Собрание сочинений, том 17
Шрифт:
4 сентября было только восстановлением республики вопреки нелепому авантюристу, который умертвил ее. Истинной противоположностью самой империи, то есть государственной власти, централизованной исполнительной власти, которая во Второй империи лишь нашла свою исчерпывающую формулу, — была Коммуна. Эта государственная власть в действительности есть творение буржуазии, сначала как средство для уничтожения феодализма, а затем — как средство подавления освободительных стремлений производителей, рабочего класса. Все реакции и все революции служили только для передачи этой организованной власти — этой организованной силы для порабощения труда — из одних рук в другие, от одной фракции господствующих классов к другой. Государственная власть служила для господствующих классов средством порабощения и обогащения. В каждой новой перемене она черпала новые силы. Государственная власть служила орудием для подавления всякого народного восстания, а также и сопротивления рабочего класса, после того как он сражался и его использовали для того, чтобы обеспечить передачу государственной власти от одной части его угнетателей к другой. Поэтому Коммуна была революцией не против той или иной формы государственной власти — легитимистской, конституционной, республиканской или императорской. Она была революцией против самого государства, этого сверхъестественного выкидыша общества; народ снова стал распоряжаться сам и в своих интересах своей собственной общественной жизнью. Коммуна не была революцией с целью передать государственную власть из рук одной части господствующих классов в руки другой, это была революция с целью разбить саму эту страшную машину классового господства. Это была не одна из мелочных стычек между парламентской формой классового господства и классового господства в форме исполнительной власти, а восстание
XIX века. И поэтому, какова бы ни была ее судьба в Париже, она обойдет весь мир. Рабочий класс Европы и Соединенных Штатов Америки сразу же приветствовал Коммуну как волшебное слово освобождения. Слава прусского завоевателя и его допотопные подвиги стали выглядеть только призраками далекого прошлого.
Только рабочий класс мог сформулировать в слове «Коммуна» и впервые воплотить в жизнь в борющейся Парижской Коммуне это новое устремление. Даже последнее выражение этой государственной власти — Вторая империя, — хотя она и была унизительна для гордости господствующих классов и развеяла все их парламентские притязания на самоуправление, — была только последней возможной формой их классового господства. Хотя Вторая империя и лишила их прежнего политического положения, она была оргией, при которой все экономические и социальные гнусности их режима получили полный простор. Средняя буржуазия и мелкая буржуазия в силу экономических условий своего существования были неспособны начать новую революцию и были вынуждены идти либо за господствующими классами, либо за рабочим классом. Крестьяне были пассивной экономической базой Второй империи, этого последнего торжества государства, оторванного от общества и независимого от него. Одни лишь пролетарии, воодушевленные новой социальной задачей, которую им предстоит выполнить в интересах всего общества, — задачей уничтожения всех классов и классового господства — были способны сломать орудие этого классового господства — государство, централизованную и организованную правительственную власть, ставшую путем узурпации господином общества вместо того, чтобы быть его слугой. Вторая империя — это последнее увенчание и в то же время самое отъявленное проституирование государства, занявшего место средневековой церкви, — возникла, опираясь на пассивную поддержку крестьянства, в активной борьбе, которую вели против пролетариев господствующие классы. Вторая империя возникла против пролетариев. И ими же она была сломлена, не как особая форма правительственной (централизованной) власти, а как ее наиболее мощное выражение, принявшее вид ее кажущейся независимости от общества, и именно поэтому ставшей ее наиболее проституированной реальностью, покрытой позором сверху донизу, получившей свое концентрированное выражение в полнейшей коррупции внутри страны и в полнейшем бессилии вовне.
Но после крушения этой формы классового господства исполнительная власть, правительственная государственная машина, сделалась главным и единственным объектом, против которого направились удары революции.
Парламентаризм во Франции пришел к концу. Его последним периодом и наиболее полным господством была парламентарная республика с мая 1848 г. до coup d'etat [государственного переворота. Ред.]. Империя, умертвившая парламентаризм, была его собственным созданием. Во время империи с ее Законодательным корпусом и сенатом парламентаризм — и в этой форме он был воспроизведен в военных монархиях Пруссии и Австрии — был просто фарсом, просто придатком деспотизма в его самой грубой форме. Парламентаризм тогда умер во Франции, и уж конечно но рабочей революции воскрешать его из мертвых.
