Собрание сочинений в десяти томах. Том второй. Фауст

Гете Иоганн Вольфганг

Фауст

Да, если проповедник сам актер, Как наблюдается с недавних пор.

Вагнер

Мы век проводим за трудами дома И только в праздник видим мир в очки. Как управлять нам паствой незнакомой, Когда мы от нее так далеки?

Фауст

Где нет нутра, там не поможешь потом. Цена таким усильям медный грош. Лишь проповеди искренним полетом Наставник в вере может быть хорош. А тот, кто мыслью беден и усидчив, Кропает понапрасну пересказ Заимствованных отовсюду фраз, Все дело выдержками ограничив. Он, может быть, создаст авторитет Среди детей и дурней недалеких, Но без души и помыслов высоких Живых путей от сердца к сердцу нет.

Вагнер

Но много значит дикция и слог, Я чувствую, еще я в этом плох.

Фауст

Учитесь

честно достигать успеха И привлекать благодаря уму. А побрякушки, гулкие, как эхо, Подделка и не нужны никому. Когда всерьез владеет что-то вами, Не станете вы гнаться за словами, А рассужденья, полные прикрас, Чем обороты ярче и цветистей, Наводят скуку, как в осенний час Вой ветра, обрывающего листья.

Вагнер

Ах, господи, но жизнь-то недолга, А путь к познанью дальний. Страшно вчуже: И так уж ваш покорнейший слуга Пыхтит от рвенья, а не стало б хуже! Иной на то полжизни тратит, Чтоб до источников дойти, Глядишь, — его на полпути Удар от прилежанья хватит.

Фауст

Пергаменты не утоляют жажды. Ключ мудрости не на страницах книг. Кто к тайнам жизни рвется мыслью каждой, В своей душе находит их родник.

Вагнер

Однако есть ли что милей на свете, Чем уноситься в дух былых столетий И умозаключать из их работ, Как далеко шагнули мы вперед?

Фауст

О да, конечно, до самой луны! Не трогайте далекой старины. Нам не сломить ее семи печатей. А то, что духом времени зовут, Есть дух профессоров и их понятий, Который эти господа некстати За истинную древность выдают. Как представляем мы порядок древний? Как рухлядью заваленный чулан, А некоторые еще плачевней — Как кукольника старый балаган. По мненью некоторых, наши предки Не люди были, а марионетки.

Вагнер

Но мир! Но жизнь! Ведь человек дорос, Чтоб знать ответ на все свои загадки.

Фауст

Что значит знать? Вот, друг мой, в чем вопрос. На этот счет у нас не все в порядке. Немногих, проникавших в суть вещей И раскрывавших всем души скрижали, Сжигали на кострах и распинали, Как вам известно, с самых давних дней. Но мы заговорились, спать пора. Оставим спор, уже довольно поздно.

Вагнер

Я, кажется, не спал бы до утра И все бы с вами толковал серьезно. Но завтра пасха, и в свободный час Расспросами обеспокою вас. Я знаю много, погружен в занятья, Но знать я все хотел бы без изъятья.

^{(Уходит.)}

Фауст

^(один)

Охота надрываться чудаку! Он клада ищет жадными руками И, как находке, рад, копаясь в хламе, Любому дождевому червяку. Он смел нарушить тишину угла, Где замирал я, в лица духов глядя. На этот раз действительно хвала Беднейшему из всех земных исчадий. Я, верно, помешался бы один, Когда б он в дверь ко мне не постучался. Тот призрак был велик, как исполин, А я, как карлик, перед ним терялся. Я, названный подобьем божества, Возмнил себя и вправду богоравным. Насколько в этом ослепленье явном Я переоценил свои права! Я счел себя явленьем неземным, Пронизывающим, как бог, творенье. Решил, что я светлей, чем серафим, Сильней и полновластнее, чем гений. В возмездие за это дерзновенье Я уничтожен словом громовым. Ты вправе, дух, меня бесславить. Я мог тебя прийти заставить, Но удержать тебя не мог. Я испытал в тот миг высокий Такую мощь, такую боль! Ты сбросил вниз меня жестоко, В людскую темную юдоль. Как быть с внушеньями и снами, С мечтами? Следовать ли им? Что трудности, когда мы сами Себе мешаем и вредим! Мы побороть не в силах скуки серой, Нам голод сердца большей частью чужд, И мы считаем праздною химерой Все, что превыше повседневных нужд. Живейшие и лучшие мечты В нас гибнут средь житейской суеты. В лучах воображаемого блеска Мы часто мыслью воспаряем вширь И падаем от тяжести привеска, От груза наших добровольных гирь. Мы драпируем способами всеми Свое безводье, трусость, слабость, лень. Нам служит ширмой состраданья бремя, И совесть, и любая дребедень. Тогда все отговорки, все предлог, Чтоб произвесть в душе переполох. То это дом, то дети, то жена, То страх отравы, то боязнь поджога, Но только вздор, но ложная тревога, Но выдумка, но мнимая вина. Какой я бог! Я знаю облик свой. Я червь слепой, я пасынок природы, Который пыль глотает пред собой И гибнет под стопою пешехода. Не в прахе ли проходит жизнь моя Средь этих книжных полок, как в неволе? Не

