Собрание сочинений в 14 томах. Том 2
Шрифт:
– Чем же вы помогли ребенку? – спросил Дэл, желая поддержать начатый разговор.
– Жевательным табаком. – И, когда смех утих, она продолжала: –Там не было горчицы, и я не могла придумать ничего лучшего. К тому же Мэт Маккарти спас мне однажды жизнь этим же средством, когда у меня в детстве был круп. Но вы пели, когда я вошла. Продолжайте, пожалуйста, – попросила она.
Джек Корнелл нерешительно произнес:
– Я уже кончил.
– Тогда вы, Дэл, спойте «Летучее облако», как вы когда-то пели на реке.
– Он уже пел это, – сказала Дева.
– Тогда
Она ласково улыбнулась Деве, и последняя исполнила какую-то балладу с большим искусством, чем сама от себя ожидала. Холодок, внесенный появлением Фроны, быстро растаял, и снова начались песни, тосты и веселье. Фрона из чувства товарищества не отказалась поднести к губам банку из-под варенья и, в свою очередь, спела «Анну Лори» и «Бена Болта». Она втайне наблюдала за действием вина на Корнелла и Деву. В этом было что-то новое для нее, и она была довольна, хотя ей было жаль Корлисса, неохотно исполнявшего роль хозяина.
Впрочем, он не нуждался в жалости. Любая другая женщина… – повторял он про себя двадцатый раз, смотря на Фрону и представляя себе, что было бы, если бы в его дверь постучалась и вошла любая из многочисленных женщин, виденных им за чайным столом его матери. Не далее как вчера ему было бы неприятно видеть Бланш, растиравшую ноги Фроны. Но сегодня он восхищался тем, что Фрона позволила ей это сделать, и почувствовал большую симпатию к Бланш. Его приподнятое настроение, может быть, объяснялось пуншем, но так или иначе он находил признаки каких-то доселе неведомых ему достоинств на огрубевшем лице Бланш.
Фрона надела высохшие мокасины и стояла, терпеливо слушая Джека Корнелла, произносившего, заикаясь, последний бессвязный тост.
– За… за… че… человека, – бормотал он хриплым голосом, спотыкаясь на каждом слоге, – который создал… создал…
– Эту благословенную страну, – подсказала Дева.
– Правильно, дорогая… За… че… че… человека, который создал эту благословенную страну… За… э… э… Джекоба Уэлза!
– И добавьте, – крикнула Бланш, – за дочь Джекоба Уэлза!
– Браво! Почтить вставанием! Пьем до дна!
– О, она замечательный товарищ! – заявил Дэл, раскрасневшийся от пунша.
– Я хотела бы хоть один раз пожать вам руку, – тихо сказала Бланш, в то время как другие галдели хором.
Фрона сняла рукавицу, которую уже успела надеть, и они обменялись крепким рукопожатием.
– Нет, – сказала Фрона Корлиссу, видя, что он надел шапку и завязывает наушники. – Бланш говорит, что Пентли живут всего в полумиле отсюда, и дорога идет все прямо. Я не хочу, чтобы меня провожали. Нет! – Она сказала это таким повелительным тоном, что Вэнс швырнул шапку на койку. – Спокойной ночи, господа! – крикнула она, наградив пирующих улыбкой.
Корлисс проводил ее до двери и вышел из хижины. Она посмотрела на него. Ее капюшон был наполовину откинут, и лицо обольстительно сияло при свете звезд.
– Я… Фрона… я хотел бы…
– Не беспокойтесь, – прошептала она. – Я не выдам вас, Вэнс.
Он заметил
– Я только хочу вам объяснить…
– Не нужно. Я все поняла. Не могу, однако, сказать, что одобряю ваш вкус.
– Фрона! – Страдание в его голосе тронуло ее.
– Ах, какой глупый! – засмеялась она. – Разве я не знаю? Ведь Бланш мне сказала, что она промочила ноги.
Корлисс опустил голову.
– Право, Фрона, вы самая последовательная женщина, какую я встречал. К тому же, – он выпрямился во весь рост, и в его голосе зазвучали повелительные нотки, – ведь между нами не все кончено.
Она пыталась остановить его, но он продолжал.
– Я знаю, я чувствую, что все выйдет по-иному. Говоря вашими же словами, не все факты были приняты во внимание. А что касается Сент-Винсента… Вы еще будете моей. Но, возможно, это будет не так скоро!
Он протянул к ней жадные руки, но она успела предупредить его движение, засмеялась и, быстро повернувшись, легко побежала по дороге.
– Вернитесь, Фрона! Вернитесь! – кричал он ей вслед. – Простите меня!
– Не надо, – донесся ответ. – А то я буду огорчена. Спокойной ночи!
Он подождал, пока она не исчезла во мраке, потом вернулся в хижину. Он совершенно забыл о том, что там происходило, и в первую минуту его поразило это зрелище. Карибу Бланш тихо плакала в стороне. У нее были блестящие влажные глаза, и когда он на нее взглянул, одинокая слеза катилась по ее щеке. Лицо Бишопа стало серьезным. Дева легла головой на стол, среди опрокинутых кружек и пролитой жидкости. Корнелл наклонился над ней и, икая, бессмысленно повторял: «Вы молодец, дорогая! Вы молодец!»
Но Дева была безутешна.
– О, боже! Когда я подумаю, что есть и что было… и не по моей вине. Не по моей вине, говорю вам! – крикнула она в порыве злобы. – Где я- родилась, спрашиваю я вас? Кто был мой старик? Горький пьяница. А моя старуха? Ее знал весь Уайтчепел! [35] Кто истратил на меня хоть грош? Кто воспитывал меня? Кто заботился обо мне? Хоть чуточку! Хоть чуточку!
Корлиссом овладело внезапное отвращение.
– Замолчите! – приказал он.
35
Уайтчепел – район в столице Англии, Лондоне, населенный преимущественно беднотой.
Дева подняла голову, растрепанные волосы делали ее похожей на фурию.
– Кто она? – язвительно спросила она. – Ваша возлюбленная?
Корлисс повернулся к ней с бледным от ярости лицом, его голос дрожал от гнева.
Дева вся съежилась и инстинктивно защитила лицо руками.
– Не бейте меня, сэр! – захныкала она. – Не бейте меня!
Корлисс испугался своего порыва и постарался овладеть собой.
– Теперь, – спокойно сказал он, – одевайтесь и уходите. Все. Проваливайте!