Коммуна — это обратное поглощение государственной власти обществом, когда на место сил, подчиняющих и порабощающих общество, становятся его собственные живые силы; это переход власти к самим народным массам, которые на место организованной силы их угнетения создают свою собственную силу; это политическая форма их социального освобождения, занявшая место искусственной силы общества (присвоенной себе их угнетателями) (их собственной силы, противопоставленной им и организованной против них же), используемой для их же угнетения их врагами. Эта форма была проста, как все великое. В противоположность прежним революциям, когда время, нужное для всякого исторического развития, в прошлом всегда бывало упущено, и в первые же дни народного торжества, как только народ сдавал свое победоносное оружие, это оружие направлялось против него же самого, — Коммуна прежде всего заменила армию национальной гвардией.
«Впервые с 4 сентября республика освобождена от правительства своих врагов... В городе национальная милиция, защищающая граждан от власти (правительства), вместо постоянной армии, защищающей правительство от граждан». (Воззвание Центрального комитета от 22 марта.) [423]
(Народу надо было только организовать эту милицию в национальном масштабе, чтобы покончить с постоянными армиями; это — первое экономическое conditio sine qua non [необходимое условие. Ред.] для всех социальных улучшений, сразу же устраняющее этот источник налогов и государственного долга и эту постоянную опасность правительственной узурпации классового господства — в форме обыкновенного классового господства или же в форме господства какого-нибудь авантюриста, выдающего себя за спасителя всех классов.) Вместе с тем это вернейшая гарантия против иноземного нападения, делающая фактически невозможным дорогостоящий военный аппарат во всех других государствах; это — освобождение крестьянина от налога кровью и от обильнейшего источника всех государственных налогов и государственных долгов. Уже здесь обнаруживается, чем Коммуна должна привлечь крестьянина, благодаря чему она явится первым словом его освобождения. Одновременно уничтожена «независимая полиция», и ее головорезы заменены слугами Коммуны. Всеобщее избирательное право, которым до сих пор злоупотребляли либо как средством парламентского санкционирования священной государственной власти, либо как игрушкой в руках господствующих классов, когда оно использовалось народом только для того, чтобы раз в несколько лет санкционировать парламентское классовое господство (выбирать орудия этого господства), — всеобщее избирательное право приспособлено теперь согласно своему подлинному назначению для избрания коммунами своих собственных должностных лиц в области управления и законодательного почина. Исчезла иллюзия, будто административное и политическое управление — это какие-то тайны, какие-то трансцендентные функции, которые могут быть доверены только обученной касте, состоящей из государственных паразитов, щедро оплачиваемых сикофантов и любителей синекур, касте, впитывающей в себя образованные элементы масс — на высоких постах и направляющей их против самих же масс — на низших ступенях иерархической лестницы. В результате того, что полностью уничтожена вся государственная иерархия и надменные господа народа заменены его сменяемыми в любую минуту слугами, показная ответственность заменена действительной, поскольку их деятельность проходит под постоянным общественным контролем. Они оплачиваются как квалифицированные рабочие, получая 12 ф. ст. в месяц; высший размер вознаграждения не превышает 240 ф. ст. в год, что, по словам крупного авторитета в науке, профессора Гексли, чуть превышает одну пятую часть жалованья, которым удовлетворился бы секретарь лондонского школьного совета. Весь хлам государственных тайн и государственных притязаний был выметен вон Коммуной, состоявшей главным образом из простых рабочих, которые организовали оборону Парижа, вели войну против преторианцев Бонапарта, снабжали продовольствием этот огромный город, занимали все посты, распределявшиеся до тех пор между правительством, полицией и префектурой; при этом они делали свое дело открыто, просто, в исключительно трудной и сложной обстановке, и делали его так же, как Мильтон писал свой «Потерянный рай», то есть за очень скромное вознаграждение, действуя на глазах у всех, не претендуя на непогрешимость, не скрываясь за канцелярской канителью, не стыдясь сознаваться в своих ошибках, исправляя их. Они сразу же сделали общественные функции, военные, административные, политические, которые были скрытыми атрибутами обученной касты, — действительно функциями рабочих; (поддерживали порядок в бурях гражданской войны и революции), (предприняли меры для общего возрождения). Каковы бы ни были достоинства отдельных мероприятий Коммуны, ее величайшим мероприятием было создание самой Коммуны, которая возникла в такое время, когда иноземный враг стоял у одних ворот, а классовый враг у других, которая доказывает своим существованием свою жизнеспособность и подтверждает свои теории своими делами. Ее появление было победой над победителями Франции. Пленный Париж одним отважным шагом вернул себе свое руководство Европой, основанное не на грубой силе, а на том, что он встал во главе социального движения и воплотил в себе чаяния рабочего класса
423
Маркс цитирует воззвание Центрального комитета национальной гвардии к населению Парижа от 22 марта, выпущенное отдельной афишей и напечатанное в «Journal Officiel de la Republique Francaise» № 84, 25 марта 1871 года.
