Собрание сочинений в 12 т. Т. 3

Верн Жюль Габриэль

Днем 10 января путешественники достигли самой высокой точки перевала, на высоте двух тысяч футов. Они очутились на плоскогорье, откуда открывался широкий вид: на севере блестела зеркальная гладь спокойных вод озера Омео, над которым высоко в небе реяли водяные птицы, а дальше расстилались обширные луга Муррея; к югу разворачивалась зеленеющая скатерть Джинсленда - его золотоносные земли, высокие леса, весь этот девственный первобытный край. Природа была здесь еще владычицей, и над водами рек и над огромными деревьями, еще не тронутыми топором. Скваттеры, встречавшиеся там, правда пока еще изредка, не решались вступать с ней в бой. Казалось, что цепь этих Альп отделяет друг от друга два совершенно различных края, из которых один сохранял всю свою первобытную красоту. Солнце в это время как раз заходило, и

лучи его, пронизывая багровые облака, придавали более яркую окраску округу Муррей, тогда как Джинсленд, заслоненный щитом гор, был окутан смутной мглой, и казалось, что вся заальпийская область погрузилась в преждевременную ночь. Зрители, стоявшие между столь резко друг от друга отличавшимися областями, были сильно поражены таким контрастом и с волнением смотрели на простиравшийся перед ними почти неведомый край, сквозь который им предстояло пройти до самой границы провинции Виктория.

Здесь же, на плоскогорье, устроили привал. На следующее утро начался спуск. Спускались довольно быстро. Внезапно путешественников застиг жестокий град и принудил их укрыться под скалами. Собственно, это были даже не градины, а целые куски льда размером с кулак, падавшие из грозовых туч так стремительно, словно их выпустили из пращи, и, получив несколько основательных ударов, Паганель и Роберт поспешили укрыться под скалы. Фургон в нескольких местах изрешетило. Против ударов столь острых льдинок не устояли бы даже крыши домов. Некоторые градины врезались в стволы деревьев. Из опасения быть убитыми этим невиданным градом пришлось ждать, когда он прекратится. Это продолжалось час, затем маленький отряд снова двинулся в путь по отлогим каменистым тропам, скользким от таявшего града.

К вечеру фургон, сильно расшатанный, но еще крепко держащийся на своих грубых деревянных колесах, одолел последние уступы Альп среди высоких пихт. Горный проход заканчивался у равнин Джинсленда. Альпы были благополучно освоены, и отданы были обычные приказания расположиться на ночлег.

Двенадцатого с рассветом маленький отряд, охваченный неослабевающим воодушевлением, снова двинулся в путь. Все стремились скорее добраться до цели, то есть до того места на берегу Тихого океана, где произошло крушение «Британии». Только там можно было надеяться напасть на следы потерпевших крушение, а не здесь, в этом пустынном Джинсленде. Айртон настаивал, чтобы лорд Гленарван поскорее отправил «Дункану» приказ прибыть к восточному побережью, где яхта могла быть полезна при поисках. По мнению боцмана, надо было воспользоваться дорогой, ведущей из Люкноу в Мельбурн. Позднее послать гонца будет труднее, ибо со столицей не будет прямого сообщения.

Это предложение боцмана казалось разумным, и Паганель советовал обратить на него внимание. Географ согласен был с тем, что яхта могла быть полезна при подобных обстоятельствах, ибо в дальнейшем сообщение с Мельбурном станет невозможным.

Гленарван колебался и, вероятно, послал бы приказ «Дункану», чего так усиленно добивался Айртон, если бы этому очень энергично не воспротивился майор. Мак-Наббс доказывал, что присутствие Айртона необходимо для экспедиции, ибо он ведь знал окрестности побережья, и если отряд случайно нападет на следы Гарри Гранта, то боцман лучше всякого другого сумеет повести отряд по этим следам, и, наконец, только он, Айртон, может указать место крушения «Британии». Словом, майор настаивал на том, чтобы путешествие продолжалось без всяких изменений. Он нашел единомышленника в лице Джона Манглса. Молодой капитан полагал, что распоряжения Гленарвана легче будет переслать на «Дункан» из залива Туфолда, чем отсюда, откуда гонцу пришлось бы проехать двести миль по дикой местности.

Майор и капитан одержали верх. Решено было ничего не предпринимать до прибытия в залив Туфолда. Майору, наблюдавшему за Айртоном, показалось, что тот чем-то несколько разочарован. Но Мак-Наббс не поделился ни с кем своими наблюдениями, а, по обыкновению, оставил их при себе.

