуться с места. В этот момент из подъезда выскочил Сэм, сделал отмашку: