Собрание сочинений, том 17

Энгельс Фридрих

Наконец, 28 ноября был начат ряд вылазок, которые завершились крупной вылазкой через Марну 30 ноября и наступлением на всем восточном фронте Парижа. 2 декабря немцы снова захватили Бри и часть Шамииньи, а на следующий день французы переправились через Марну обратно. Как попытка прорваться сквозь укрепленную циркумваллационную линию, возведенную вокруг Парижа осаждающими, это наступление потерпело полную неудачу; оно было проведено без необходимой энергии. Но в результате него французы сохранили за собой значительную часть пространства впереди своих линий, которое до этого не принадлежало ни одной из сторон. Они овладели полосой приблизительно в две мили шириной, от Дранси до Марны, вблизи Нейи, — местностью, над которой целиком господствует огонь французских фортов и где расположено много деревень с прочными постройками, удобных для обороны, причем там находится Авронское плато — новая позиция французов, командующая над окружающим пространством. Таким образом, здесь имелась возможность беспрерывно расширять район обороны; прочно закрепившись на этой местности, можно было бы предпринять дальнейшее наступление. При этом либо линия осаждающих оказывалась настолько «выпяченной», что становилась возможной успешная ее атака, либо противник, сосредоточив здесь крупные силы, был вынужден тем самым ослабить свой фронт на других участках и, таким образом, облегчить французам наступление. И вот, эта местность целый месяц оставалась в руках французов. Немцы были вынуждены соорудить против Аврона осадные батареи, и всего двухдневного обстрела этими батареями было достаточно, чтобы вытеснить оттуда французов; а раз Аврон был

потерян, то были оставлены и другие позиции. Правда, 21-го были предприняты новые атаки по всему северо-восточному и восточному фронту; был наполовину захвачен Ле-Бурже, были взяты Мезон-Бланш и Виль-Эврар; но все эти выгодные позиции в ту же ночь были снова потеряны. Войска были оставлены впереди фортов, где они расположились бивуаком при температуре от 9° до 21° ниже нуля, но, в конце концов, они были отведены в укрытие, так как, само собой разумеется, не могли выдержать пребывания на открытом воздухе при такой температуре. Весь этот эпизод, больше чем какой-либо другой, является характерным показателем того отсутствия решительности и энергии, той mollesse[вялости. Ред.] мы бы даже сказали почти апатии, с которой ведется оборона Парижа.

То, что произошло с Авроном, побудило, наконец, пруссаков превратить обложение в настоящую осаду и использовать осадную артиллерию, которая была на всякий случай подготовлена. 30 декабря началась регулярная бомбардировка северо-восточных и восточных фортов; 5 января — южных. В обоих случаях бомбардировка велась без перерыва, а недавно она сопровождалась бомбардировкой самого города, что является актом бессмысленной жестокости. Бомбардировка такого большого города, как Париж, не может ни на один момент ускорить его сдачу — никто не знает этого лучше, чем штаб в Версале, и никто не давал, чаще чем он, оснований для заявлений об этом в печати. За канонадой по фортам следует заложение правильных параллелей, по крайней мере, против Исси; сообщают, что орудия выдвигаются на батареи, расположенные ближе к фортам, и если обороняющиеся не предпримут более решительных наступательных действий, чем они предпринимали до сих пор, то, возможно, мы вскоре услышим, что одному или нескольким фортам причинены настоящие повреждения.

Однако Трошю, намеренно или не намеренно, продолжает пребывать в бездействии. Те немногие вылазки, которые производились в течение нескольких последних дней, были, по-видимому, слишком «платоническими», как называет всех их автор обвинений в адрес Тро-шю в газете «Siecle». Говорят, что солдаты отказались следовать за своими офицерами. Если это так, то это только доказывает, что солдаты потеряли всякое доверие к верховному командованию. И мы, действительно, не можем не прийти к заключению, что назрела необходимость в перемене главного командования в Париже. Нерешительность, оцепенение, отсутствие упорства и энергии во всем ведении обороны, — все это нельзя целиком приписывать низкому качеству войск. В том, что позиции, удерживавшиеся целый месяц, в течение которого выдалось только около десяти очень морозных дней, не были надлежащим образом укреплены, можно обвинить только Трошю, обязанного позаботиться о том, чтобы это было сделано. А этот месяц был к тому же критическим периодом осады; к концу его должен был решиться вопрос, кто — осаждающие или осажденные — выиграет территорию. Бездействие и нерешительность главнокомандующего, а не войск, склонили чашу весов не в пользу осажденных.

