Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно
Шрифт:
С помощью весел и паруса они совершили в тот день великолепный переход. К полудню увидали Медвежий остров с бросающейся в глаза главной вершиной — горой Диндим, и шли мимо крайних засеянных полей долионов. Плодородная прибрежная полоса понемногу сузилась, и к самому краю воды подступили холмы, покрытые невысокими дубами и пересеченные оврагами, здесь, зайдя в бухточку, пляж которой был сплошь усеян раковинами, аргонавты убрали с носа Лошадь, открыв Овна, и подняли запасной белый парус вместо темного; затем они поплыли дальше, пока не увидели беленые стены и черепичные крыши города, о котором говорил Геркулес. Город назывался Кизик в честь своего основателя Кизика, отца Энея. Они бросили якорь в уютной гавани, и Ясон послал во дворец вестника Эхиона; он был там принят
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Свадебный пир царя Кизика
Аргонавты обнаружили, что царь Эней уже несколько месяцев как умер, и престол унаследовал его старший сын Кизик, примерно в возрасте Ясона. Кизик только что женился на прекраснейшей женщине во всей Азии. Ее звали Клета, и она была дочерью царя перкосиев, белостенный город которого на троянском берегу Геллеспонта аргонавты миновали по пути из Сестоса. Отец Клеты, Мероп, мало того, что не назначил ей приданого, что, как он сказал, было бы все равно, что поливать медом медовые соты, но дерзко заявил, что ни один мужчина не добудет ее себе в жены, если только не возьмется заплатить тяжелую дань, наложенную недавно на Перкоту Лаомедонтом Троянским. Кизик, который случайно увидел однажды Клету, когда плыл по проливу, и не мог после этого изгнать ее образ у себя из памяти, тут же уплатил дань — немалую сумму золотым песком и скотом и, что вполне естественно для молодого мужчины, считал, что остался в выигрыше. Но его брат Александр назвал его расточителем и не явился на свадьбу, ссылаясь на болезнь. Возможно, он ревновал. И как раз на второй день из пяти, отведенных для празднества, прибыл «Арго». Кизик, пославший приглашение всем грекам принять участие в торжестве и наготовивший угощений, с радостью приветствовал корабельную команду, состоящую из выдающихся воинов Греции, среди которых был и великий Геркулес, союзник его отца.
Спустя час после высадки аргонавты были вымыты, умащены и надушены и в своих лучших одеяниях возлежали на мягких ложах с другими многочисленными свадебными гостями. Сотня хорошеньких мальчиков приносили им еду и питье и возложили им на головы венки из весенних цветов, а музыканты, сидевшие над ними в галерее, играли нежные лидийские мелодии. А лучник Фалер и птицегадатель Идмон несли вахту на борту «Арго», готовые при малейшей необходимости затрубить тревогу в раковины.
Клета была и впрямь так прекрасна, как о ней рассказывали: бледное лицо, густые черные волосы и серые глаза; но красота ее заключалась, главным образом, в осанке и жестах, в низких тонах голоса и полных губах, которые никогда по-настоящему не улыбались. Кизик был светловолос и краснолиц, любил посмеяться от души и питал склонность к авантюрам. Они с Клетой казались совершенной парой, и, когда они проходили вместе вдоль лож и любезно спрашивали у каждого, хорошо ли его угостили, вслед им звучали несдерживаемые вздохи восхищения.
Кизик оказал наибольшее уважение Геркулесу, которого счел командиром экспедиции, хотя Эхион утверждал иное. Он собственными руками налил Геркулесу вина в чеканный кубок, на котором был изображен сам силач, державший в каждой руке по мужчине-Медведю и весело стукавший их головами друг о друга. Когда Геркулес, разглядев кубок, разразился смехом, Кизик повернул кубок другой стороной, где были выбиты отчаянно сражающиеся люди и другие, прыгающие в воду с плота.
— Это пеласги из Проконеса, — сказал Кизик, — союзники людей-Медведей. Вскоре после того, как ты ушел, они напали на наш город. Мы потеряли немало своих товарищей, прежде чем их отогнали. Если бы они атаковали нас, пока вы у меня в гостях — вот была бы потеха! Тогда бы и впрямь любители рыть яму другим сами в нее попались.
