Собрание сочинений в 3-х томах. Том 2

Александрова Татьяна

В наши дни

Что за нравы, что за время!Все лениво тащат бремя,Не мечтая об ином.Скучно в их собраньях сонных,В их забавах обыденных,В их веселье напускном.Мы, застыв в желаньях скромных,Ищем красок полутемных,Ненавидя мрак и свет.Нас не манит призрак счастья,Торжества и самовластья,В наших снах видений нет.Все исчезло без возврата.Где сиявшие когда-тоВ ореоле золотом?Те, что шли к заветной цели,Что на пытке не бледнели,Не стонали под кнутом?Где не знавшие печалей,В диком блеске вакханалийПрожигавшие года?Где

вы, люди? – Мимо, мимо!Все ушло невозвратимо,Все угасло без следа.И на радость лицемерамЖизнь ползет в тумане сером,Безответна и глуха.Вера спит. Молчит наука.И царит над нами скука,Мать порока и греха.

* * *

He сердись на ветер жгучий,Что средь каменных громадОн забыл простор могучийИ разносит дым и чад;Что от выси лучезарнойОн, склонив полет живой,Дышит тягостью угарнойРаскаленной мостовой.Взмах один воскрылий сонных —И открыт забытый след.Снова листьев благовонныхПотревожит он расцвет.Заиграется на волеС белым облаком вдали —И всколышет в дальнем полеПозлащенные стебли.

* * *

Восходит месяц златорогий —И свет холодный, но живой,Скользит над пыльною дорогой,Над побелевшею листвой.Колосья клонятся дремливоО, сон! – желанный мир пролей,Слети, как радостное диво,На ширь взволнованных полей.Обвей прощеньем и забвеньемМои отравленные дни, —И благодатным дуновеньемРесниц воскрылия сомкни.

Настурции

(песня без слов)

Розоватым пламенем зариЗасветился серебристый вал.Спишь ли ты, единственный? – Смотри,Как на море ветер заиграл.Как цветы настурций, будто сон,Обвили стеклянный мой балкон,Чтоб качаться тихо, и висеть,И сплетаться в огненную сеть.Я смотрю сквозь зелень их листовНа свободу ветра и волны.И поется песнь моя без слов,И роятся сказочные сны.И мечты нездешней красотыОбвивают душу, как цветы,Как цветы из крови и огня,Как виденья царственного дня.

Нереида

Ты – пленница жизни, подвластная,А я – нереида свободная.До пояса – женщина страстная,По пояс – дельфина холодная.Любуясь на шири раздольные,Вздымаю вспененные волны я.Желанья дразню недовольные,Даю наслажденья неполные.И песней моей истомленные,В исканьях забвения нового,Пловцы погибают влюбленныеНа дне океана лилового.Тебе – упоение страстное,Мне – холод и влага подводная.Ты – пленница жизни, подвластная,А я – нереида свободная.

Ангел ночи

Мне не надо наслаждений Мимолетной суеты.Я живу среди видений Очарованной мечты.Только ангел темной ночи Свеет к ложу моему, —Я замру, вперяя очи В неразгаданную тьму.И с тоской неутолимой В полусонной тишинеКто-то близкий и любимый Наклоняется ко мне.Я шепчу ему с тревогой: Сгинь, ночное колдовство.Ангел ночи, ангел строгий Бдит у ложа моего.Но в смущении бессилья Чистый ангел мой поник,И трепещущие крылья Закрывают бледный лик.

Заклинание XIII в

«Aux ombres de l’enfer je parle sans effroi,

Je leur imposerai ma volonte pour loi!» [2]

О, яви мне, Господь, милосердие въявьИ от призраков смерти и ларвов избавь,И сойду я во ад, и сыщу их в огне,Да смирятся – и, падши, поклонятся мне.И я ночи скажу, чтобы свет излила.Солнце, встань! – Будь луна и бела и светла!Я к исчадиям ада взываю в огне,Да смирятся – и, падши, поклонятся мне.Безобразно их тело и дики черты,Но хочу я, чтоб демоны стали чисты.К неимущим имен я взываю в огне:Да смирятся и, падши, поклонятся мне.Их отверженный вид ужасает меня,Но я властен вернуть им сияние дня,Я, сошедший во ад, я, бесстрашный в огне,Да смирятся – и, падши, поклонятся мне.

2

К теням ада я взываю без страха,

Я налагаю на них мою волю по закону (фр.).

Элегия

Свершится. Замолкнут надежды,Развеется ужас и страх.Мои отягченные веждыСомкнутся в предсмертных мечтах.Быть может, в гробу мне приснится —Кто будет склоняться над ним,Кто будет рыдать и молитьсяНад трупом холодным моим.Но дух мой дорогою ближнейПоднимется в дальнюю высь,Где сонмы неведомых жизнейВ созвездиях вечных сплелись.

Памяти Пушкина

В счастливый майский день – над детской колыбелью —В венке лавровом, с полевой свирелью,Склонилась фея, светлая, как сон,И молвила: «Дитя, несу тебе я звонВесенних ландышей и ветра вздох шуршащий,Раздавшийся в лесу над пробужденной чащей;Улыбку алых зорь, что в небе разлита,Весь трепет ясных звезд, все радуги цвета,И слезы, и восторг, и ропот дальней бури,Всю музыку ручьев, всю глубину лазури,И все, что создает свободная мечта!»Сказала – и, свирель вложив в персты ребенка,Исчезла, как туман. – И птицы ей воследЗащебетали радостно и звонко.Ребенок спал – и видел яркий свет.Из золота зари и пурпура закатаГорячие лучи сверкали и росли,И вызывали жизнь из черных недр земли;И розы, полные живого аромата,Торжественно и гордо расцвели.В лучах горячих царственного светаРаскрылись пышно майские цветы —В бессмертии могучего расцветаНевянущей и вечной красоты.

Желтый ирис

Как хорош, как пригож мой развесистый сад,Где узорные сосны недвижно стоят.Весь пропитан смолой их лесной аромат.Как хорош, как пригож мой запущенный сад.Я устала смотреть, как струится поток,Как глядится в него одинокий цветок.Желтый венчик его, будто шлем золотой,Блещет в сумраке грез непокорной мечтой.Я пошла на лужайку, где ныла пчела,Где разросся жасмин и сирень отжила,Где рассыпала жимолость розовый цвет,Где жужжанье и свет, где молчания нет.Я бродила в тени, под навесом ветвей,Где прохлада и тишь, где мечтанье живей,Где по мшистой траве и бледна и чистаБелых лилий сплелась молодая чета.Я искала огня – и наскучил мне зной,Но томилась душа в полутени больной.О, как грустно одной в этой чаще глухой,Где назойлива жизнь и неведом покой.И вернулась я вновь в мой заветный приют,Где сказанья, как волны, плывут и поют,Где журча по камням, так певуч, так глубок,О прошедшем звенит говорливый поток.И дремлю я, и внемлю. И грезится мнеО далеких веках, о забытой стране.И на тонком стебле тихо клонится внизСимвол рыцарских дней – благородный ирис.