Собрание сочинений в 12 т. Т. 3
Шрифт:
И вдруг он вспомнил: ведь Паганель уверял, что он никталоп, что он наделен способностью видеть во тьме. И Гленарван пошел будить географа.
Ученый спал, как сурок в своей яме, когда сильная рука подняла его с песчаного ложа.
– Кто это?
– крикнул он.
– Это я.
– Кто я?
– Гленарван. Вставайте, мне нужны ваши глаза.
– Мои глаза?
– переспросил Паганель, отчаянно протирая их.
– Да, ваше зрение - чтобы найти в этой тьме наш «Дункан». Ну идемте же!
– Черт бы побрал никталопию, -
Паганель вылез из ямы, потянулся и, разминая на ходу закоченевшие руки и ноги, последовал за Гленарваном на берег. Гленарван попросил его вглядеться в темный морской горизонт. В продолжение нескольких минут ученый добросовестно занимался созерцанием.
– Ну как? Видите вы что-нибудь?
– спросил Гленарван.
– Ничего! Да в такой тьме даже кошка и та в двух шагах ничего не разглядит.
– Ищите красный или зеленый свет, то есть носовой или кормовой фонарь.
– Не вижу ни зеленого, ни красного света. Все черно!
– ответил Паганель, у которого слипались глаза.
В течение получаса он покорно ходил за своим нетерпеливым другом, время от времени роняя голову на грудь, потом резким движением снова поднимая ее. Он не отвечал, он молчал. Его ноги стали заплетаться, как у пьяного. Гленарван посмотрел на Паганеля - Паганель спал на ходу. Гленарван взял ученого под руку, отвел, не будя, к яме и удобно устроил его в ней.
На рассвете всех поднял на ноги крик:
– «Дункан»! «Дункан»!
– Ура, ура!
– отозвались Гленарвану его спутники, бросаясь к берегу.
Действительно, милях в пяти в открытом море виднелась яхта. Предусмотрительно убрав нижние паруса, она дрейфовала под парами. Дым из ее трубы смешивался с утренним туманом. Море было бурное, и судно такого водоизмещения, как яхта, не могло без риска приблизиться к берегу.
Гленарван, вооружившись подзорной трубой Паганеля, следил за ходом «Дункана». Судя по всему, Джон Манглс, видимо, не замечал еще своих пассажиров на берегу и продолжал крейсировать, не меняя направления и подобрав паруса.
Но тут Талькав, всыпав двойной заряд пороха в свой карабин, выстрелил в сторону, где была яхта. Все прислушались. Все зорко вглядывались. Трижды карабин индейца будил эхо дюн.
Наконец, с борта яхты поднялся белый дымок.
– Они увидели нас!
– воскликнул Гленарван.
– Это пушка «Дункана»!
Несколько секунд спустя глухой звук выстрела донесся до берега. И в ту же минуту «Дункан», переменив курс и ускорив ход, пошел к берегу.
Вскоре в подзорную трубу можно было увидеть, как с яхты спускают шлюпку.
– Леди Элен не сможет поехать, - проговорил Том Остин, - море слишком бурно.
– Ни Джон Манглс, - сказал Мак-Наббс, - он не может оставить судна.
– Сестра, сестра!
– повторял Роберт, простирая руки к яхте, которую сильно качало.
– Ах, как мне хочется
– воскликнул Гленарван.
– Терпение, Эдуард, - ответил майор.
– Через два часа вы там будете.
Два часа! Действительно, шестивесельная шлюпка не могла в более короткий срок совершить поездку в оба конца.
Патагонец, скрестив на груди руки, стоял рядом со своей Таукой и спокойно глядел на взволнованный океан. Гленарван подошел к нему, взял его за руку и, указывая на «Дункан», сказал:
– Едем с нами!
Индеец медленно покачал головой.
– Едем, друг!
– повторил Гленарван.
– Нет, - мягко ответил Талькав.
– Здесь Таука, там пампа, - добавил он, широким жестом указывая на беспредельную равнину.
Гленарван понял, что индеец никогда добровольно не покинет прерий, где покоился прах его предков. Он знал благоговейную любовь этих сынов пустыни к своей родине. Он не настаивал - лишь крепко пожал Талькаву руку. Гленарван не настаивал и тогда, когда индеец, улыбаясь, отказался принять плату за свой труд.
– По дружбе!
– сказал он.
Взволнованный Гленарван ничего не смог ему ответить. Ему хотелось оставить честному индейцу хоть что-нибудь на память о друзьях европейцах. Но оружие, лошади - все погибло во время наводнения. Его спутники были не богаче, чем он. Гленарван не знал, что делать, как отблагодарить бескорыстного проводника, как вдруг его осенила счастливая мысль. Вынув из бумажника драгоценный медальон, служивший оправой дивному портрету, одному из лучших произведений кисти Лоуренса, он протянул его индейцу.
– Моя жена!
– пояснил он.
Талькав растроганно посмотрел на портрет и сказал:
– Добра и красива!
Роберт, Паганель, майор, Том Остин, оба матроса один за другим стали трогательно прощаться с Талькавом. Эти славные люди были искренне огорчены разлукой со своим отважным и преданным другом. Индеец всех прижимал поочередно к своей широкой груди. Паганель подарил ему карту Южной Америки и обоих океанов, которую патагонец не раз с любопытством разглядывал. Это было самое драгоценное сокровище ученого. Роберту нечего было подарить, кроме ласк, - он с жаром обнял своего спасителя, не забыв поцеловать и Тауку.
Между тем шлюпка подходила к берегу. Проскользнув через узкий пролив между отмелями, она мягко врезалась в песчаный берег.
– Что с моей женой?
– спросил Гленарван.
– И с моей сестрой?
– подхватил Роберт.
– Миссис Гленарван и мисс Грант ждут вас на яхте, - ответил рулевой.
– Но надо торопиться, сэр, - прибавил он, - нельзя тратить ни минуты: уже начался отлив.
Все поспешили в последний раз обнять индейца. Талькав проводил своих друзей до самой шлюпки, уже снова спущенной на воду. В тот миг, когда Роберт садился в шлюпку, индеец взял его на руки и, с нежностью поглядев на мальчика, сказал: