Собрание сочинений в 10 томах. Том 10: Атлас Гурагона; Бронзовая улыбка; Корона Гималаев
Шрифт:
Сам же вернулся в донкан, быстро написал необходимые письма. Потом достал свой индийский костюм, тщательно запаковал его и вышел на улицу.
Человек ждал под дождем. Р. Н. вручил ему сверток и письма и возвратил пластинку. Тот сразу же пошел под навес, тихо вывел оттуда свою лошадь и, попрощавшись по индийскому обычаю, скрылся в темноте. Немного погодя, пандит услышал, как зашлепали по мокрой грязи копыта. Отойдя подальше, курьер вскочил на лошадь и понесся в Дарджилинг. В донкане никто ничего не мог услышать.
Лишь на десятый день путешествия караван приблизился к Ямпун-ла. Осторожно, поминутно оглядываясь, пробирались сквозь колючий кустарник. В донкане им сказали, что на перевале Синли недавно погибли два непальских дровосека. В прошлом же году тигр напал в Чжонри на стадо яков и зарезал двенадцать голов.
Р. Н. раздал бутиям заряженные ружья, оставив себе шестизарядный револьвер. Дорога была крута и камениста. Лужи застеклил сухой ледок, хрустевший под копытами животных отчетливо и резко, всегда неожиданно и пугающе. Холод пронизывал до костей.
К полудню они достигли пояса рододендронов и, пройдя через сосновый лес, где вспугнули нескольких ярких фазанов, вышли к заснеженному хребту.
Ветер дул заунывно и одичало. Казалось, что они одни в мире, что все давным-давно выморожено и утонуло в снегу. Мутная пурга над белыми, чуть розоватыми от холодного солнца хребтами, и жуткая, безжалостная синева…
Смежив заледенелые ресницы, уйдя головой в плечи, медленно и неслышно, как тени, скользили они к Чертовой горе. Внизу, в неистовом белом дыму, ревела желто-свинцовая Ринби. Волокнистые тени неслись над землей. Впервые Р. Н. стало по-настоящему жутко. А ведь еще недавно они боялись, что на них бросится тигр или с дерева прыгнет бесшумный сиккимский леопард. Что все леопарды Тибета перед дымящейся пылью пурги!..
Чан стал жаловаться на головную боль и одышку. Наверное, им овладел ла-дуг — жестокая болезнь гор. Ветер заставил людей спешиться. Лошади падали. Чан тоже сел на снег и сказал, что у него окоченели ноги. Р. Н. дал ему свои сапоги и кабульские чулки.
Но вот ущелье кончилось, и караван оказался на подветренной стороне горной цепи. Длинный мэньдон указывал дорогу к деревне Док. Над крышами домов и загонами для яков развевались длинные цветные ленты. Ледяная корка сверкала на солнце. Снежное поле казалось покрытым глазурью. Смертный холод под сердцем ослаб. Р. Н. предвкушал уже, как будет сидеть перед очагом и греть руки над пламенем. Над красноватыми, над желтыми с голубизной прядями веселого огня. Над жгучими трещинами в синеватых угольях.
Но деревня оказалась покинутой. Двери домов опутывали веревки. В пустых загонах валялась запорошенная снегом солома и смерзшийся в камень навоз. Впереди лежал заледенелый крутой спуск.
Ближайший населенный пункт — Гумотан виднелся далеко внизу, в глубоком ущелье, на две тысячи футов ниже. Спускаться было хотя и легче, чем карабкаться на перевал, но зато куда страшнее. Казалось, что вот-вот сорвешься в пропасть, на дне которой чернел игрушечный лес. Одна лошадь пала. Других, очевидно, все равно придется бросить в Гумотане. Такие перевалы не для них.
Проводники, привыкшие к головокружительным спускам, сильно опередили пандита. Идти приходилось по глетчеру. Каждый шаг давался с трудом. К вечеру вошли в великолепный лес, покрывавший ущелье Гумотан. Здесь подстерегала новая беда. Лес оказался залитым водой. Это таял снег в северо-восточной части ущелья. Синяя вода казалась мертвой. Черные стволы исполинских кедров падали в нее, медленно сходясь друг с другом где-то в слепящей точке опрокинутого неба. И было страшно глядеть туда… На исходе была третья неделя пути. Позади осталось семь перевалов, а они уже потеряли двух лошадей и яка, который нес продовольствие. Третью лошадь пришлось пристрелить. Проводники заготовили впрок немного конины.
Они шли по безлюдной стране.
За гранитным утесом, далеко впереди, лежало черное «Озеро рока». Его питают снеговые воды. Дно его, как говорят, сплошь устилает золотой песок, а в глубинах водятся гиппопотамы.
Пройдя залитый водой лес, они стали подниматься на перевал Богто. Тропа вела вдоль обледенелого канала, по дну которого низвергался поток, несущий камни, ломающий где-то внизу можжевельник и пихты. Голова болела и кружилась. Р. Н. еле брел. Последнюю милю одолел в полубессознательном состоянии. Они остановились под скальным навесом, забрызганным желтыми пятнами лишайников. Сварили рис и чай с маслом. После того как в пропасть свалился як, навьюченный припасами, они не ели ничего, кроме риса.
Р. Н. упал в совершенном изнеможении. Его люди страдали еще больше. Им приходилось нести снаряжение, которое нельзя было доверить якам. Когда чай вскипел, Пурчун усадил пандита поудобней и налил полную кружку. Тот сделал несколько глотков и почувствовал себя немного бодрее. Но есть наотрез отказался. Напрасно Пурчун совал ему сбереженное замороженное яйцо. Закутавшись во все свои одеяла, индиец лег на землю, упершись ногами в один из тюков, чтобы не свалиться в пропасть. Ночь прошла тревожно.
Утро выдалось пасмурное. Дул ветер. Через силу Р. Н. поел рису и заставил себя проглотить шарик масла. Проводники, предвидя снежную бурю, стали неохотно собираться. Повернувшись лицом к священной для буддистов горе, они пропели мантры и возобновили подъем на перевал. Стояла удивительная тишина. Ни шума ветра, ни грохота водопадов. Ледяная пустыня. И черные мохнатые туши яков на ней. У них осталось три яка. До сих пор эти удивительные животные покорно лезли вверх по обледенелому склону. Может быть, близость смерти смягчала их упрямый норов?
Вскоре набрели еще на одно озеро. Голубой лед его был покрыт множеством внутренних пузырей. Эти белые пустоты сверкали в косых лучах солнца чистыми радужными огнями. Р. Н. остановился, пораженный внезапной и страшной в заледенелом этом мире красотой. Так вот оно, прославленное в священных книгах Сиккима Цодом-донма, знаменитое «Озеро павлиньих пятен». Сюда приходят паломники из самых дальних мест.
Притихший было ветер усилился.
Невозмутимый Чан начал нервничать. Часто останавливался. Шепча заклинания, глядел на небо, которое постепенно заволакивалось волокнистой мглой.