Но почему же это бездействие и нерешительность продолжаются даже теперь? Форты находятся под обстрелом противника, батареи осаждающих продвигаются все ближе и ближе; французская артиллерия, по признанию самого Трошю, слабее артиллерии наступающего противника. Если валы фортов защищаются только артиллерией, то можно точно высчитать день, когда при таких условиях эти валы — каменная кладка и прочее — будут разрушены. Бездействие и нерешительность не могут их спасти. Что-то надо делать, а если Трошю сделать этого не может, то лучше бы он предоставил кому-нибудь другому попытаться сделать это.

Кинглек сохранил для потомства один эпизод, в котором характер Трошю выступает в таком же свете, как и при обороне Парижа. Когда и лорд Раглан и Сент-Арно уже решили двинуться в Варну [122] и британская легкая дивизия была уже отправлена, лорда Раглана посетил полковник Трошю — «осторожный, вдумчивый человек, сведущий в стратегической науке»,— о котором

«высказывалось предположение, что в его миссию входило удерживать французского маршала от каких-либо сумасбродных поступков».

122

Имеется в виду переброска англо-французских войск во время Крымской войны с места их первой стоянки в Турции — Галлиполи — в Варну для оказания помощи турецкой армии на дунайском театре военных действий в связи с начатыми русской армией в мае 1854 г. операциями против Силистрии. Этот план не был осуществлен в силу того, что царское правительство под угрозой выступления совместно с союзниками Австрии, начавшей военные приготовления, вынуждено было прекратить осаду Силистрии и вывести свои войска из Дунайских княжеств. Переправленные за это время в Варну войска союзников были позднее использованы против Севастополя.

Полковник Трошю вступил с Рагланом в переговоры, в результате чего Сент-Арно заявил, пригласив лорда Раглана последовать его примеру, что он решил

«послать в Варну только одну дивизию, а остальной частью своей армии занять позиции не впереди Балканского хребта, а за ним» [123] .

И это в тот момент, когда турки едва не одержали победу на Дунае без посторонней помощи!

Могут сказать, что войска в Париже пали духом, что они больше не годятся для крупных вылазок, что теперь слишком поздно предпринимать вылазки против прусских осадных укреплений, что Трошю, может быть, бережет свои войска для того, чтобы в последний момент напрячь все силы и т. д. Но если 500000 вооруженных людей в Париже и должны сдаться неприятелю, который больше, чем вдвое уступает им по численности, и который к тому же расположился на позиции, крайне неблагоприятной для обороны, то они этого, конечно, не сделают до тех пор, пока всему миру, да и им самим не станет ясно, что они слабее противника. Им безусловно нельзя сидеть спокойно, доедать последние остатки своих запасов, а затем сдаться! Если же они пали духом, то происходит ли это потому, что они считают себя окончательно разбитыми, или потому, что они потеряли всякое доверие к Трошю? Если уже теперь поздно производить вылазки, то через месяц это будет еще менее осуществимо. Что касается финала самого Трошю, то чем раньше он наступит, тем лучше; в настоящее время солдаты еще довольно удовлетворительно питаются и сравнительно крепки, но трудно сказать, в каком состоянии они будут в феврале.

123

A. W. Kinglake. «The Invasion of the Crimea; its Origin, and an Account of its Progress down to the Death of Lord Raglan». Vol. II, p. 38—40. Edinburg and London, 1863 (А. У. Кинглек. «Вторжение в Крым; начало вторжения и его дальнейшее развитие вплоть до смерти лорда Раглана». Т. II, стр. 38—40, Эдинбург и Лондон, 1863).

Напечатано в «The Pall Mall Gazette» № 1852, 19 января 1871 г.

