Собрание сочинений в 10 томах. Том 1. Ларец Марии Медичи
Шрифт:
— А ничем! — отмахнулся Березовский.
— Это хорошо, — кивнул Люсин. Он-то уже успел заметить на диване стопку исписанных безобразным Юркиным почерком листков.
Это было в порядке вещей. Друзья, как правило, всегда заставали Березовского за работой, а он пренебрежительно махал рукой и говорил, что ни черта не делал. Вид у него при этом был самый искренний, может быть, потому, что Юрка всегда радовался гостям.
Вот и сейчас он скакал вокруг Люсина, как стосковавшийся после долгого одиночества веселый щенок.
— А ты, часом, не голоден? — участливо спросил он.
— Вообще не помешает, но, если можно, несколько погодя.
— Как скажешь, так и будет, — заверил Березовский.
Сам того не ведая, Люсин уже безмятежно улыбался. Лениво потянувшись,
— Да сядь же ты, ради бога!
Юрка сразу же привычно растянулся на диване.
— Выкладывай, — сказал он, стыдливо прикрывая свою писанину раскрытой книгой.
— Понимаешь, Юр! — Люсин шумно вздохнул и пригладил макушку. — Есть одно дело, кажется, по твоей части.
— Давай, — с готовностью согласился Юрка.
— Не все так просто, дружище… Я и сам еще точно не знаю, что из этого выйдет, но на всякий случай хочу заручиться твоим согласием.
— Да брось ты… Что за церемонии?!
— Нет, ты погоди, — остановил его Люсин, — не все так просто. Я не знаю пока, понадобится ли это, но, если понадобится, могу ли я рассчитывать на твою помощь в качестве консультанта?
— Ты что, сдурел? — возмутился Березовский. — С каких это пор ты стал таким… сумнительным?
— Э, Юр, — досадливо поморщился Люсин, — если бы это было мое личное дело!.. Тут материя тонкая. Служебная тайна. Понимаешь?..
Березовский выжидательно смотрел на него, подперев подбородок руками.
— В ходе следствия, — а речь идет именно о следствии, — могут возникнуть всякие неожиданные нюансы. Я, как чиновник и человек подчиненный, могу действовать только в определенных рамках. Ну да ты понимаешь: порядок есть порядок.
— Не нами заведено, — машинально поддакнул Юра.
— Во-во! В моих личных делах ты как был Юркой Березовским, так им и останешься. Тут все ясно. В наших же, — он сделал на этом слове едва заметное ударение, — служебных делах ты, если понадобится, можешь участвовать только в качестве о-фи-ци-ально-го — понимаешь! — консультанта товарища Березовского. Ясно?
— Более менее. Давай дальше.
— Дальше — проще. Если ты согласен, то будь готов дать письменную экспертизу и все такое прочее, конечно, с полным соблюдением служебной тайны. Опять же, если в этом окажется необходимость.
— А ты лично в этом очень заинтересован?
— Конечно, Юрик! Это же моя работа!
— Тогда об чем разговор? Давай свои бумаги и говори, чего подписывать.
— Пока ничего. На данном этапе я привлекаю тебя к работе, как говорится, на свой страх и риск. Ведь может получиться так, что все это не стоит выведенного яйца.
— Выеденного.
— Чего?
— Выеденного яйца!
— Ну да, конечно, не в этом дело.
— Значит, ты просто подстраховался? Боялся, что, если дело осложнится, а я уйду в кусты, у тебя будут неприятности?
— В принципе это так. По существу же совсем не так! Я ничего не боялся. И не боюсь. Мне очень нужна твоя помощь, и я ни на минуту не сомневался, что ты меня выручишь. Просто не хотел ставить тебя перед свершившимся фактом. Хочу, чтобы ты сам видел все, как оно есть.
— Значит, пока тебе достаточно только моего честного слова?
— Просто твоего согласия.
— Ладно. Считай, что ты его получил. Благодарю за доверие.
— Да брось ты, Юр! Чего ты?
— А ты чего? Мог бы в двух словах сказать. Так, мол, и так. Помоги, Юра, и подпишись в соблюдении тайны.
— Так ведь не надо пока.
— Что «не надо»? Подписываться или соблюдать?
— Подписываться. Соблюдать на всякий случай надо.
— Так бы и сказал.
— А я так и сказал. Только в более деликатной форме.
— Ладно. Инцидент исперчен. Рассказывай.
— Рассказывать, собственно, нечего. Прочти-ка вот эту штуку. — Люсин достал из внутреннего кармана черный пакет из-под фотобумаги и извлек из него снимок. — Что ты насчет этого думаешь?
Юра ловко поймал фотографию и зажег лампу у изголовья.
— Чтоб не сверлить тебя глазами, я пока в кухне чего-нибудь перехвачу.
—
— Хватит одной ветчины, а потом выпьем.
Люсин прошел в кухню и принялся методично готовить себе бутерброды.
— Тебе принести? — спросил он, уже откусывая.
— Нет. Спасибо. Слушай.
Предначертание свершится! Сим заклинаем семерых. Капитолийская волчица Хранит завязку всей игры. Пусть Монсепор в огне падет, Лютеции звезда затмится, Все ж с розой крест соединится, И в их единство ключ войдет. Итак, свершится: роза — крест Под кардинальским аметистом. Следите ж за игрою мест! Звезда Флоренции лучиста, Но на подвязке будет кровь. Обеих их соединит Холодный камень Сен-Дени. Отличный от других алмаз — Бордоское вино с водою. О семеро, мы молим вас. Не обернитесь к нам бедою! Из пепла Феникс оживет В снегах страны гиперборейской. Когда на смерть — не на живот — Пальмира Севера пойдет Против когорт и ал лютейских. На четках Феникса как раз Седьмая есмь тигровый глаз. Жезл победителя мальтийский Хранит содружество ключа. Не перепутай сгоряча Порядок мест в игре их строгой! Ни эшафотом, ни острогом Нельзя прервать игру судеб. Последний есмь наследник — Феб. Не токи родственной крови, А волю звезд — небесных судей — В игре той строгой улови И разгадай наследство судеб: Сатрап лакею передал Цареубийственный кинжал. Ты положи игре конец И отыщи жену младую, Чье имя носит тот ларец, Чьи звезды — чистый Козерог. В ночь тихую и ночь святую Дано узреть концы дорог. Итак, внемли же: крест и роза, Затем латинский аметист, Подвязка и бордоской лозы Огонь, которым камень чист, Звезда Флоренции, конечно, Льнет к италийским городам, Тигровый глаз теперь навечно Жезлу мальтийскому отдан — Вот слуги тайные ларца, Таящего грозу дворца, Взращенного на молоке волчицы. Храни же тайну до поры! Предначертание свершится! Сим заклинаем семерых.Люсин с наслаждением жевал бутерброд с ветчиной, уставившись на заросшее буро-зеленой слизью стекло аквариума, сквозь которое безуспешно пытался разглядеть рыб. Это настолько его заинтриговало, что он поднял покрывавшую аквариум фанерку. В сумрачной воде промелькнули темные рыбьи спинки.
И увидел он залитую тяжелым живым серебром палубу. Лазоревый блеск прыгающих сельдей. Мокрые роканы товарищей. И волны, чуть тронутые суровым глянцем просвечивающегося сквозь облака северного солнца.