Собрание сочинений в 10 томах. Том 10

Хаггард Генри Райдер

— Боже! — воскликнул я. — Как же мы вернемся?

— Не знаю, — отозвался Лео из темноты. — С меня достаточно того, что мы уже вытерпели сегодня. Я благодарю судьбу, что уцелел.

Айша подала мне руку, и я пошел следом за ней.

Глава XXV. Дух Жизни

Дрожа от страха, я дошел до самого края плиты и вытянул вперед ногу, нащупывая, куда ступить. Но под ногой ничего не было.

— Сейчас я упаду, — задыхаясь, проговорил я.

— Доверься мне и иди вперед, — ответила Айша.

Учитывая все обстоятельства, нетрудно понять, что особого доверия к Айше я не испытывал, ибо хорошо знал ее характер. Она могла обречь меня на самую ужасную участь. Но жизнь иногда требует, чтобы мы возлагали свою веру на неведомые алтари, другого выхода у меня не было.

— Иди! — велела она, и мне не оставалось

ничего другого, как повиноваться. Несколько ярдов я проехал по каменному склону, затем потерял под собой всякую опору. Я уже подумал было: конец, но в следующий миг мои ноги уперлись во что-то твердое, — я стоял на каменном полу, вне досягаемости ветра, который выл где-то вверху. Не успел я возблагодарить Небо за его бесконечное милосердие, как послышался шум и возле меня оказался Лео.

— Привет, старина, — сказал он. — Ты уже здесь? Все это становится довольно интересным.

В следующий миг на нас с диким воплем свалился Джоб, сбив нас обоих с ног. Когда мы поднялись, Айша уже стояла среди нас; она велела зажечь светильники, которые, к счастью, не разбились, так же как и запасной кувшин со светильным маслом.

Я достал коробок вощеных спичек фирмы «Брайанти и Мей», и они вспыхнули в этом мрачном месте такими же веселыми огоньками, как если бы мы были в лондонской гостиной.

Через пару минут оба светильника уже горели: перед нами предстало любопытное зрелище. Мы, сбившись в кучку, стояли в пещере в десять футов длиной и шириной, и у всех у нас, кроме Айши, которая, скрестив руки, спокойно ждала, когда разгорятся светильники, был довольно ошеломленный вид. Пещера была частично естественная, частично выдолбленная в верхней части каменного конуса. Крышей служила шаткая каменная плита; задняя ее часть с полого спускающимся полом была выдолблена в каменной породе. Здесь было тепло и сухо — настоящая обитель отдохновения по сравнению с вершиной конусной скалы и дрожащей каменной шпорой.

— Ну что же, — сказала Она, — мы благополучно добрались до пещеры, хотя я опасалась, что каменная плита сорвется и упадет вместе с вами в бездонную пропасть, ибо эта расселина и впрямь не имеет дна, уходит в самое сердце земли. Вершина скалы, поддерживающая эту плиту, сильно искрошилась под ее тяжестью, тем более что плита все время покачивается. К сожалению, этот человек, — она кивнула в сторону Джоба; сидя на полу, он вяло вытирал лоб красным бумажным платком, — которого справедливо называют Свиньей, ибо он глуп, как свинья, уронил доску, и теперь мне придется придумать какой-нибудь способ выбраться отсюда, а это не так-то легко. Но пока отдыхайте и осматривайтесь. Как вы думаете, что это за пещера?

— Мы не знаем, — ответил я.

— Некогда, о Холли, это гнездо себе облюбовал один человек, который называл себя Нутом; здесь он прожил много лет, лишь один раз в двенадцать дней спускаясь за пищей, водой и маслом, которые люди в изобилии складывали у входа в тоннель, по пути сюда.

Мы с удивлением подняли глаза, и она продолжала:

— Да, это так. Нут, хотя и жил в более поздние времена, вобрал в себя всю мудрость сыновей Кора. Он был аскетом и философом, глубоко проник в тайны Природы; он-то и нашел Огненный Столп, который я вам покажу и который питает живую душу Природы; тот, кто совершил омовение в этой огненной купели, кто дышал ее жаром, будет жить, покуда жива сама Природа. Но этот Нут, как и ты, о Холли, не хотел воспользоваться открытой им тайной. Человек рождается для смерти, а не для вечной жизни, считал он. Он никому не говорил о том, что узнал, поэтому и жил здесь, где должен пройти всякий, кто ищет Дух Жизни; амахаггеры, его современники, чтили его как святого отшельника. Когда я впервые попала в страну, — знаешь ли ты, Калликрат, как это произошло? Когда-нибудь я расскажу тебе странную историю, — я услышала о философе Нуте, пришла сюда, дождалась, пока он выйдет за едой, и упросила его взять меня с собой, хотя мне и было страшно переходить через пропасть. Я очаровала его своей красотой и умом, растопила его сердце льстивыми словами, и в конце концов он показал мне Источник Жизни и открыл его тайны, но он не разрешал мне вступить в пламя, и, опасаясь, как бы он меня не убил, я не стала нарушать его запрет, ведь он был очень стар и я знала, что он скоро умрет.

