Собрание сочинений в 4 томах. Том 3
Шрифт:
Павел Михайлович. Странно, странно… То, что вы мне говорите, имеет громадное, решающее значение в деле Суходолова, потому что при помощи анонимок, заявлений и досужих пересудов он обвиняется в серьезных аморальных поступках.
Клара. Я следила. Они не встречаются. Я хотела удостовериться, врет мне моя Майя или правду говорит. Оказывается, говорит правду.
Павел Михайлович. Она ваша подруга?
Клара. Да, мы очень любим друг друга.
Павел Михайлович. И она вам все рассказывает про Суходолова?
Клара.
Павел Михайлович. Значит, она его любит… Как вы, Клара, думаете?
Клара. Скрытная она… Но по-моему, да.
Павел Михайлович. Странные, однако, у вас отношения… Как ее зовут?
Клара. Майя. Она из Ленинграда. А я — вы меня простите, за что вы меня так крепко осадили на концерте? Мною руководят одни добрые чувства к этой девушке. Она растущий молодой работник, и вдруг в Ленинградский университет придет порочащий ее материал.
Павел Михайлович. Послушайте, Клара, а что он пишет этой Майе?
Клара. Копии писем со мной. Пожалуйста, прочтите.
Павел Михайлович. Вы сняли копии?
Клара. Ну да… а что? Вот же они вам потребовались.
Павел Михайлович. Ох, Суходолов, Суходолов… Ну давайте. (Долгая пауза. Потом начинает читать вслух.) «… Вы иногда, в особенности на реке, слышитесь мне как песня, но, когда я начинаю прислушиваться, песня исчезает и ничего нет. Вот видите, милая моя, как поздно и уже ненужно пришло ко мне то, что называют люди поэзией их жизни. И все же я без горечи и вздохов подтруниваю над собой. А когда окончательно уйду с головой в работу на своем строительстве, вы опять аукнетесь мне обрывком мелодичного мотива, и я часто от этого ощущаю на сердце нежность и радость. Вот почему в прошлом письме я назвал вас своею песней». (Кларе). Вы это читали?
Клара. А как же!
Павел Михайлович. И вы находите это уродливым?
Клара. А вы не находите?
Павел Михайлович. Что я нахожу, я сейчас скажу. Мне хочется понять, что вы находите?
Клара. Да, это уродливо! Суходолов сам говорит, что поздно и не нужно… Говорит и делает. Где же у него партийная принципиальность? Какой урок он может преподнести нашей молодежи? Это — гниль и больше ничего.
Павел Михайлович. Вы прошлым летом случайно в Москве не были?
Клара. Была.
Павел Михайлович. Тогда вы, может быть, были на выставке картин Дрезденской галереи? [11]
Клара. Была, была…
Павел Михайлович. И конечно, видели там «Сикстинскую мадонну» кисти Рафаэля.
Клара. «Сикстинку»?.. Как же… потрясающая вещь.
Павел Михайлович.
11
«выставка картин Дрезденской галереи». — Речь идет об одном из крупнейших в Европе собраний живописи, спасенном советскими войсками весной 1945 года. В 1955 году перед отправкой в Германию картины были выставлены в Московском музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
Клара. Не понимаю — что?
Павел Михайлович. Показывать мать божию с младенцем Христом на руках… Вы не находите, что эта картина является пропагандой религиозного дурмана?
Клара. Странные сравнения… Я не такая уж… Это великое искусство, поэзия и так далее.
Павел Михайлович. Так… значит, понимаете. Отлично. А Суходолову должно быть чуждо самое малое прикосновение к поэзии? Мы, коммунисты, и тем более в почтенном возрасте, да еще занимающие ответственные посты, должны быть лишены всякой поэзии, трепета душевного, песни?.. Вы, молодая женщина, распространяющая у нас культурные знания, в этом маленьком празднике человеческого чувства увидели только материал для привлечения коммуниста к ответственности! Говорю вам это с большой скорбью. Но вы можете со мной не согласиться. С письмами вы тоже имеете право поступить, как вам покажется нужным…
Клара. Непонятно… Вот вы меня упрекаете, а директивы дать не можете.
Павел Михайлович. Не могу. Тут не прикажешь. Вот нас двое членов партии, а взгляды у нас на этот случай разные. Мы вырабатываем новую, коммунистическую мораль, и дело это длительное, мучительное.
Клара. А разве мы еще не выработали нашу мораль? Впервые слышу. Я думала, что тут все ясно.
Павел Михайлович. Не знаю, как вам, а мне не ясно.
Клара. Поневоле потеряешься… Как же дальше жить?
Павел Михайлович. Увы, дать директивы не могу. Можно пригласить ко мне вашу подругу?
Клара. Хоть сейчас.
Павел Михайлович. Пускай сейчас. До свиданья.
Клара. А итог? Я не знаю же действительно, как мне теперь думать.
Павел Михайлович. Думать — это одно дело, а жить чужими мыслями — другое. Попытайтесь подумать самостоятельно. Только программа нашей партии дает огромный простор для самостоятельного мышления… а сколько дает Ленин…
Клара. Нет, как хотите, а я не согласна. Получается полная неразбериха. По каждому поводу индивидуально думать, индивидуально принимать решения — прежде всего с ума сойдешь. Без установок жить нельзя.
Павел Михайлович. И насчет чувств вам нужны установки?
Клара. А что? Конечно. Чувства тоже укладываются в определенные рамки. Павел Михайлович, я преклоняюсь перед вашим авторитетом, но вы меня путаете. После этого разговора я боюсь, что окончательно спячу. Никогда в жизни так не расстраивалась. (Уходит.)