Собрание сочинений в 10 томах. Том 9. Пылающие скалы. Проснись, Фамагуста
Шрифт:
— Мороженые креветки, которых мы покупаем в магазинах, не могут дать даже представления о вкусе чилимов, сваренных в морской воде, — заметил, отдуваясь, Неймарк.
— Вот блюдо, которое все съедают всегда до конца. Сколько бы ни было этих самых чилимов и как бы ни был сыт человек, — подвел итог Сергей.
Словно в байдарку, проскользнула Рунова в отверстие спального мешка и зажмурилась, ощущая блаженную истому во всем теле.
Скользил меловой луч прожектора. На стене бунгало рисовались лунные узоры дубовой кроны. Уютно стучал по трижды просмоленной
А сон все не шел… Не было покоя в мыслях. Не возвращалась беззаботная радость первых счастливых ночей.
«Что же это со мной, какого рожна мне еще надо?» — тосковала она, прислушиваясь к звону цикад, упоенно забывших про дождь.
IX
Ланской и Ровнин не уставали дивиться широте и могуществу связей Евгения Владимировича Доровского. Он позвонил в лабораторию, как всегда, неожиданно, перед концом рабочего дня.
С нашим шефом не соскучишься! — не то осуждающе, не то одобрительно вздохнул Кирилл, вешая трубку. — Надо ехать.
Звонок оторвал его от затягивающих, как шахматный этюд, поисков общей формулы для подсчета термодинамических потенциалов реакции с углеводородами-гомологами.
— Сейчас? — не отрывая глаз от шкалы газометра, вяло спросил Малик — он заканчивал как раз серию опытов с цикланами.
Как всегда, срочно.
Ехать куда-то в дождь из ярко освещенной лаборатории, где было так тепло и просторно, не очень хотелось. Вот уже две недели, как они работали здесь только вдвоем. Володя Орлов перешел на химфак к Герберову, а Томка-Рыба пребывала где-то на сборах пловцов. Первые дни без привычного трепа было скучновато. Зато эксперимент сразу набрал оптимальный темп.
— Шеф звонил? — напомнил Марлен, увидев, что Кира вновь лунатически потянулся к подсчетам.
— Кто же еще? — Ланской с сожалением отложил шариковую ручку. — В самый интересный момент! Только-только начало вырисовываться… Боюсь упустить. Может, ты один съездишь?
— А куда?
— В гостиницу «Россия», — небрежно повел бровью Кирилл. — Там, понимаешь, сейчас директор того самого металлургического комбината. С ним Михаил Владимирович насчет нас договорился…
Эффект был полный.
— Вот это да! — Марлен даже озадаченно присвистнул. От одной лишь мысли о том, что заместитель председателя Госплана говорил про их дела с директором крупнейшего металлургического комбината, захватывало дух. — А ты меня часом не разыгрываешь, старик?
— Очень надо! И вообще, не понимаю, чего это ты так всполошился? Все в этом мире просто, старик. — Бросив халат на табуретку, он снял с вешалки кожаную куртку. Конечно, и речи быть не могло о том, чтобы не поехать на подобное рандеву.
— Легко сказать, просто! — Малик критически оглядел темные и липкие от смол пальцы. — Лично у меня от такой простоты дух захватывает. — Он отключил установку и вырубил тягу.
— И напрасно. Родственный фактор имеет первостепенное значение! Подчас успех дела определяют личные контакты. Кто с кем ходит в сауну, играет в теннис или попивает водочку на природе…
— Ну, шеф молодчага! И сам ведь, что любопытно, без всякой просьбы!
— Как же!.. Я ему всю плешь проел насчет полу заводской модели. Но на такой вариант, признаюсь, даже я не рассчитывал.
— А директор, он чего? — спешно отключив контакты, продолжал выспрашивать подробности Ровнин. — Будет строить?
— Я-то откуда знаю… Согласился переговорить, и на том спасибо.
— Попробовал бы не согласиться!
— Не скажи, — выпятив губы, медленно покачал головой Кирилл. — Он сам себе голова. Депутат Верховного Совета, Герой Социалистического Труда — все при нем.
— Не имеет значения! — Ровнин принялся методично отмывать ногти. — Госплан, старик…
— Да брось ты! — Ланской досадливо поморщился. — Ты еще уши намыль, — усмехнулся он покровительственно. — Ишь загорелся! Чему, дура, радуешься? Девяносто шансов из ста за то, что он пошлет нас куда подальше. Очень мы нужны ему с нашей вихревой камерой… Финансирование опять же, а у него план, государственный, кстати, небось министр каждую неделю звонит…
— Так ты едешь? — не обращая внимания на насмешки, спросил Марлен. — Если нет, то дай я запишу фамилию и номер комнаты.
— Я бы не поехал, — с расстановкой объяснил Ланской, — если бы не знал тебя, Малик, но, коль скоро я имею счастье наблюдать за твоими завихрениями почти восемь лет, мне не остается другого выбора. Я еду, хоть и оставил свой зонтик дома.
— И превосходно. У меня зонт есть. Как-нибудь уместимся.
Как это часто случалось в последние годы, удушливая жара в одночасье сменилась затяжным ненастьем. Температура упала до десяти градусов, и зарядили тусклые, надоедливые дожди. Долгожданные такси с зелеными огоньками с вызывающей скоростью проносились мимо стоянок. Ланской и Ровнин успели основательно вымокнуть, пока им не подвернулся попутный «левак».
Поспешно забравшись внутрь, они вытерли мокрые лица и примолкли.
Прислушиваясь к натужному повизгиванию «дворников», никак не справлявшихся с наплывом пузырящихся вод, Ланской философски размышлял о капризах судьбы. За последний месяц они с Маликом видели шефа лишь дважды, да и то урывками. Один раз он назначил встречу в вестибюле Госкомитета по науке и технике, где шло заседание какой-то комиссии, другой — в ампирном закутке Дома ученых. На счастье, Доровский обладал даром полностью абстрагироваться от окружающей действительности, сосредоточиваясь только на том, что ему ловко подсовывали в данный момент аспиранты и прочие соискатели. Впрочем, читал он, как правило, по диагонали, с удивительной быстротой переключаясь с одной темы на другую, в зависимости от упорства и умения осаждавших. Оставалось лишь удивляться, как он ухитрялся в таких условиях замечать ошибки, повторы и прочие слабости. А он замечал, не гнушаясь вносить поправки даже в библиографию, в которую официальные оппоненты и те редко заглядывали.