Равнины, простиравшиеся у подножия Австралийских Альп, шли еле заметным уклоном к востоку. Монотонное однообразие пейзажа кое-где нарушалось рощами мимоз, эвкалиптов и различных пород камедных деревьев, а также кустами растения гастролобиум грандифлорум с ярко окрашенными цветами. Не раз дорогу преграждали небольшие горные речки, точнее -

ручьи, берега которых густо заросли мелким тростником и орхидеями. Эти ручейки переходили вброд. Вдали видно было, как при приближении отряда убегали стаи дроф и казуаров, а через кусты, словно пружинные паяцы, перепрыгивали кенгуру. Но всадники и не помышляли об охоте, да и для истомленных лошадей это было бы лишней нагрузкой.

К тому же стояла удушливая жара. Атмосфера насыщена была электричеством. Животные и люди ощущали это на себе. Все устали и молча продвигались вперед. Тишину нарушали лишь окрики Айртона, подгонявшего измученных быков.

От двенадцати часов до двух ехали по любопытному лесу папоротников. Будь путешественники менее утомлены, то они, конечно, пришли бы в восторг. Эти древовидные растения вышиной футов в тридцать были в полном цвету. И лошади и всадники свободно, не наклоняясь, проезжали под свисавшими долу ветвями этих гигантских папоротников, и лишь порой колесико шпоры всадника звякало, ударяясь об стволы. Под неподвижным шатром зеленой листвы царила прохлада, на которую никто не роптал. Жак Паганель, как всегда экспансивный, несколько раз удовлетворенно вздохнул, вспугнув целые стаи попугаев и какаду, поднявших оглушительную болтовню.

Географ продолжал ликовать и восторженно кричать, как вдруг его спутники увидели, что он пошатнулся и рухнул вместе с лошадью на землю. Неужели он упал в обморок или, того хуже, не случился ли с ним солнечный удар?

Все бросились к нему.

–  Паганель! Паганель! Что с вами случилось?
– вскричал Гленарван.

–  Случилось то, что я остался без лошади, милый друг, - ответил географ, высвобождая ноги из стремян.

–  Что, ваша лошадь?…

–  Пала, словно пораженная молнией, как и лошадь Мюльреди.

Гленарван, Джон Манглс и Вильсон осмотрели животное. Паганель не ошибся: лошадь внезапно околела.

–  Странно!
– проговорил Джон Манглс.

–  Очень странно, - пробормотал майор.

Гленарван был чрезвычайно озабочен этим новым злоключением. Действительно, в таком пустынном крае негде было пополнить убыль в лошадях; и если налицо была эпидемия, то продолжать путь окажется весьма затруднительным.

Между тем еще до наступления вечера предположение об «эпидемии» подтвердилось: третья лошадь - лошадь Вильсона - пала и, что еще хуже, пал один из быков. Таким образом, в распоряжении экспедиции оставалось только три быка и четыре лошади.

Положение становилось угрожающим. Правда, всадники, лишившиеся лошадей, могли, конечно, продолжать путь пешком: ведь немало скваттеров таким образом только и путешествует через этот пустынный край. Но если быки падут и придется бросить фургон, то как быть с путешественницами? В силах ли они будут пройти пешком сто двадцать миль, оставшиеся до залива Туфолда.

Обеспокоенные, Гленарван и Джон Манглс осмотрели уцелевших лошадей. Быть может, окажется возможным предотвратить новые жертвы? Но осмотр не обнаружил на них не только признаков какой-либо болезни, но даже слабости. Лошади были вполне здоровы и отлично перенесли утомительное путешествие. Гленарван начал надеяться, что эта странная эпидемия не потребует больше жертв.

Такого же мнения был Айртон, который никак не мог понять причины этого молниеносного падежа животных.

Отряд снова тронулся в путь. По временам то один, то другой пешеход отдыхали в фургоне. Вечером после небольшого перехода, в десять миль, сделали привал и расположились лагерем. Ночь прошла благополучно под сенью древовидных папоротников, между которыми носились огромные летучие мыши, столь метко названные летающими лисицами.

Следующий день, 13 января, был погожий. Падеж скота прекратился. Состояние здоровья членов экспедиции попрежнему было удовлетворительное. Лошади и быки хорошо справлялись с работой. В «салоне» леди Элен благодаря непрерывному потоку посетителей было очень оживленно. Мистер Олбинет усердно потчевал присутствующих прохладительными напитками, что было очень кстати при тридцатиградусной жаре. Выпили полбочонка шотландского эля. Все признали, что пивовары «Баркелей и К°» - величайшие граждане Англии, что они более велики, чем сам Веллингтон, никогда не варивший такого вкусного пива (уж таково самолюбие шотландца). Паганель пил много, но ораторствовал еще больше и на самые разнообразные темы.