ЗАМЕТКИ О ВОЙНЕ. — XXXVII

Эта неделя была чрезвычайно несчастливой для французского оружия. Вслед за поражением Шанзи последовало отражение наступления Бурбаки у Бельфора, а теперь и Федерб, согласно прусским сообщениям, потерпел неудачу перед Сен-Кантеном [124] .

В том, что Бурбаки потерпел поражение, не может быть никакого сомнения. С момента боя под Виллерсекселем, происшедшего 9-го, он проявлял медлительность в передвижении, которая свидетельствовала

либо о нерешительности генерала, либо о недостаточной силе его войск. Атака укрепленных позиций за рекой Лизен (или по другим картам Изель), которые Вердер подготовил для прикрытия осады Бельфора, началась только 15-го, а 17-го вечером Бурбаки, отчаявшись в успехе, прекратил ее. Теперь совершенно несомненно, что этот поход был предпринят с недостаточными силами. 15-й корпус был оставлен вблизи Невера, о 19-м мы не слышали в течение месяца; войска, прибывшие из Лиона, составляют только один армейский корпус — 24-й. Мы узнаем теперь, что в Дижон поспешно отправляются значительные подкрепления, но, ввиду того что сильные подкрепления быстро прибывают также и к противнику, это не даст Бурбаки возможности немедленно возобновить наступление.

124

В сражении при Сен-Кантене, в Северо-Восточной Франции, 19 января 1871 г. немецкая Первая армия под командованием генерала Гёбена нанесла поражение французской Северной армии генерала Федерба. Это поражение окончательно деморализовало французские войска и положило конец их активным действиям в этом районе.

Может возникнуть вопрос, следовало ли Бурбаки вести свои молодые войска на штурм укрепленных позиций, обороняемых оружием, заряжающимся с казенной части, но мы все еще мало знаем о тактической обстановке, в которой велся этот трехдневный бой; возможно, что Бурбаки и не мог поступить иначе.

То, что в прусской главной квартире не относились к походу Бурбаки о таким пренебрежением, с каким в большинстве своем относилась к нему публика здесь, в Лондоне, видно по той исключительной энергии, с какой были приняты меры для его отражения. Эти меры не оставляют сомнения в том, что в Версале стало известно о продвижении Бурбаки, как только он начал свой марш на восток, если не раньше. 2 января 2-й корпус получил приказ выступить в юго-восточном направлении от Парижа, к бассейну верхней Сены. Приблизительно в то же самое время Цастров с 13-й дивизией выступил из окрестностей Меца на Шатильон. 9-го, непосредственно после падения Рокруа, 14-я дивизия (оставшаяся из состава 7-го корпуса Цастрова) получила приказ отправиться из Шарлевиля к Парижу, а оттуда следовать за 2-м корпусом; а уже 15-го мы узнаем, что ее передовые подразделения (батальон 77-го полка) вели бой вблизи Лангра. В то же самое время из Германии в южный Эльзас были спешно направлены войска ландвера, а Мантёйфель, очевидно, обязан своим новым назначением [См. настоящий том, стр. 237. Ред.] именно этому первому серьезному движению против наиболее слабого пункта всей немецкой линии. Если бы Бурбаки имел достаточно войск, чтобы разбить Вердера, он мог бы отбросить его назад в долину Рейна, расположить свои войска так, чтобы между ними и Вердером находилась горная цепь Вогезов, и двинуться с большей частью своих войск против этих подкреплений, которые он мог бы атаковать по частям, по мере того, как они прибывали с разных сторон. Он мог бы проникнуть к линии железной дороги Париж — Страсбург, а в этом случае весьма сомнительно, возможно ли было бы продолжать обложение Парижа. Поражение Бурбаки нисколько не свидетельствует об ошибочности его движения со стратегической точки зрения; оно доказывает только, что это движение было предпринято с недостаточными силами. Автор этих «Заметок» по-прежнему придерживается того мнения, что наиболее надежный план освобождения Парижа в самый короткий срок — это наступление на железную дорогу Страсбург — Париж; это единственная сквозная железнодорожная линия, которой располагают немцы, так как нам в настоящее время известно, что вторая линия, через Тионвиль и Мезьер, все еще не может быть использована; ее нельзя будет использовать и в течение еще некоторого времени, так как в Арденнах был взорван тоннель. Между прочим, это второй случай в данной войне, когда разрушение тоннеля прекращает железнодорожное движение на месяцы, в то время как разрушенные мосты и виадуки каждый раз восстанавливаются в невероятно короткие сроки.

