Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно
Шрифт:
— Бедная девочка, как мне ее жаль. Эхион, друг мой, я прошу тебя передать мое послание, и вот тебе в уплату за труды моя серебряная чаша. Скажи царевне, что я ей от всей души соболезную, как соболезновал лемносской царице Гипсипиле. Передай ей, что Ясон поступит с ней не мене бесчестно, чем с Гипсипилой, хотя ради него девушка отреклась от своего дома и родных, стала соучастницей в убийстве своих отца и брата. Уверь ее, что когда он ее бросит, в этом ли году, в следующем ли, двенадцать ли лет спустя, она твердо может рассчитывать, что Геркулес из Тиринфа либо отомстит за нее, либо ее утешит.
Эхион принял чашу и взялся передать послание, после чего Геркулес огляделся с сияющим лицом и сказал:
— Дорогие товарищи, испытанные товарищи, если когда-либо кому-либо из вас потребуется моя помощь против врагов, я в полном вашем распоряжении.
По дороге обратно в Грецию Геркулес
Здесь можно рассказать, что случилось с Гиласом. Он недолго прожил после своего появления в Коллегии Дятлов на Асканийском озере. Не будучи столь могучим, сколь Геркулес, он не мог с легкостью удовлетворить требования Дриопы и ее подруг-нимф, которые все были в него влюблены и не отпускали его, как он ни упрашивал. Он постепенно занемог и умер примерно тогда, когда «Арго» во второй раз проходил через Босфор. Дриопа, не желал, чтобы до Геркулеса дошли перешептывания о случившемся, тайно похоронила его у источника Пеги и бурно оплакала. В течение многих веков нимфы Дятлы продолжали украшать его могилу цветами в годовщину его смерти. В тот день они исполняли гимн, восхвалявший прекраснейших юношей всех времен: Адониса, сына Кинараса, которого любила Афродита; Эндимиона, сына Этола, которого любила Артемида; Ганимеда, сына Лаомедонта, которого любил Зевс; Гиакинфа, сына Ойбала, которого любил Аполлон; Хрисиппа сына Пелопа, которого любил Тесей; Нарцисса, сына Кефисса, который влюбился в себя самого; и Атлантия, сына Афродиты от Гермеса, который был первым гермафродитом и в которого был влюблен весь мир. Но в припеве заявлялось, что ни один из них не был так пригож, изящен и очарователен или так нежен, как Гилас, сын Тейодаманта, любимый Геркулесом и нимфами Аскании.
Источник Пеги — это прекрасное место, которое стоит посетить. Камешки светятся, как серебро, сквозь чистую воду, и повсюду кругом растет синий ластовень, свежий зеленый адиантум, пышная петрушка и оленья трава, которая цепляется за ноги, уговаривая посетителя остаться еще.
«Арго» задержался на некоторое время не только из-за того, что Аргусу трудно оказалось починить его в Теосе, где его не удовлетворяло качество древесины, но также из-за погребальных игр в честь его товарищей, сыновей Северного Ветра, которые он счел себя обязанным посетить. Здесь они взяли на борт пассажирами Теламона, спутника Геркулеса, и пятерых его эгинских родственников; Теламон был братом Пелея до того, как Пелей родился заново, вступив в мирмидонский клан и вместе с ним был замешан в убийстве их единокровного брата Фока; но теперь они встретились, как чужие, обменявшись надменными взглядами. Следующим портом, в который они зашли, был Милет, славившийся шерстью, где Эргин был тепло принят своей семьей и с большим трудом покинул родных, чтобы продолжить плавание. Из Милета они поплыли к Цветущему Самосу, милому дому Анкея Маленького, а оттуда — к Леросу, о котором говорят: «Все лерийцы дурны, не отдельные, но каждый из них — все, кроме Прокла, а Прокл — тоже лериец». Но кто такой был Прокл, никто не помнил. А оттуда они поплыли к Кикладским островам, посетив сперва Наксос, счастливейший из островов Эгейского моря; затем Делос, самый святой из них, где дарами и танцами почтили Аполлона и Артемиду; наконец Серифос, остров точильного камня, куда давным-давно выбросило на берег ящик с Персеем и его матерью Данаей, который вверил бурным волнам царь Акрисий — здесь они высадили Теламона и его родичей. Но материковой Греции они избегали, двигаясь от острова к острову — к Кифере, Сфактерии (близ Песчаного Пилоса, родины Периклимена), Закинфу, Итаке, Корфу, ни на одном из них надолго не задерживаясь. Погода была ясной, ветры — легкими, и ничего примечательного не приключилось с аргонавтами в этих знакомых водах. Если кратко, то они пробивались вдоль берега Иллирии, борясь с противными ветрами, пока на шестьдесят первый день после отплытия из устья Дуная вдали не замаячила Ээя, город Кирки, который стоит на скалистом фаллической форме острове в двадцати милях к юго-западу от истрийского порта Пола. Он назван Ээя в честь цветка гиацинта, который в изобилии тут произрастает и носит это имя, означающее сетования, которое начертано на его лепестках самой Триединой Богиней. К своей радости, аргонавты обнаружили, что Ясон, Медея, Аталанта, Мелеагр и Меланион уже прибыли в Ээю после очень быстрого и утомительного путешествия и что Руно — по-прежнему у них. Таким образом, теперь воссоединившийся отряд аргонавтов насчитывал тридцать три человека, не считая Медеи, несмотря на потерю Ифита, Орфея, Калаида и Зета.