Я выведала у него все, что ему было известно об удивительном Духе Жизни, а известно ему было очень многое, ибо этот старец был истинно мудр; чистотой своей души, постоянным воздержанием и самоуглублением он сумел проникнуть за завесу, отделяющую то, что мы видим, от великих незримых тайн, шорох чьих крыльев мы иногда

слышим над миром. Потом — всего через несколько дней — я встретила тебя, мой Калликрат, вместе с прекрасной египтянкой Аменартас и полюбила в первый и последний раз в своей жизни, однажды к навсегда, — тогда-то у меня и родилась мысль прийти сюда вместе с тобой, чтобы мы оба обрели дар долголетия. Когда мы явились в пещеру вместе с египтянкой, — она не отпускала тебя ни на шаг, — старец Нут лежал мертвый, вот здесь, — она показала на место, где я сидел, — укрытый своей белой бородой, как одеянием. С тех пор прошло столько времени, он давно уже истлел, а его прах разнес ветер.

Я пошарил в пыли под собой и наткнулся на что-то твердое. Оказалось, что это человеческий зуб, сильно пожелтевший, но все еще прочный. Я поднял его, чтобы Айша увидела мою находку.

— Да, — подтвердила она со смехом, — это, несомненно, его зуб. Вот и все, что сохранилось от Нута и его мудрости, — один зуб. Этот человек имел безграничную власть над жизнью, но сознательно не хотел пользоваться ею. Итак, он лежал мертвый, и мы спустились туда, куда я собираюсь вас повести; и, призвав на помощь всю свою смелость, отринув страх смерти, в надежде увенчать себя сверкающей короной Жизни, я вступила в пламена — ив тот же миг огненная субстанция жизни — вы никогда не поймете, что это такое, покуда не почувствуете сами, — разлилась по моим жилам; я вышла оттуда бессмертная и божественно прекрасная. Я простерла мои руки к тебе, Калликрат, и сказала: «Вот я, твоя бессмертная невеста», но ты, ослепленный моей красотой, отвернулся и обвил руками шею Аменартас. И тогда меня охватила неистовая ярость, в припадке безумия я вырвала у тебя копье и вонзила его в твое тело, ты долго стонал, прежде чем умереть, и наконец умер у моих ног. Тогда я еще не знала, что могу убивать глазами и напряжением воли, поэтому поразила тебя копьем.

Итак, ты был мертв, и я горько рыдала, ибо обрела бессмертие, а ты был мертв. Так велико было мое горе, что будь я смертной женщиной, мое сердце не выдержало бы и разорвалось. А она, смуглоликая египтянка, проклинала меня, призывая на помощь своих богов. Она молила Осириса, Исиду, Нефтиду, Хекет, Сехмет, Львоголовую, и Сета наслать на меня все мыслимые беды, все беды и непреходящее горе! Я и сейчас, как воочию, вижу ее темное лицо, склоняющееся надо мной в приступе гнева, но она не могла причинить мне вреда, а я… я не знаю, могла ли я что-нибудь с ней сделать. Да я и не пыталась, мне было все равно, мы вынесли тебя вместе. Потом я отправила египтянку через болота; она, кажется, выжила и родила сына, и даже написала послание, которое привело тебя, ее мужа, ко мне, ее сопернице и твоей убийце.

Вот и вся история, мой любимый, и настал час, который достойно ее увенчает. Как и все на земле, эта история сочетает в себе и зло и добро; может быть, больше зла, чем добра, и начертана кровавыми письменами. Но она правдива, я ничего не утаила от тебя, Калликрат. И последнее, что я хотела сказать перед твоим испытанием. Сейчас мы войдем в обитель Смерти, ибо Жизнь и Смерть сплетены в одно неразрывное целое, и кто знает, не произойдет ли что-нибудь такое, что опять разлучит нас. Я просто женщина, не пророчица, и не могу читать в книге будущего. Я только знаю, — со слов мудреца Нута, — что моя жизнь будет более длительной и яркой, чем у других. Но я не бессмертна. Поэтому прежде, чем пойти туда, скажи мне, о Калликрат, что ты подлинно прощаешь меня и любишь всем сердцем. Послушай, Калликрат, я свершила много зла: позапрошлым вечером я убила девушку, которая тебя любила, за то, что она ослушалась меня и посмела предречь мне несчастье, поэтому я и сразила ее. Будь же и ты осторожен, когда обретешь могущество: не наноси ударов в гневе или приступе ревности, ибо всесилие — опасное оружие в руках человека, склонного заблуждаться. Да, я совершила великий грех, но так же велика и любовь, которая опоила меня своей горечью; и все же я могу распознавать добро и зло, и мое сердце отнюдь не зачерствело. Твоя любовь, о Калликрат, откроет для меня врата избавления, тогда как моя страсть была тропой, которая вела к злу. Ибо неразделенная глубокая любовь — ад для сердец благородных, она сущее проклятие, но любовь, находящая свое совершенное отражение в душе желанного человека, придает нам крылья, с их помощью мы можем вознестись над собой, раскрыв все свои возможности. Поэтому, Калликрат, возьми меня за руку и сними с моего лица покрывало без всякого страха, как будто я простая деревенская девушка, а не самая мудрая и красивая женщина во веем этом обширном мире, посмотри мне в глаза и скажи, что ты прощаешь меня всем сердцем и что ты боготворишь меня всем сердцем.