Собрание сочинений в 14 томах. Том 7
Шрифт:
Мартин велел подать себе бумагу и карандаш, заказал виски для всей компании, и, пока все пили за его здоровье, он, прислонясь к стойке, написал что-то на бумаге.
— Телеграмма, Джо, — сказал он. — Прочти-ка. Джо стал читать с глупой, пьяной усмешкой. Но то, что он прочел, вдруг отрезвило его. Он с упреком посмотрел на Мартина, и слезы заблестели у него на глазах.
— Ты меня бросаешь, Март? — спросил он печально.
Мартин утвердительно кивнул головой и, подозвав какого-то мальчишку, велел ему сбегать на телеграф.
— Стой! — заплетающимся языком выговорил Джо. — Я хочу
Он ухватился за стойку, чтобы не упасть, а Мартин обнял его за плечи и поддерживал, пока он не собрался с мыслями.
— Напиши, что оба работника уходят, — внезапно выпалил Джо. — Пиши.
— Но почему же ты-то уходишь? — спросил Мартин.
— Потому же, почему и ты.
— Я отправляюсь в плавание, а ты не можешь.
— Верно, — отвечал Джо, — но я стану бродягой. Очень даже отлично.
Мартин с минуту испытующе смотрел на него и наконец воскликнул:
— Ей-богу, ты прав! Лучше быть бродягой, чем вьючным животным. По крайней мере будешь жить. А до сих пор у тебя жизни не было.
— Была, — запротестовал Джо, — я раз лежал в больнице. Тифом болел, я тебе, кажется, говорил. Эх, и здорово было!
И пока Мартин исправлял в тексте телеграммы «второй рабочий» на «оба рабочих прачечной», Джо продолжал:
— Пока я лежал в больнице, мне совсем не хотелось пить. Чудно, а? Но когда я всю неделю работаю, как лошадь, я должен напиться под конец. Все знают, что повара пьют, как черти… и пекари тоже… Работа такая. Стой! Я плачу половину за телеграмму.
— Ладно, сочтемся, — сказал Мартин.
— Эй, все сюда, я угощаю! — крикнул Джо, высыпая на стойку деньги.
В понедельник утром Джо был сам не свой от волнения. Он не обращал внимания на головную боль и не интересовался работой. Немало было потеряно драгоценных минут, пока он сидел и беспечно глазел в окна, любуясь солнцем и деревьями.
— Посмотрите! — кричал он. — Ведь это все мое. Это свобода! Я могу лежать под деревьями и проспать хоть тысячу лет, если захочу! Пошли, Март. Плюнем на все. Ну их к черту! Чего нам ждать? Впереди страна безделья, и туда я теперь возьму билет, — только не обратный.
Несколько минут спустя, закладывая белье в стиральную машину, Джо увидел рубашку хозяина гостиницы, — он знал его метку. В упоении вновь обретенной свободы он кинул рубашку на пол и начал топтать ее ногами.
— Я бы хотел, чтобы это была твоя морда, голландский боров! — кричал он. — На тебе! Получай! Вот! Вот тебе! Пусть-ка кто-нибудь удержит меня! Пусть попробует!..
Мартин, смеясь, пытался его образумить. Во вторник вечером явились два новых работника, и до конца недели Джо и Мартин были заняты тем, что приучали их ко всем порядкам. Джо сидел и давал наставления, но сам ничего не делал.
— Дудки! — объявил он. — Я и пальцем не пошевелю. Пускай увольняют раньше срока, а я все-таки не пошевелю пальцем. Я работать кончил. Буду разъезжать в товарных вагонах и спать в тени, под деревьями. Эй вы, работнички! Нажимайте! Потейте! Потейте, черт вас возьми! А когда вы околеете, то сгниете так же, как и я сгнию, — и не все ли равно, как вы жили? А? Ну, скажите мне на милость, не все ли равно в конце концов?
В субботу они получили расчет и вместе
— Ты, конечно, со мной не пойдешь, не стоит и уговаривать? — спросил Джо с видом полной безнадежности.
Мартин отрицательно покачал головой. Он приготовился уже сесть на велосипед. Они пожали друг другу руки, и Джо, удержав на мгновение руку Мартина, сказал:
— Мы с тобой еще увидимся на этом свете, Март. Такое у меня предчувствие. Прощай, Март, будь счастлив. Я тебя люблю, ей-богу люблю!
Он беспомощно стоял посреди дороги, глядя вслед Мартину, пока тот не скрылся за поворотом.
— Славный малый, — пробормотал он, — очень славный.
Потом он побрел вдоль дороги к водокачке, где на запасном пути стояло с полдюжины пустых товарных вагонов в ожидании, когда их прицепят к поезду.
Глава девятнадцатая
Руфь со всей своей семьей вернулась в Окленд, и Мартин снова стал встречаться с нею. Окончив курс и получив степень, она уже не отдавала все время учению, а он, израсходовав на работе свои душевные и физические силы, уже не писал. Это давало им возможность чаще видеться, и они сближались все больше и больше.
Сначала Мартин только отдыхал и ничего не делал. Он много спал, много думал, вообще жил как человек, постепенно приходящий в себя после сильного потрясения. Но вот постепенно у него появился интерес к газете, которую последние недели он только лениво пробегал глазами, — и это послужило первым признаком пробуждения. Потом он начал снова читать, сначала стихи и беллетристику, но прошло еще несколько дней, и он с головой погрузился в давно забытого Фиска. Его изумительное здоровье помогло ему восстановить утраченную было жизненную энергию, и он вновь обрел весь свой юношеский пыл и задор.
Руфь была явно огорчена, когда Мартин сообщил ей, что отправится в плавание, как только вполне отдохнет.
— Зачем? — спросила она.
— Деньги нужны, — отвечал он, — мне нужны деньги для новой атаки на издателей. Деньги и выдержка — лучшее оружие в этой борьбе.
— Но если вам нужны только деньги, почему же вы не остались в прачечной?
— Потому что в прачечной я превращаюсь в животное. Когда так работаешь, недолго и спиться.
Она посмотрела на него с ужасом.
— Вы хотите сказать… — начала она.
Мартин мог бы легко уклониться от ответа, но его натура не терпела лжи, да к тому же ему вспомнилось давнее решение всегда говорить правду, к чему бы это ни вело.
— Да, — отвечал он, — несколько раз случалось. Руфь вздрогнула и отодвинулась от него.
— Ни с кем из моих знакомых этого не случается.
— Вероятно, никто из них не работал в прачечной «Горячих Ключей», — возразил он с горьким смехом. — Труд — дело хорошее, он даже полезен человеку — это говорят проповедники; и, видит бог, я никогда не боялся труда. Но все хорошо в меру. А в прачечной этой меры не было. Потому-то я и решил отправиться в плавание. Это будет мой последний рейс. А вернувшись, я сумею пробиться на страницы журналов. Я уверен в этом.