Собрание сочинений в 10 томах. Том 1. Ларец Марии Медичи
Шрифт:
По совету верного Флотта, Филипп смирил и гордость и ненависть. Он даже выразил свое формальное согласие на то, что наследником рыцарей Храма будет орден иоаннитов. Но, пока выполнялись необходимые формальности, Флотт опутал имения ордена такими долгами, что иоанниты обеднели от неожиданного наследства. Все золото, все лены и майораты достались королю. Исчезли только тайные святыни тамплиерские: кинжал справедливости и красный алмаз.
В розыске пропавших сокровищ не помогли ни пытки, ни костры, ни дьявольское искусство мессира Ногарэ…
Последний же гроссмейстер
С той поры минуло больше четырех с половиной столетий, но орден Храма не умер. Антуан ле Карре знал это лучше, чем кто бы то ни было другой. Это днем он был лейтенантом серых мушкетеров, преданный королю, его величеству Людовику XV. По ночам же каждую субботу отправлялся он тайной дорогой к Тамплю, сохранившему остатки былых привилегий и вольностей… Он, потомок Феба ле Карре, не забудет, как его с черной повязкой на глазах провели в подземелье, как три острые шпаги уперлись в его обнаженную грудь и пламя свечи опалило лицо. И клятву свою он никогда не забудет, ибо она ввела его во внутренний круг тайного ордена тамплиеров…
— Готов ли ты? — услышал он голос из подземелья.
— Готов, — прошептал тогда ле Карре.
— Во имя Молоха, Асторота, Баал-Зебуба и Люцифера! — колоколом гудела тьма.
— Во имя вечного обновления природы, — смиренно ответил он.
— Откуда пришел ты? — спросили его.
— Из вечного пламени!
— Куда идешь?
— В вечное пламя!
— Тогда войди, брат.
И руки, державшие его, разжались, и он покатился по мокрым гранитным ступеням в огонь.
Но в последний момент чьи-то крепкие руки вновь подхватили и понесли его куда-то в сырую затхлость каменных коридоров. И хотя кругом обступала его все та же кромешная тьма, повязка была снята с глаз.
Далеко впереди засинел рассеянный свет, и сделалось легче дышать. Тут невидимые спутники покинули его, и он продолжал путь в одиночестве.
Каждый шаг отдавался протяжным вздохом, нехотя замиравшим в каменных сводах. Размытые тени бросались под ноги и уплывали во тьму. Но все светлело и светлело впереди. И тогда увидел ле Карре крылатого козла со страшной мордой и бычьими, гневно раздутыми ноздрями. Между крутыми могучими рогами горел факел, и свет его собирался в серебряной пятилучевой звезде на лбу. Грудь у козла была человечья, женская, а живот, как у гада, чешуйчатый и зеленый. Правой рукой указывал он на висевший меж колонн белый рог месяца, левая, опущенная,
Справа от козла стоял обвитый пифоном столб с золотым треугольником на вершине. От треугольника исходили колючие лучи, а внутри него словно застыло в вечном удивлении широкое, раскрытое, чернью по металлу изображение — око с зеленым зрачком. Слева же подымался на хвосте бронзовый змей. Как зачарованный глядел он на удивительного козла, и злой огонь переливался в его рубиновых глазах. А имя было его Баффомет.
— Озирис? — услышал ле Карре тихий вопрос и так же тихо дал условный ответ:
— Темный бог.
Послышалось печальное пение. И чей-то хриплый, надтреснутый голос провозгласил:
— Баал-Зебуб! Баал-Зебуб! Баал-Зебуб!
И то, что этот Баал-Зебуб не забытый демон халдейский, а попросту Вельзевул, означало, что тайные тамплиеры стали исповедовать ту самую веру, которую безуспешно пытались навязать их предкам палачи Филиппа Красивого…
— Ормузд? — услышал у себя за спиной ле Карре.
— Ариман, — не оборачиваясь, отозвался он.
— Тогда пойдемте со мной, сударь.
Ле Карре помедлил, убрал локти с парапета и, повернув голову, увидел незнакомого дворянина в черном камзоле и лиловых чулках.
— Прошу вас, — учтиво поклонился дворянин и жестом предложил проследовать за ним на другой конец моста, где виднелся дом под темной остроконечной крышей. — В трактире «Под старой шпорой» нашей беседе никто не помешает. Там в этот час мало посетителей.
Они прошли через мост и, нырнув под низкую притолоку, с которой свешивался заменявший вывеску драный ботфорт с ржавой шпорой, оказались в полутемной комнате.
— Добро пожаловать, сиятельные господа. — Неведомо откуда вынырнула бойкая служанка в чепце и переднике и принялась вытирать стол из струганых досок.
— Где хозяин, красотка? — осведомился дворянин, поправляя напудренный парик.
— Уехал в Отейль, сударь, за каплунами. Что угодно господам?
— Комнату, свечу и бутылку анжуйского. Живо! — Дворянин, поклонившись ле Карре, указал на винтовую лестницу в углу. — Проследуем наверх.
Служанка бросила тряпку и метнулась в кладовую:
— Сейчас, благородные господа, сейчас будет вам вино и свеча.
Она провела гостей в мансарду, окно которой было закрыто ставнями, зажгла свечу на колченогом столе и побежала в погреб за вином.
Дворянин в черном предложил ле Карре занять единственный стул, а сам без особых церемоний уселся на узкую кровать, под которой поблескивали таз и ночная ваза. Других предметов в комнате не было, если не считать, конечно, кипарисовый крестик на грубо побеленной стене.
— Шевалье ле Карре? — осведомился дворянин. — Я не ошибся?