Если бы все крупные города организовались в коммуны по образцу Парижа, никакое правительство не смогло бы подавить это движение внезапным натиском реакции. Даже эта подготовительная мера обеспечивала время для внутреннего развития, создавала гарантию движения. Вся Франция была бы организована в самостоятельно действующие и самоуправляющиеся коммуны, постоянная армия была бы заменена народной милицией, армия государственных паразитов ликвидирована, церковная иерархия вытеснена школьными учителями, государственные суды превращены в органы Коммуны, выборы в национальное представительство превращены из орудия шулерских проделок всемогущего правительства в сознательное выражение воли организованных коммун, государственные функции сведены к нескольким функциям по обеспечению общих национальных интересов.
Абзац из рукописи первого наброска «Гражданской войны во Франции»
Такова Коммуна — политическая форма социального раскрепощения, освобождения труда от узурпаторской власти (рабовладельческой власти) монополистов средств труда, созданных самими трудящимися или даруемых природой. Как государственная машина и парламентаризм не составляют действительной жизни господствующих классов, а являются лишь организованными общими органами их господства, политическими гарантиями, формами и выражениями старого порядка вещей, так и Коммуна — не социальное движение рабочего класса и, следовательно, не движение общего возрождения человечества, а организованное средство действия. Коммуна не устраняет классовой борьбы, посредством которой рабочий класс добивается уничтожения всех классов, и следовательно всякого классового господства (ибо она не представляет чьих-либо частных интересов; она представляет освобождение «труда», то есть основного и естественного условия индивидуальной и общественной жизни, труда, который меньшинство может переложить на большинство лишь посредством узурпации, обмана и искусственных уловок), но Коммуна создает рациональную обстановку, в которой эта классовая борьба может проходить через свои различные фазы наиболее рациональным и гуманным путем. Коммуна могла бы повлечь за собой насильственную реакцию и вызвать столь же насильственные революции. Коммуна кладет начало освобождению труда, — которое является ее великой целью, — с одной стороны, тем, что уничтожает непроизводительную и вредоносную работу государственных паразитов, устраняет причины, по которым приносится в жертву огромная доля национального продукта для того, чтобы насыщать чудовище-государство, а, с другой стороны, тем, что она выполняет за заработную плату рабочего подлинную работу управления, местного и общенационального. Она начинает, таким образом, с громадной экономии, с экономической реформы так же, как с политического преобразования.
Если бы коммунальная организация прочно установилась в национальном масштабе, то катастрофами, которые ей возможно пришлось бы пережить, были бы спорадические мятежи рабовладельцев, которые, прерывая на какой-то момент дело мирного прогресса, только ускорили бы движение, вложив меч в руки Социальной Революции.
Рабочий класс знает, что он должен пройти через различные стадии классовой борьбы. Он знает, что замена экономических условий рабства труда условиями свободного и ассоциированного труда может быть только прогрессивным делом времени (это экономическое преобразование), что эти условия требуют не только изменения распределения, но и новой организации производства или, вернее, избавления (освобождения) общественных форм производства при существующем организованном труде (порожденном современной промышленностью) от пут рабства, от их нынешнего классового характера, и гармоничной национальной и интернациональной координации общественных форм производства. Рабочий класс знает, что эта работа возрождения будет снова и снова замедляться и задерживаться сопротивлением традиционных интересов и классовых эгоизмов. Он знает, что нынешнее «стихийное действие естественных законов капитала и земельной собственности» может быть заменено «стихийным действием законов общественной экономики свободного и ассоциированного труда» только в результате длительного процесса развития новых условий, как было заменено «стихийное действие экономических законов рабства» и «стихийное действие экономических законов крепостничества». Но рабочий класс знает в то же время, что огромные шаги по этому пути могут быть сделаны сразу же благодаря политической организации в форме Коммуны и что настало время начать это движение в своих собственных интересах и в интересах человечества.
