Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона
Шрифт:
— «Ed elli a me: Se tu segui tua Stella, non puoi fallire aglorioso porto»…
— Что это?
— «Звезде своей доверься, — он ответил, — и в пристань славы вступит твой челнок»… Данте Алигьери, «Inferno». Пятнадцатая песнь.
— Вы и итальянский знаете?
— В известной мере. Прежде чем дать зеленый свет, я сам прошел пробный курс на Гавайях. Как врач, которому положено испытать на себе вакцину.
— И каковы результаты? Помните наизусть «Божественную комедию»?
— Нет, разумеется, разве что отдельные куски. Но уверен, что вспомню, вновь оказавшись в парадоксальном состоянии. Компьютер чутко следит за активностью мозга, стимулируя волновым воздействием одни участки и подавляя другие… В своихснах я разговаривал на эламском и хурритском, по-аккадски и по-персидски. Мне даже казалось, что я понимаю язык птиц и зверей.
— Сон и есть сон, — Борцов ожесточенно перечеркнул каракули. — Электростимуляция в принципе ничего не меняет. Гипноз, наркотики, нейропептиды способны расцветить его ярчайшими красками, придать невиданную четкость отдельным мазкам, но материалы все те же: краски и холст. К реальности это не имеет никакого отношения.
— И это говорите вы? Художник слова! А как же вещие сны? Пророчества? Предвосхищения? Вспомните Кекуле, Дарвина, наконец Менделеева, которому приснилась его таблица.
— Многодневный упорный труд дал свои результаты. Когда плод созрел, подсознание рассовало все по надлежащим местам.
— Все-таки подсознание, Тим? Или сверхсознание?.. Вы же не отрицаете существование коллективного сознания?
— Не отрицаю. Архетипы — неотъемлемые элементы того, что мы занываем душой. Но они же — источник иллюзий.
— Уже теплее… Гипнотический рапорт, ток, химия — это, вы совершенно правы, стрельба из пушек по воробьям. Однако именно эти методы помогли нам создать четкую целенаправленную систему. Избирательно модулируемые радиоволны воздействуют на точечные участки мозга, мобилизуя его скрытые резервы. Вы же знаете, что в обычной жизни мы используем от силы десять процентов потенциальных возможностей.
— И что происходит? Слияние с Абсолютом, Великой Пустотой физического вакуума?
— Не знаю… Но что-топроисходит. Это-то и предстоит выяснить, Тим. Идея единого информационного поля не столь уж фантастична. Архетипические образы объединяют сознание поколений. Через языки и символы мы как бы возвращаемся к истокам, к праязыку строителей Вавилонской башни.
— Скажите, Пит, почему вы избрали именно «Божественную комедию»?
— А вам почему захотелось попасть именно в Шибальбу? И почему вы заслали своего героя в Дуат?.. Так захотелось! Система мира Данте нравится мне куда больше, чем египетская, греческая или ацтекская преисподняя. Она лучше отвечает моему настроению, литературному вкусу, если угодно. Тем паче, что особой разницы нет. Что Дуат, что Тартар… Inferno ничем не хуже. Или вы придаете особую роль мифам, освященным тысячелетней традицией? Уверяю вас, что для информационного поля не существует различия между жреческим каноном и вымыслом более поздних времен, включая фантазию поэтов Возрождения и научных фантастов, вроде вас, Тим. Если такое поле все-таки существует, то никакая мысль, даже самая вздорная, не пропадает. Все каким-то образом записывается двоичным кодом виртуальных частиц: электрон-дырка.
— И это тоже поддается проверке?
— В известной степени. Мы оба знаем, что нет ни ада, ни рая. Ни ангелов нет, ни демонов. Однако они существуют в виде архетипических голограмм, спроецированных в нематериальных структурах нашего «сверх-Я». Разберем, для примера, хотя бы ваш сон. Вам приснилось то, что вы уже видели и хотели увидеть. Не так ли? Мозг причудливо перетасовал виденное, пережитое, прочитанное. Вы ведь основательно проштудировали «Пополь-Вух»? И насмотрелись на изваяния майя? Вот и легли красочные мазки на холст. Мне понравилось такое определение. Но исчерпывается ли этим парадоксальность процесса? Отнюдь. Кровавые жертвоприношения обернулись символическими образами иного порядка. Отсюда ассоциации с нацистским холакостом. Память о бывшем, об исторических, если угодно, реалиях накладывается на канву архетипа. Согласны?
— Вполне.
— Тогда пойдем дальше. Как вы расцениваете полет в черной трубе?
— Последний дар матери-природы угасающему мозгу. Образ, бесспорно, универсальный. Тот факт, что майя попытались воссоздать его в камне, лишний раз подтверждает теорию Юнга. Внешнее наложилось на внутреннее, объективное — не субъективное. Сновидение суммировало обе волны. До этого момента я полностью с вами солидарен, Пит.
— Только до этого?
— Дальше сложнее. Мне трудно передать свои ощущения, но я был уверен, что, приземлившись где-то возле Апрелевки, найду Нику.
— И теперь тоже уверены?
— Хочу так думать.
— При всем вашем скепсисе вы, как я знаю, допускаете возможность телепатического контакта? Особенно во сне?
— Не только допускаю, но верю. Почти…
— Ох уж, это «почти»! Атеизм у вас сочетается с фатализмом, здравый смысл — с суеверием. Гремучий коктейль.
— Требуется бесспорное доказательство. Объективный критерий.
— «Вот Сны тебе мои… В них все, что хладный опыт открыл мне, проведя чрез слезы, скорбь и ропот»… Вы читали «Сны» Майкова?
— Нет, Пит, не читал. Не устаю восхищаться вашим знанием русской литературы.
— Ваши сны вместили все: слезы, скорбь и «жажду странную святынь, которых нет»… Последнее уже из Минского. Вы ведь любите символистов?
— Это помню: «И снова свет блеснет, чтоб стать добычей тьмы, и кто-то будет жить не так, как жили мы, но так, как мы, умрет бесследно».
— Так, мой бедный собрат по мирской юдоли… Нам с вами не достает одного: «хладного опыта». Вы верно упомянули объективный критерий. Ваш ночной облет Сверхгорода наводит на интересную мысль. Вам запомнились названия улиц, отдельные дома?
— Даже номера домов. О чем это говорит?
— Прежде всего, о превосходной памяти. Приснилось все то, что вы, вероятно, видели в своих многочисленных путешествиях. Тут нет ничего необычного. Ничто, не боюсь повторить, не проходит бесследно. Да, память у вас отменная, но не хватает конкретных деталей… Вы как-то обмолвились, что провели ночь у Моссовета, откликнувшись на призыв Гайдара?
— И что? — Борцов отбросил изрисованную газету. Общение с Джонсоном требовало неослабного внимания. Не отклоняясь от темы, он совершал стремительные броски, смысл которых зачастую прояснялся лишь в конце разговора. — Не улавливаю связи.