прах ли эти сундуки старья И эта рвань, изъеденная молью? Итак, я здесь все нужное найду? Здесь, в сотне книг, прочту я утвержденье, Что человек терпел всегда нужду И счастье составляло исключенье? Ты, голый череп посреди жилья! На что ты намекаешь, зубы скаля? Что твой владелец, некогда, как я, Искавший радости, блуждал в печали? Не смейтесь надо мной деленьем шкал, Естествоиспытателя приборы! Я, как ключи к замку, вас подбирал, Но у природы крепкие затворы. То, что она желает скрыть в тени Таинственного своего покрова, Не выманить винтами шестерни, Ни силами орудья никакого. Не тронутые мною черепки, Алхимии отцовой пережитки, И вы, исписанные от руки И копотью покрывшиеся свитки! Я б лучше расточил вас, словно мот, Чем изнывать от вашего соседства. Наследовать достоин только тот, Кто может к жизни приложить наследство. Но жалок тот, кто копит мертвый хлам. Что миг рождает, то на пользу нам. Но отчего мой взор к себе так властно Та склянка привлекает, как магнит? В моей душе становится так ясно, Как будто лунный свет в лесу разлит. Бутыль с заветной жидкостью густою, Тянусь с благоговеньем за тобою! В тебе я чту венец исканий наш. Из сонных трав настоянная гуща, Смертельной силою, тебе присущей, Сегодня своего творца уважь! Взгляну ли на тебя — и легче муки, И дух ровней; тебя возьму ли в руки — Волненье начинает убывать. Все шире даль, и тянет ветром свежим, И к новым дням и новым побережьям Зовет зеркальная морская гладь. Слетает огненная колесница, И я готов, расправив шире грудь, На ней в эфир стрелою устремиться, К неведомым мирам направить путь. О, эта высь, о, это просветленье! Достоин ли ты, червь, так вознестись? Спиною к солнцу стань без сожаленья, С земным существованьем распростись. Набравшись духу, выломай руками Врата, которых самый вид страшит! На деле докажи, что пред богами Решимость человека устоит! Что он не дрогнет даже у преддверья Глухой пещеры, у того жерла, Где мнительная сила суеверья Костры всей преисподней разожгла. Распорядись собой, прими решенье, Хотя бы и ценой уничтоженья. Пожалуй-ка, наследственная чара, И ты на свет из старого футляра. Я много лет тебя не вынимал. Играя радугой хрустальных граней, Бывало, радовала ты собранье, И каждый залпом чару осушал. На этих торжествах семейных гости Стихами изъяснялись в каждом тосте. Ты эти дни напомнил мне, бокал. Сейчас сказать я речи не успею, Напиток этот действует скорее, И медленней струя его течет. Он дело рук моих, моя затея, И вот я пью его душою всею Во славу дня, за солнечный восход.

^{(Подносит бокал к губам.)}

Колокольный звон и хоровое пенье.

Хор ангелов

Христос воскрес! Преодоление Смерти и тления Славьте, селение, Пашня и лес.

Фауст

Река гудящих звуков отвела От губ моих бокал с отравой этой. Наверное, уже колокола Христову пасху возвестили свету И в небе ангелы поют хорал, Который встарь у гроба ночью дал Начало братству нового завета.

Хор мироносиц

От посторонних Тело укрыли. Все в благовоньях, В гроб положили. Под пеленами Камня плита. Нет в них пред нами Больше Христа.

Хор ангелов

Христос воскрес! Грехопадения, Смерти и тления След с поколения Смыт и исчез.

Фауст

Ликующие звуки торжества, Зачем вы раздаетесь в этом месте? Гудите там, где набожность жива, А здесь вы не найдете благочестья. Ведь чудо — веры лучшее дитя. Я не сумею унестись в те сферы, Откуда радостная весть пришла. Хотя и ныне, много лет спустя, Вы мне вернули жизнь, колокола, Как в памятные годы детской веры, Когда вы оставляли на челе Свой поцелуй в ночной тиши субботней. Ваш гул звучал таинственней во мгле, Молитва с уст срывалась безотчетной. Я убегал на луговой откос, Такая грусть меня обуревала! Я плакал, упиваясь счастьем слез, И мир во мне рождался небывалый. С тех пор в душе со светлым воскресеньем Связалось все, что чисто и светло. Оно мне веяньем своим весенним С собой покончить ныне не дало. Я возвращен земле. Благодаренье За это вам, святые песнопенья!

Хор учеников

Смерти раздавлена, Попрана злоба: Новопреставленный Вышел из гроба. Пусть он в обители За облаками, Имя учителя — С учениками. Выстоим преданно Все превращенья. Нам заповедано Это ученье.