Собрание сочинений (Том 3)
Шрифт:
– Какой негодяй!
– Негодяем оказался я. Показал записку Рыжову, он перепугался, трясся весь, боялся, пойду в дирекцию, партком, умолял, валил все на Ирину. Тогда я показал записку ей. И знаешь, она сказала, что сделала это ради меня, а я неблагодарная скотина. Негодяй. Ушел из института, ты знаешь.
В моей судьбе хватало катастроф - они корежили душу, жгли и ломали, и всегда я, как и те, кого я знала и кому тоже досталось от жизни, старалась выбраться к добру, к спокойствию, к радости, - это было естественно, единственно возможно и справедливо. Даже в страшном бреду
И Саша! Жить с человеком, который изменил, чтобы только въехать в Москву: нечто чудовищное, не поддающееся нормальному рассудку.
– Как ты мог?
– опять прошептала я, ни к кому не обращаясь.
– Простил, - проговорил сын.
– Любил, вот и простил, но напрасно, любовь ничего не спасла. Сама выгорела.
– И ты ушел?
– Нет, - проговорил он слишком медленно и как-то искренне, - мы разошлись.
– Ушла она?
– Мы разошлись в разные стороны.
– Что это значит?
– у меня не хватило ни ума, ни сил разобраться в словесных фокусах.
Мой сын мужественно спрятал свой взгляд под стол и произнес приговор:
– Она ушла к другому мужчине, я ушел к другой женщине одновременно, вот и все.
Вот и все!
Забыться бы, оглохнуть, умереть! Вот и все... Я думала, могла предположить, что невестка способна на такое, но вот, оказалось, и сын. Хотя?.. Он ведь не ушел сразу, не поступил, как водится, если мужчина оскорблен, а терпел, может, выжидал, почти совсем как Ирина.
– У нее будет ребенок, - добавил лишь Саша.
– Вышла замуж за дипломата.
– А ты?
– с трудом проговорил я.
– Я?
– Он рассмеялся, будто от души отлегло.
– Бери выше! Доктор наук, лауреат...
– Депутат?
– прошептала я.
– Пока не депутат, - ничего не понял он.
– Но чем черт не шутит!
– Вы рехнулись, сошли с ума. И ты, Саша...
Он опустил голову, кажется, обиделся.
– Тебе трудно, понимаю, такие новости. Но я, кажется, впервые счастлив. Меня любят. Я люблю тоже, но любят и меня, понимаешь?
Он смотрит на меня испуганно и вопросительно, мой взрослый сын.
– А Ирина?
– Родит ребенка и поедет в Испанию.
Я-то спрашивала про любовь.
– С кем же Игорь?
Саша потупился, сцепил замком пальцы, напрягся.
– Видишь ли, ма, - произнес он довольно жестко для такого безвольного характера, - сын отказался ехать с кем-либо из нас. И мы согласились.
– Как отказался?
– удивилась я.
– Он еще мальчик, у него и прав-то нет никаких, разве мыслимо оставлять его без родителей!
– Мыслимо, мама, мыслимо. Через год он окончит школу, поступит в институт, взрослый человек. Что касается меня, то у Эльги, это моя жена, двое детей, она вдова, а Иринин дипломат хочет за границу, ему не до Игоря.
– Отдайте внука мне!
– крикнула я. Но сын покачал головой...
– Он и тебе не нужен, у тебя Аля. И вообще...
– Что вообще?
– возмутилась я, теряя самообладание.
– Однокомнатная
– А совесть, сынок?
– спросила я.
– За ней не станет?
– Он не нуждается в нас, взрослый парень, - отвернулся сын.
– Напрасно так говоришь, - ответила я, - в родителях нуждаюсь даже я, старуха.
– Ну чего ты хочешь?
– сказал Саша.
– Игорь отказался ехать. И со мной и с Ириной.
– Скажи напоследок, - попросила я, измученная этим невероятным разговором.
– Только, пожалуйста, честно: чья это идея - твоя, Ирины?
Он мотнул головой:
– Игоря!
Сильные валят на слабых. Взрослые - на детей.
Кто как, а я в серьезных разговорах теряюсь, выясняю не все и потом мучаюсь неразрешенными вопросами, страдаю бессонницей. Но объяснение с сыном, - разговор, даже самый серьезный, куда большее - суд, приговор, истязание, пытка. Я плохо соображала, не все могла понять, многие его слова пропускала, впадая в глухоту, онемение, транс, потом спохватывалась, но поздно, что-то было пропущено из сбивчивых рассуждений Саши.
Когда он выходил из дома, чтобы отправиться в аэропорт, я пожелала ему по привычке: "Будь счастлив!" - но тут же укорила себя в неискренности - теперь я не верила в его счастье. Хуже: он стал мне чужим.
Я стыдила себя, принуждала думать и чувствовать по-иному, как прежде, но не могла, нет, не могла: сын отдалился от меня, и чем больше я думала о нем, тем быстрее он удалялся.
Где ночевало твое достоинство столько долгих и лживых лет, запоздало спрашивала я его и сама себе отвечала: значит, не было достоинства, ведь любовь без достоинства унизительна, а значит, немыслима.
Что означало многолетнее твое терпение, спрашивала я про себя, ведь потом-то любви уже не было, выходит, оставалось выжидание, голый расчет, откуда это у тебя, мой сын? От безволия, от бесхарактерности? Не слишком ли утешительное объяснение?
А новая семья - может, ты снова плывешь по течению? И это плавание опять станет губительным? Не прячешь ли ты, как страус, голову в песок? Боишься жизни, не хочешь ее изменить.
Игорь, наконец, что с ним?
Неведомая мне Эльга, двое чужих детей, новый Саша, дом, его работа, все совершенно не задевало, не трогало меня.
Игорь!
Чувства, точно высвобожденные отсутствием сына, сфокусировались на Игоре - внуке и сыне сразу.
Поворочавшись неделю в бессонницах, я принялась за активные действия. Пошла в читалку, позвонила немногим друзьям, выход, хоть и неважнецкий, нашелся: я наняла к Але студентку из медицинского института с питанием, ночевкой, пристойной платой и помчалась в Москву.
Опускаю подробности встречи, я давно не видела Игоря, года три, пожалуй, только фотографии, однако, их тоже давненько не было, и с трудом узнала внука - высокий, выше матери, сухощавый, с лицом, чуть вытянутым, как у отца, но ярким, материнским, и глаза, конечно, ее. Красивый мальчик - и мой и какой-то чужой.