Старая Кирка с носом и глазами сокола, выступающим подбородком и согбенной спиной отнюдь не с дружеской улыбкой приветствовала Ясона и его спутников, когда они приплыли на остров из Полы в рыбачьей лодочке. Она спустилась на берег в своем полотняном ночном одеянии, чтобы выкупаться в соленой воде, и поскольку они были первые люди, которых она встретила после купания, она сказала им, не удостоив перед тем приветствия, что кровавый ливень хлынул на стены и пол ее дома и что в ее аптеке вспыхнуло внезапное пламя, которое она быстро погасила кровью.
Они ничего не сказали в ответ, но последовали за мокрой жрицей во дворец. Она шла пятясь и манила их пальцем. Когда она предложила им присесть на полированные бронзовые стулья, только Мелеагр принял предложение, поблагодарив ее от имени всех, назвал ей свое имя и род; остальные покачали головами и направились к очагу, где сели в золу, чтобы показать, что они — убийцы и просители, посыпали свои головы пеплом и вымазали углем лица. С самого своего прибытия они ни разу не подняли глаз и не взглянули на хозяйку. Кирка увидела, как Ясон кладет в расселину очага свой меч, а Аталанта — свой дротик. Это и впрямь были не простые убийцы: Аталанта убила оказавшего ей гостеприимство царя Ээта на площадке его дворцовой лестницы, а Ясон предательски умертвил Апсирта, сына этого царя, после того как заключил с ним договор.
Получившая во сне предостережение, что если она не выполнит обряд очищения, которого они требуют, все ее целебные травы, корни, кора и земля потеряют силу, Кирка сразу же приготовила жертвы духам убитых, хотя и не знала пока их имен; а Мелеагр посоветовал ей обращаться к ним, как «Две царственные ели Востока», ибо ель — это альфа магического алфавита деревьев.
Она хлопнула в ладоши, чтобы принесли четырех молочных поросят, которым тут же перерезала глотки; затем, как подобает, обрызгала кровью ладони четырех просителей. Девы Соколы Кирки препроводили Аталанту и Медею в женскую купальню, где их омыли в девяти водах, а кровавые отбросы были вынесены из дому и брошены в яму в земле, куда, по обычаю, призывали испить крови скорбных духов. Подобным же образом мужчины-Кабаны Кирки препроводили Ясона и Меланиона в мужскую купальню и там очистили их таким же утомительным способом. Тем временем сама Кирка предлагала возлияния убитым и жгла в очаге пресные искупительные лепешки.
Когда церемония завершилась, Кирка подошла к просителям, которые снова сели на корточки у очага, подняла их за руки и любезно подвела к стульям, от которых они до того отказались; они сели. Она села к ним лицом и спросила Медею:
— Кто ты, моя дорогая, ты так поразительно напоминаешь девушку, которой когда-то была я? Янтарный цвет твоих глаз встречается только у царственных детей Эфиры. И как ты явилась сюда в сопровождении лысых скифских жрецов по тяжелой дороге — реке Саве? И кто эта дева-охотница, твой товарищ по несчастью? И кто эти двое мужчин, твои товарищи по несчастью, один из которых так темен и лицом и волосом, а другой так светел? И кто же эти две царственных Альфы, убийство которых вы совершили?
Медея открылась Кирке и призналась во всем без утайки. Закончила она словами:
— И я прибыла действительно в ответ на твой призыв, тетушка, ты и сама хорошо знаешь.
Кирка ненавидела своего брата Ээта, как причину ее изгнания из Эфиры. Она обняла Медею и вскричала:
— Дорогое дитя, ты просто великолепно поступила! И мне бы следовало радоваться твоему прибытию, даже если бы ты не принесла этих вестей, которые придают воздуху вкус меда. Ибо я призвала тебя по важному делу, касающемуся нашей госпожи Бримо.
Что это было за дело, она открыла только одной Медее. Но известно, что она вручила племяннице некоторые дары для передачи Главной Нимфе Кокала в Сицилийском Агригентуме; а именно — бронзовый треножник, янтарное ожерелье из фаллосов и запечатанную шкатулку. Ясон, не желал никоим образом перечить Кирке, пообещал отплыть туда на «Арго» как только будет возможно, хотя Сицилия и лежала далеко к западу от пути домой. Медея подарила Кирке топорик из зеленого нефрита, одно прикосновение которого исцеляет от болей в почках, и множество редких кавказских снадобий и трав, которых ей не хватало и которые позднее она с большим успехом использовала; Кирка с радостью уступила Медее все свои права на Эфиру, поскольку была бездетна и не намеревалась когда-либо вновь посетить перешеек.