Собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Красный бамбук — черный океан. Рассказы о Востоке
Шрифт:
Сад исключался, поскольку пролитая на землю кровь была равносильна признанию вины. Но он не ощущал себя виновным перед теми, кто не оставил ему никакого выбора. Была иная, действительная вина перед миллионами неизвестных существ, о которой он не подозревал до потрясения сатори. Ее нельзя было смыть кровью, а пустота, в которую он уходил, измельчала на атомы и мысли и формы. Пока длилась жизнь, существовала и вина. А потому он не был властен обагрить кровью белизну татами, как намеревался сделать это до озарения, ибо красное на белом, словно флаг «Хино-мару», означало полное отсутствие всяких грехов. Оставалось одно: уйти на террасе, где росли орхидеи. Пусть благородная розовая древесина примет струю отлетающей жизни.
Тахэй откупорил длинную темную бутылку. Это был черный сакэ с порошком кунжута и пеплом, который пьют только при расставании. Он приберегал ее для прощального вечера, чтобы распить с друзьями, а выпьет в одиночку, расставаясь с собой. Прежде чем пригубить первую чашечку, обмакнул пальцы в сакэ и, разбрызгав по воздуху, напоил духов. Это было его прощание с Азией.
Закрыв глаза, вызвал в воображении сочувственную улыбку бога последнего странствия. Пусть подарит милость человеку, которому никто не сказал напутственный слов: «Спокойной смерти».
Распахнув кимоно, Тахэй пил чашу за чашей. Когда до истечения испрошенного им срока оставалось совсем немного минут, он уже был сильно пьян. Раскрасневшийся, с сентиментальной улыбкой на устах, он напоминал человека, который провел удачный вечер с гейшами и вот-вот собирается возвратиться домой. Ему и в самом деле пришла пора прощаться.
Надев белую рубаху, он прошел на веранду. Сел на теплые доски, положил рядом письма, неторопливо развязал огненный шелк. Как притягательно блестела на нем синеватая сталь и желтая резная слоновая кость! Последняя иллюзия, которую многие принимают за главную прелесть жизни. Мононо аварэ — очарование вещей.
Встав на колени, Морита Тахэй обнажил кинжал и вогнал его себе в живот. Затем нащупал на шее сонную артерию и полоснул по ней острым тончайшим лезвием. Друга, который мог бы оказать ему последнюю помощь, рядом не было, и поэтому прошло неведомо сколько времени, прежде чем он умер. Боль не мучила его остротой, и, впадая в расслабляющий сон, ему не пришлось ни о чем пожалеть.
Токко кэйсацу в гостиной терпеливо ждал.
Глава 24
Фюмроль встрепенулся от бьющего в глаза электрического света. Над ним стоял японский офицер в маскировочном комбинезоне.
— Stand up! [33] — скомандовал офицер, расчетливо ударяя носком ботинка под ребра. Очевидно, он принял полуголого европейца за англичанина.
— Не бейте, — задохнулся от боли Фюмроль и заговорил по-японски: — Я такой же офицер, как и вы. — Он с трудом поднялся. — Пожалуйста, обращайтесь со мной по-человечески.
— Вот как? — Японец осветил его, медленно ведя луч от головы к ногам. — Где же в таком случае ваша форма? Знаки различия?
33
Встать! (англ.)
— Мне пришлось добираться вплавь.
— С ней? — Японский офицер направил фонарь на девушку, сидевшую на коленях в углу.
— Нет, — Фюмроль со стоном схватился за ушибленный бок. — Она была здесь, когда я вошел.
— Выведите девку, — приказал офицер и неожиданно ударил Фюмроля двумя твердыми, как рог, пальцами в солнечное сплетение.
— Что вам тут надо? — спросил он, когда подозрительный белый пришел в себя. — Где научились японскому языку? С каким заданием посланы?
— Я скажу это только высшему начальнику, — попытался выиграть время Фюмроль. После пережитой боли в нем тряслась каждая жилка.
— Перед вами подполковник императорской гвардии. Если не хотите, чтобы стало еще больнее, отвечайте точно и коротко.
— Я офицер связи при губернаторе французского Индокитая. — Фюмроль решил не скрывать правду. — Наше судно было задержано японской субмариной у побережья Кота-Бару.
— Какое именно? — подполковник перешел на французский.
— Джонка.
— Как оказались на столь жалкой посудине?
— Мой самолет потерпел аварию.
— Майор Фюмроль? — поинтересовался японец и, не дожидаясь ответа, иронически поклонился: — Рад неожиданной встрече. — Откуда плыли?
— С островов Драконьего Жемчуга.
— Где другие пилоты?
— Мертвы, господин подполковник. С кем имею честь?
— У тебя нет больше чести, шваль! — взорвался японец и ребром ладони рубанул Фюмроля по затылку. — Давайте сюда девку, — позвал он, высовываясь из окна. — Живо!
Солдаты бросили девушку к его ногам.
— Кто он? — спросил подполковник, толкая ногой потерявшего сознание француза. — Как здесь оказался?
— Не знаю, господин, — она едва понимала чужой язык.
— А ты?
— Хоанг Тхи Кхюе, господин.
— Каким ветром тебя занесло в Малайю?
— Не знаю, господин, — девушка втянула голову в плечи, словно ожидая удара.
— Где твой дом? — японец догадался, что она просто не поняла вопроса. — Как попала сюда? — постучал он по бамбуковому столбу, поддерживающему крышу.
— Сайгон, господин. — Она спрятала лицо от слепящего света, но луч вновь ударил в глаза.
— Сидеть! — прикрикнул японец. — Как же ты очутилась в Малайе?
— Малай-а? — она по складам повторила явно незнакомое слово. — Не знаю, господин.
— Как называется твоя страна? — подполковник проявлял поразительное терпение.
— Вьетнам.
— А эта?
— Вьетнам.
— Где Сайгон, идиотка?