Собрание сочинений в 15 томах. Том 9
Шрифт:
Их беседа прерывалась красноречивыми паузами, и эти паузы противоречили всему, что он считал долгом сказать.
Она встала перед ним с легкой улыбкой на губах.
– По-моему, мы исчерпали наш спор, – сказала она.
– Думаю, что да, – серьезно ответил он, обнял ее и, откинув волосы с ее лба, очень нежно поцеловал в губы.
Следующее воскресенье они провели в Ричмонд-парке, радуясь тому, что им не надо разлучаться весь этот долгий летний, солнечный день, и подробно обсуждали свое положение.
– В нашем чувстве – чистая свежесть весны и молодости, – сказал Кейпс, – это любовь с пушком юности. Отношения таких любовников, как мы, обменявшихся только одним жарким поцелуем, – это роса, сверкающая на солнце. Сегодня я люблю все вокруг, все в вас, но люблю больше всего вот это… эту нашу чистоту.
– Ты не можешь себе представить, – продолжал он, – до чего постыдной может быть тайная любовная связь.
– У нас не тайная любовь, – ответила Анна-Вероника.
– Ничуть. И она у нас не будет такой… Мы не должны этого допускать.
Они бродили среди деревьев, сидели на поросшем мхом берегу, отдыхали, дружески болтая, на скамейках, потом пошли обратно, позавтракали в ресторане «Звезда и Подвязка», проговорили до вечера в саду над излучиной реки. Им ведь надо было поговорить о целой вселенной, о двух вселенных.
– Что же мы будем делать? – спросил Кейпс, устремив глаза вдаль, на широкой простор за изгибом реки.
– Я сделаю все, что ты захочешь, – ответила Анна-Вероника.
– Моя первая любовь была грубой ошибкой, – сказал Кейпс.
Он задумался, потом продолжал:
– Любовь требует бережности… Нужно быть очень осторожным… Это чудесное, но нежное растение… Я не знал. Я боюсь любви, с которой облетят лепестки, и она станет пошлой и уродливой. Как мне выразить все, что я чувствую? Я бесконечно тебя люблю. И боюсь… Я в тревоге, в радостной тревоге, как человек, который нашел сокровище.
– Ты же знаешь, – сказала Анна-Вероника, – я просто пришла к тебе и отдала себя в твои руки.
– Поэтому я не в меру щепетилен. Я боюсь. Я не хочу схватить тебя горячими, грубыми руками.
– Как тебе угодно, любимый. Мне все равно. Ты не можешь совершить ничего дурного. Ничего. Я в этом совершенно уверена. Я знаю, что делаю. Я отдаю себя тебе.
– Дай бот, чтобы ты никогда не раскаялась в этом! – воскликнул Кейпс.
Она положила свою руку в его, и Кейпс стиснул ее.
– Видишь ли, – сказал он, – едва ли мы сможем когда-нибудь пожениться. Едва ли. Я думал… Я опять пойду к жене. Я сделаю все, что в моих силах. Но, во всяком случае, мы, несмотря на любовь, очень долго сможем быть только друзьями.
Он сделал паузу. Она помедлила, затем сказала:
– Будет так, как ты захочешь.
– Но почему это должно влиять на нашу жизнь? – спросил он.
И затем, так как она не отвечала, добавил:
– Если мы любим друг друга.
Прошло меньше недели после их прогулки. Кейпс во время перерыва вошел в лабораторию и сел около Анны-Вероники для обычной беседы. Он взял горсть миндаля и изюма, которые она протянула ему, – оба перестали ходить завтракать – и задержал на миг ее руку, чтобы поцеловать кончики пальцев. Они помолчали.
– Ну как? – спросила она.
– Послушай! – сказал он, сидя совершенно неподвижно. – Давай уедем.
– Уехать! – Вначале она не поняла его, потом сердце у нее заколотилось.
– Прекратим этот… этот обман, – пояснил он. – А то мы, как в поэме у Броунинга о картине и статуе. Я не могу этого вынести. Уедем и будем вместе, пока не поженимся. Ты рискнешь?
– Ты имеешь в виду – сейчас?
– После окончания сессии. Это единственный правильный для нас путь. Ты готова пойти на это?
Она стиснула руки.
– Да, – еле слышно ответила Анна-Вероника. И добавила: – Конечно! В любую минуту. Я этого всегда хотела.
Она смотрела перед собой, стараясь сдержать подступавшие слезы.
Кейпс продолжал все так же твердо, сквозь зубы:
– Есть бесконечное множество причин для того, чтобы мы этого не делали. Множество. Большинство людей осудит нас. Многие сочтут нас навсегда запятнанными… Тебе это понятно?
– Кого может заботить мнение этих людей? – ответила она, не глядя на него.
– Меня. Это значит быть изолированным от общества, бороться.
– Если у тебя хватит мужества, то его хватит и у меня, – отозвалась Анна-Вероника. – Я никогда еще за всю свою жизнь не была так убеждена в своей правоте. – Она твердо смотрела на него. – Будем мужественны! – воскликнула она. У нее хлынули слезы, но голос оставался твердым. – Ты для меня не просто мужчина, я хочу сказать, не один из представителей мужского пола. Ты особое существо, ни с кем в мире не сравнимое. Именно ты мне необходим. Я никогда не встречала никого, похожего на тебя. Любить – всего важнее. Ничто не может перетянуть эту чашу весов. Мораль начинается только после того, как это установлено. Мне совершенно все равно, даже если мы никогда не поженимся. Я нисколько не боюсь скандала, трудностей, борьбы… Пожалуй, я даже хочу этого. Да, хочу.
– Ты это получишь, – ответил Кейпс. – Ведь мы бросим им вызов.
– Ты боишься?
– Только за тебя! Я лишусь большей части моего заработка. Даже неверующие ассистенты кафедры биологии должны соблюдать приличия. Помимо того, ты студентка. У нас почти не будет денег.
– Мне все равно.
– А лишения и опасности?
– Мы будем вместе.
– А твои родные?
– Они не в счет. Это страшная правда. Это… все это как бы зачеркивает их. Они не в счет, мне все равно.