Что касается Шанзи, то он, очевидно, совершил очень серьезную ошибку, вообще вступив в решительное сражение. Он, по-видимому, был осведомлен о движении Бурбаки почти месяц тому назад; ему, очевидно, было известно, что действительной целью этого движения являлось освобождение Парижа и что в это время армия Фридриха-Карла могла всеми своими силами обрушиться на него. Он не был вынужден принимать сражение; наоборот, медленно отступая и все время ведя арьергардные бои, подобно тому как он действовал в декабре, создав себе этим хорошую репутацию, он мог бы завлечь своего противника дальше, чем это было бы безопасно для последнего. У него было вполне достаточно времени, чтобы отправить свои запасы в надежные места, а также имелась возможность отойти либо в Бретань с ее укрепленными морскими портами, либо через Нант в южном направлении от Луары. Кроме того, Фридрих-Карл не мог бы со всеми своими силами следовать за ним так далеко. Такое отступление, продиктованное военной обстановкой, больше бы соответствовало нашему прежнему представлению о деятельности Шанзи; а так как он должен был знать, что полученные им новые подкрепления ни по своему снаряжению и вооружению, ни по своей дисциплине еще не пригодны для генерального сражения, то мы не можем не прийти к заключению, что сражение под Ле-Маном было вызвано не военными, а политическими соображениями и что ответственным за него является не Шанзи, а Гамбетта. Что касается теперешнего отступления Шанзи, то оно, конечно, чрезвычайно затруднено предшествовавшим ему поражением; но Шанзи отличается большим уменьем проводить отступления, и победителям до сих пор, по-видимому, не удалось существенно ослабить сплоченность его армии. В противном случае они могли бы привести основательные доказательства в подкрепление своего утверждения, что эта армия «обнаруживает признаки разложения». Действительно ли отступление армии Шанзи ведется в различных расходящихся направлениях, достоверно неизвестно. Во всяком случае из того, что часть его войск отступила на Алансон, а другая в направлении на Лаваль еще не обязательно следует, что первые будут оттеснены на полуостров Котантен в направлении на Шербур, а вторые в Бретань в направлении на Брест. Так как французский флот в течение нескольких часов может перейти из одного порта в другой, то даже это не было бы серьезным бедствием. Местность в Бретани, благодаря наличию там большого количества живых изгородей — таких же густых, как и на острове Уайт, только гораздо более многочисленных — чрезвычайно благоприятна для обороны, особенно с неопытными войсками; их низкие боевые качества там почти не дают о себе знать. Фридрих-Карл вряд ли захочет запутаться в лабиринте, в котором армии Первой республики много лет боролись с обыкновенным крестьянским восстанием [125] .

125

Энгельс имеет в виду роялистский мятеж во время французской буржуазной революции конца XVIII века, начавшийся в марте 1793 г. в департаменте Вандея и распространившийся затем на провинции Бретань и Нормандию. Главную массу мятежников составляла часть местного крестьянства, подстрекаемая и руководимая контрреволюционными священниками и дворянами. Мятеж в Вандее и Бретани был подавлен в 1795—1796 гг., однако попытки его возобновления повторялись в 1799 и последующие годы.

В отношении всей январской кампании мы должны сделать следующий вывод — французы повсюду проиграли ее, из-за того, что они пытались одновременно выполнить много различных задач. Они могут надеяться на победу, только сосредоточив массу своих войск в одном месте с риском быть временно отброшенными на других участках, где они, конечно, должны были бы избегать решительных сражений. Если они этого не сделают и притом быстро, то можно считать, что Париж обречен. Но, если они будут действовать по этому давно установленному принципу, они все еще смогут победить — каким бы мрачным ни выглядело их нынешнее положение. Немцы получили теперь все подкрепления, на которые они могли рассчитывать в течение последующих трех месяцев; в то же время в учебных лагерях у французов должно быть, по меньшей мере, от 200000 до 300000 человек, которые за это время будут подготовлены для встречи с противником.