Собрание сочинений в 14 томах. Том 2
Шрифт:
– Это недостойно мужчины, – проворчала Дева, видя, что ей не угрожают побои.
Но Корлисс сам проводил ее до двери, оставив сказанное без внимания.
– Выгнать дам! – фыркнула она, споткнувшись о порог.
– Прошу прощения, – бормотал Джек Корнелл успокаивающе, – прошу прощения.
– Спокойной ночи. Мне очень жаль, – сказал Корлисс, обращаясь к выходящей Бланш с извиняющейся улыбкой.
– Вы франтик! Вот что вы такое! Проклятый франтик! – кинула ему Дева, закрывая дверь.
Корлисс тупо посмотрел на Дэла Бишопа, затем увидел беспорядок на столе и, подойдя к своей койке, бросился на нее. Бишоп
– Дэл! Вы не спите? – окликнул его наконец Корлисс.
Дэл что-то проворчал.
– Я поступил по-хамски, выгнав их в метель. Мне стыдно самого себя.
– Понятно, – ответил Дэл.
Последовало продолжительное молчание. Дэл выбил пепел из трубки и встал.
– Спите? – спросил он.
Не получив ответа, Дэл тихо подошел к койке и накрыл инженера одеялом.
Глава XXI
– Да что все это значит? – Корлисс лениво потянулся и положил ноги на стол. Он не проявлял особого интереса к тому серьезному разговору, который затеял полковник Трезвей.
– То-то и оно! Старый и вечно новый вопрос, который человек задает миру.
Полковник уткнулся носом в свою записную книжку.
– Вот, – сказал он, протягивая грязный листок бумаги. – Я списал это много лет тому назад. Послушайте. «Что за чудовищное создание человек; это нездоровый комок склеенных частиц пыли. Он либо переставляет ноги, либо лежит в бесчувственном сне. Он убивает, питается, растет, создает себе подобных, покрытый волосами, как травой, с блестящими глазами. Он может испугать ребенка. Бедняга, его ждет недолгий век, и на каждом шагу его подстерегают невзгоды. Он полон непомерных и противоречивых желаний. Окруженный дикарями, от которых он происходит, он безжалостно осужден нападать на себе подобных. Вечный ребенок, зачастую поразительно храбрый, зачастую трогательно добрый, он спокойно сидит, разглагольствуя о добре и зле и о свойствах божества, и вдруг вскакивает на ноги, чтобы сражаться из-за выеденного яйца или умереть за идею!»
– И к чему все приведет?.. – с жаром спросил Трезвей, отбрасывая листок. – Этот нездоровый комок склеенных частиц?
Корлисс зевнул в ответ. Он весь день был в пути, и ему хотелось спать.
– Вот, например, я, полковник Трезвей. Мне немало лет, но я довольно хорошо сохранился, занимаю приличное положение в обществе, у меня кое-что лежит в банке, и мне незачем больше утруждать себя. А между тем я в течение всей своей жизни и даже сейчас напряженно работаю с рвением, достойным человека вдвое моложе меня. Ради чего? Я могу съесть, выкурить и проспать только свою долю, а этот клочок земли, который люди называют Аляской, – самое худшее место в мире в смысле пищи, табака и одеял.
– Но эта напряженная жизнь поддерживает вас, – возразил Корлисс.
– Философия Фроны, – насмешливо сказал полковник.
– И ваша и моя…
– И нездорового комка склеенных частиц пыли.
– Оживленного страстями, с которыми вы не считаетесь, – чувством долга, расы, верой.
– А вознаграждение? – спросил Трезвей.
– Каждый ваш вздох! Майская муха живет всего один час.
– Не понимаю.
– «Кровь и пот! Кровь
– Философия Фроны.
– И ваша и моя…
Полковник пожал плечами, но, помолчав, признался:
– Видите ли, мне никак не удается стать пессимистом, сколько бы я ни старался. Мы все получаем награду, и я больше многих других. Ради чего? – спросил я себя и получил следующий ответ: поскольку конечный итог не в сфере наших достижений, займемся ближайшим. Побольше компенсации, здесь и сию же минуту.
– Чистейший гедонизм! [36]
– Вполне разумная точка зрения. Я сейчас же примусь за ее осуществление. Я могу купить продовольствие и одеяла для двадцати человек, но в состоянии есть и спать только за себя. Следовательно, отчего бы мне не заботиться о двоих?
36
Гедонизм – идеалистическое направление в этике, утверждающее, что цель жизни – в наслаждении, в стремлении к удовольствиям.
Корлисс спустил ноги и уселся на койке.
– Иными словами?
– Я женюсь и шокирую общество. Око ведь любит, чтобы его шокировали. Это одна из форм вознаграждения за то, что я нездоровый комок склеенных частиц.
– Я могу представить себе только одну женщину… – неуверенно сказал Корлисс, протягивая руку.
Полковник медленно пожал ее.
– Это она.
Корлисс выпустил его руку, и лицо его отразило тревогу.
– Но Сент-Винсент?
– Пусть это заботит вас, а не меня.
– Значит, Люсиль?..
– Ну, разумеется! Она чуть уподобилась Дон-Кихоту и провела свою роль блестяще.
– Я… я не понимаю. – Корлисс растерянно потер себе лоб.
Трезвей посмотрел на него с улыбкой превосходства.
– И понимать нечего. Весь вопрос в том, будете ли вы моим шафером?
– Конечно. Но долго же вы крутились вокруг да около! Это не в вашем духе.
– С ней я действовал иначе, – заявил полковник, гордо покручивая ус.
Начальник Северо-западной горной полиции может в экстренных случаях совершать брачный обряд, так же как и творить суд. Поэтому капитан Александер удостоился визита полковника Трезвея, а после его ухода отчеркнул в своей записной книжке завтрашний день. Затем жених пошел к Фроне. Люсиль не просила его об этом, поспешил он объяснить, но у нее нет других знакомых женщин, а главное, он (полковник) знает, кого бы Люсиль хотела пригласить, если бы посмела. Поэтому он берет это на свою ответственность. И он знает, что такой сюрприз доставит ей большую радость.
Внезапность этого приглашения смутила Фрону. Только третьего дня Люсиль обратилась к ней с просьбой по поводу Сент-Винсента, а теперь… При чем же тут полковник Трезвей? Здесь и раньше была какая-то фальшь, но теперь это чувствовалось вдвойне. Возможно ли, что Люсиль притворялась? Эта мысль промелькнула у нее в то время, как полковник тревожно следил за ее лицом. Она знала, что должна немедленно дать ответ, но ее отвлекало невольное восхищение его смелостью. Она волей-неволей послушалась голоса сердца и согласилась.