Геркулес ответил:
— Царь Кизик, то свое посещение вашего города, когда еще был жив твой отец Эней, я считаю исключительно приятным; не менее приятно и это посещение. Но, молю тебя, обращай свои мудрые и лестные речи к предводителю похода, Ясону Иолкскому — взгляни вон туда, вон на того мужчину с длинными светлыми волосами — а не ко мне. А мне оставь этот великолепный говяжий бок, и да пребудет удача с тобой и твоей прекрасной женой! Я счастлив слушать твои слова, пока ем, но не менее счастлив просто есть. Зря ты тратишь свое красноречие на Геркулеса, старого обжору.
Кизик улыбнулся и отошел. Он пригласил Ясона возлечь у столика с позолоченными ножками напротив себя и Клеты. Когда Ясона устроили с пуховыми подушками под головой и богато расшитым ковриком, покрывающим колени, а под рукой у него стояло ароматное лесбосское вино, Кизик попытался вызвать его на откровенность касательно цели плавания. Ясон не склонен был откровенничать. Он сказал лишь, что некий бог вложил в его сердце и в сердца его товарищей желание отважиться на плавание по Черному морю.
Кизик вежливо ответил:
— В самом деле! Какую часть этих пустынных и негостеприимных вод счел этот бог наиболее достойными вас? Быть может, вам предстоит посетить Крым, где живут дикие тавры, которые любят человеческие жертвоприношения и украшают частоколы своих городов головами убитых? Или Геркулес взял вас с собой, чтобы навестить своих старых недругов-амазонок? Или цель ваша — земли Ольвии в устье благородной реки Буг, где производят лучший в мире мед?
Ясон, оставив без внимания все эти вопросы, воспользовался тем, что был упомянут мед, и пригласил Бута принять участие в разговоре, пересказав ему, что сказал Кизик о меде Ольвии. Бут потребовал от Кизика сведений о цвете, запахе, вкусе и тягучести этого меда, Кизик ограничился невнятными и случайными ответами, но тот не обиделся, а долго и учено распространялся о поведении пчел.
Он спросил:
— А вы заметили, ваше величество, что пчелы никогда не берут нектар из красного цветка? Будучи подателями жизни, они избегают цвета смерти. — Затем, немного захмелев, Бут начал резко отзываться об Аполлоне как покровителе пчел, которые еще недавно были слугами Великой Богини.
— Он был когда-то мышиным демоном на Делосе! Мыши — прирожденные враги пчел. Они вторгаются в ульи зимой и крадут мед, бесстыжие ворюги! Я так порадовался в прошлом году, когда нашел в одном из своих ульев мертвую мышь! Пчелы ее до смерти зажалили и неплохо набальзамировали пчелиным клеем, чтобы избежать трупного запаха.
И пошел, пошел; но когда он сделал паузу, чтобы выпить еще кубок вина, Ясон начал расспрашивать Кизика о мореходстве в восточной части Мраморного моря и о течениях в Босфоре. Но Кизик не стал давать подробные ответы и с удовольствием вернулся к разговору о меде. Так они оба отбивались друг от друга некоторое время, пока Ясон не вернулся к своему прежнему ложу. Немного погодя Бут из чувства приличия последовал за ним.
Клета сказала Кизику:
— Мой дорогой, ты заметил, что у этого Ясона — белые ресницы? Мой отец Мероп в свое время предостерегал меня от людей с белесыми ресницами. Он говорил, что все они недостойны доверия. А может, этот миний явился разграбить наш город и дожидается, пока ты и верные тебе люди не уснут покрепче после обильной еды и питья?
— Моя дорогая, — сказал Кизик, — возможно, это и так.
— И Геркулес, и Ясон — оба, по-моему, что-то от нас скрывают, — сказала Клета, — и это ты должен признать. И этот мужчина Пчела с явным неуважением говорил об Аполлоне, словно бы искушал нас его поддержать, и тем самым ввергнуть в беду. Сознайся, что тебе это кажется странным!
— Сознаюсь, — ответил Кизик. — Итак, мудрая, что ты посоветуешь?
— Предупреди Ясона, — сказала Клета, — что место нынешней стоянки его корабля небезопасно, если только не раздобыть более тяжелые якорные камни. Упомяни северо-восточные шторма. Посоветуй ему переменить стоянку, а твои люди тем временем пусть принесут ему парочку действительно тяжелых камней. Предложи ему устроиться в защищенной бухточке как раз по ту сторону перешейка — она называется Хитос, верно? Предложи ему лодку, чтобы отбуксировать туда корабль. И если он замышляет какое-то коварство, ему придется пересмотреть свой замысел, ибо не так-то легко ему будет бежать из дворца, когда корабль его так далеко.