Собрание произведений в пяти томах. Том 3. Восьмидесятые
Шрифт:
Они там сидели… Она что-то хихикала. Он рыкал. Ну, потом рассказал ей, кем он был. И все!
А он все еще страшный, даже через закрытую дверь. Умели кадры подбирать.
Я ему говорю: «Петр Иванович, если эта не подошла, я вам еще пятерых вызову из фирмы “Сосульки”». – «Да нет, – говорит, – у нас с ней откровенный разговор был. Она меня на выборах поддержит. Ей моя кандидатура понравилась». – «Так может, она в темноте ее не разглядела?» – «Нет-нет, все в порядке».
Политик он, мамочка, большой. Но просил, сука, без предварительного звонка больше не приходить. Такая сволочь. Выключить свет сил не имеет, а без предварительного звонка…
– Так ты все, что я тебе даю, на женщин спускаешь?
– Их, курочек, инвестирую. Им даю ссуды твои безутешные, безвозвратные. Распределяю твой доход. Ты бы видел их личики!.. Тоже, правда, безвозвратные. Но как они сияют, уходя. Это лучший визит – приходишь несчастный, счастливый уходишь.
Не выносят они материальных затруднений и грубой работы в порту.
Как мы их здорово учили строить, прокладывать, перегружать, а чуть отпустили – все у филармонии собрались.
– А там же биржа, отец.
– Да, биржа легкого труда и приятного поведения. И я там под именем Пантелеймон – веселый мастер эпизодов и околесиц. «Старый ящур ищет молодую сибирскую язву».
Они, оказывается, за деньги любят так же.
Не все равно – она за деньги выйдет замуж или за деньги переспит. Сила чувств одна и та же, а сумма делится соответственно.
– Папа, ключ я тебе не дам. Ты знаешь, мое сыновье слово твердое. Я тебе, старый бесенок, на номерок подброшу. В гостинице.
– И на горничную, чтоб не убирала. Мне главное, чтоб не убирала. Тогда у меня силы не убавляются. А в убранном – как все заново. Как в первый раз.
А можно – я с оркестром в номере? Копейки стоит. А ужин при свечах? При дамах, при оркестре?
– Ну на первый раз.
– Ну на первый раз. А провожаем под FM 106,5, увеселяющая классика, утяжеленный рок, толковый запоздалый секс.
– Отец, чтоб ты знал: никто и никогда не будет любить тебя так, как я. Береги меня.
– Вы, дети, должны трудиться, чтобы мы, родители, могли наслаждаться бурной старостью. За бурную старость!
Отъезд в другой город
Старички-супруги на перроне перед отъездом.
Он. Билеты у тебя? Квитанция у меня. Деньги у тебя? Паспорта у меня. Ключи у тебя? Номерки у меня. Где паспорта, паспорта где?
Она. У меня.
Он. Очки, очки?
Она. У меня.
Он. Мои, мои?
Она. У меня. Все очки у меня.
Он. А паспорта?
Она. Паспорта у тебя.
Он. Да… У меня. А билеты?
Она. Билеты у меня.
Он. Проверь.
Она. Проверяла. А деньги?
Он. Деньги у тебя.
Она. Нет! Нет у меня.
Он. Ну значит, у меня. Да. Вот у меня. А ключи, ключи где?
Она. У меня.
Он. А газеты? Газеты?
Она. У тебя.
Он. Где?! Где?! Я без них...
Она. Вот.
Он. Есть… Так, теперь адреса… Где адрес Бориса?
Она. У тебя.
Он. У меня нет.
Она. Значит, у меня… Постой, у меня нет…
Он. И у меня нет... Куда же мы едем?.. А его телефон у тебя?
Она. У тебя. У меня ничего нет.
Он. У меня?.. Постой… Ты же записала.
Она. У меня нет. Он у тебя.
Он. У меня?.. У меня нет!..
Она. Как у тебя нет?
Он. У меня нет. У меня нет. Я ничего не писал. У меня ничего нет. Куда мы едем? Мы выйдем на перрон, и нас арестуют. У нас нет ни адреса, ни телефона. Мы пропадем!
Она. Поищи в боковом кармане.
Он. Там нет. Я смотрю, вот я смотрю, тут ничего нет. Вот пенсионная книжка, вот паспорта – и никаких телефонов.
Всё, домой! Искать! Поезд уйдет! Мы пропали!
Она. Посмотри среди газет.
Он. Всё, пропали. Поехали домой. Кому мы нужны? К чертовой матери эту жизнь. Эту голову. Эту поездку… Есть!
Она. Что?
Он. Телефон и адрес.
Я не могу, я все помнил, я знал наизусть «Муху-Цокотуху», я решал в уме сложнейшие задачи, я играл в шахматы вслепую... Где ключи?
Она. У меня.
Он. Плащ?
Она. Здесь.
Он. А часы, часы?
Она. У тебя на руке.
Он. Все забывал сказать. Я тебя люблю… Очки, очки?
Она. У меня.
Он. Куда я без тебя? Кому я нужен? Сода?
Она. Здесь, здесь. С продуктами.
Он. Паспорта?
Она. У тебя.