КРЕСТЬЯНСТВО
(Военная контрибуция.) Еще до установления Коммуны Центральный комитет заявил через свой «Journal Officiel»: «Большая часть военной контрибуции должна быть уплачена виновниками войны» [424] . В этом и заключается тот великий «заговор против цивилизации», которого больше всего боятся «люди порядка». Это сугубо практический вопрос. Если победит Коммуна, контрибуцию должны будут платить виновники войны; если победит Версаль, тогда производящие массы, уже заплатившие своей кровью, разорением и налогами, должны будут платить снова, а финансовые магнаты сумеют даже извлечь из этого дела барыши. Вопрос о покрытии военных издержек предстоит разрешить гражданской войной. Коммуна представляет в этом жизненно важном вопросе не только интересы рабочего класса, мелкой буржуазии, но в сущности всего среднего класса, за исключением буржуазии (богатых капиталистов), (богатых землевладельцев и их государственных паразитов). Она представляет прежде всего интересы французского крестьянства. Если победит Тьер и его «ruraux» [«помещичья палата», «деревенщина», помещики. Ред.], на плечи крестьянства будет переложена большая часть военных налогов. И еще находятся такие глупцы, которые повторяют вслед за «ruraux», что они — крупные земельные собственники — представляют крестьянина, того крестьянина, который, конечно, по простоте душевной горит желанием уплатить миллиарды военной контрибуции за этих добрых «землевладельцев», которые уже заставили его уплатить им миллиард возмещения за революцию! [425]
424
В этой фразе Маркс передает содержание статьи, отражающей позицию Центрального комитета национальной гвардии в вопросе о выплате контрибуции; статья была напечатана в «Journal Officiel de la Republique Francaise» № 83, 24 марта 1871 года.
425
См. примечание 233.
Те же самые люди преднамеренно скомпрометировали февральскую республику дополнительным налогом на крестьянина в 45 сантимов [426] , но тогда они сделали это именем революции, именем созданного ею «временного правительства». Теперь уже от своего собственного имени они ведут гражданскую войну с Республикой Коммуны, чтобы свалить бремя военной контрибуции со своих плеч и взвалить его на плечи крестьянина! Он будет от этого, разумеется, в полном восторге!
Коммуна отменит рекрутский набор, партия порядка навяжет крестьянину налог кровью. Партия порядка посадит на шею крестьянина сборщика податей для покрытия расходов на паразитическую и дорогостоящую государственную машину, Коммуна даст ему дешевое правительство. Партия порядка будет по-прежнему предоставлять городскому ростовщику обирать и разорять его. Коммуна освободит его от кошмара закладных, тяготеющего над его клочком земли. Коммуна заменит паразитический судебный аппарат — нотариуса, судебного пристава и т. д., — пожирающий главную часть его дохода, коммунальными служащими, которые будут работать за плату рабочего, а не обогащаться за счет крестьянского труда. Она разорвет всю эту судебную паутину, которая опутывает французского крестьянина и в которой ютятся адвокаты и мэры буржуазных пауков, высасывающих его кровь! Партия порядка по-прежнему подчинит его власти жандарма, Коммуна возвратит его к самостоятельной общественной и политической жизни! Коммуна просветит его, утвердив руководство школьного учителя, партия порядка навяжет ему отупляющее руководство священника! Но французский крестьянин — прежде всего расчетлив! Он найдет весьма разумным, если оплата духовенства не будет больше взыскиваться с него сборщиком податей, а будет зависеть от «добровольного проявления» его набожности!
426
Дополнительный налог в 45 сантимов на каждый франк прямых налогов был установлен временным правительством Второй республики 16 марта 1848 года. Налог, вся тяжесть которого легла на крестьянство, вызвал среди него глубокое недовольство, использованное крупными землевладельцами и католическими священниками для агитации против демократов и рабочих Парижа и превращения крестьянства в резерв контрреволюции.