Собрание сочинений в девяти томах. Том 4. Купол надежды
Шрифт:
Жуткий вой сирены пронзил летящую мглу. Казалось, какое-то чудовище взревело диким голосом от боли и в предсмертной ярости тряхнуло корабль. Палуба «Титана» накренилась. Мы со Спартаком ухватились друг за друга. Остап вцепился в реллинги. Мимо нас прокувыркалось ведро, потом, сам собой разматываясь, укатился сорвавшийся со щита круг пожарного рукава.
Зыбкая во время качки палуба сейчас как бы заклинилась, став покатой.
Пробежал, скользя по обледенелым
– Святая дева, спаси нас. Разве можно плыть на «Титане»? У него судьба «Титаника»!
– Заткнись, – кричал ему вдогонку его приятель Мигуэль. – Твои ребятишки получат страховку и хоть раз в жизни обожрутся.
Ребята мои поняли лишь слово «Титаник» и сделали правильный вывод, что «Титан», как и «Титаник», налетел на айсберг.
А ведь этот голландский лесовоз, зафрахтованный для экспедиции ООН, был гружен моими трубами для ветростанций, бесценными роторами. Они должны дать энергию Антарктиде, и без них там ничего нельзя начать строить.
Мы грузили их со Спартаком и Остапом в ленинградском порту.
Так гибла надежда на Город Надежды.
Выла сирена, в летящей сетке метались тени. Косые лучи прожектора выхватывали то выпученные глаза, то разинутые рты.
Как легко люди теряют человеческий облик. Пробежавшие латиноамериканцы затеяли у шлюпки драку с неграми из Кейптауна, и только Мбимба, гордый африканец, исполненный спокойного достоинства, пытался разнять их.
Сцепившиеся люди покатились к переборкам, где и застряли, стараясь ударить друг друга.
– А руки все ищут работу, – с горькой иронией произнес Мбимба, как бы извиняясь за происходящее и намекая, почему все они оказались здесь.
Мы с ребятами поспешили к капитану. И нашли норвежца с неизменно торчащей в зубах трубкой. Это был сухопарый моряк со шкиперской бородкой, провалившимися щеками и ледяными глазами. Он докладывал в микрофон, поднесенный ему трясущимся от страха радистом в распахнутом кителе:
– К сожалению, командор, продержаться на плаву не сможем. Ваши трубы потянут на дно не хуже якорей. Нам бы плоты и шлюпки спустить. Что? Высылаете вертолет? Сесть ему некуда, разве что веревочная лестница…
Я представил себе академика Анисимова на капитанском мостике «Ильича». Снег, наверное, запорошил его отрастающую бородку, которая делала его еще более похожим на былинного Добрыню Никитича. Но сейчас его богатырский подвиг, совершенный в ООН, где он добился решения создать под ледяным куполом Антарктиды Город-лабораторию – модель грядущего, мог оказаться напрасным. Природа встала у него на пути, топя наши трубы.
Айсберг вынырнул из мглы пугающе близко. Он загородил собой пробитую ледоколом полынью. И корабль врезался
И тут снежную сетку раздернуло. Вдали появились остальные корабли флотилии ООН. С ледокола «Ильич» взмыл вертолет.
Паника у нас на лесовозе могла бы утихнуть. Корабль не погружался в воду, не менял положения. Но покатая палуба страшила, напоминая о близком конце.
Несколько шлюпок удалось спустить на воду, и к веревочным трапам, крича и ругаясь, рвалась толпа.
Невозмутимый капитан Нордстрем, попыхивая трубкой, неторопливо стал спускаться с капитанского мостика.
Я нагнал его.
– Как грузы? – по-английски спросил я его. Пригодились мне мои занятия английским, который я изучал вместе с Аэль, когда она освоила японский.
Капитан раздраженно обернулся, но, узнав меня, ответил насколько мог вежливо:
– Прошу прощения, сэр. По морскому уставу: люди прежде грузов.
– Какова опасность? – постарался уточнить я как можно более спокойно, хотя понимал, что дело плохо.
Норвежец буркнул:
– С вашего позволения, сэр, мы сели… на ледяной риф.
– Можно осмотреть повреждение?
– Иду туда. И если вас не утомит…
Мы спустились в кормовой трюм. Обдало сыростью и запахло рыбой, как в тральщике, на котором мне привелось побывать еще в Арктике.
Электрические лампочки тускло отражались в мутной воде, наполовину скрывавшей огромные, уложенные штабелями трубы.
Потом, не поднимаясь наверх, по ставшему сейчас крутым соединительному коридору прошли мимо затихшего машинного отделения. Под ногами по железным рифленым плитам струился ручеек. Было скользко.
В носовом трюме мокрые трубы образовали завал, преградивший нам путь. Впереди в электрическом свете поблескивала зеленоватая ледяная глыба. Подводный выступ айсберга, протаранив судно, вдвинулся в трюм, разбросал штабеля. К счастью, он закрыл собой пробоину, подобно кинжалу, оставленному в ране. Но вода все же проникала между льдом и рваными краями пробитого отверстия.
Идти стало совсем скользко и трудно. Я бы не пробрался дальше, если бы не помощь Спартака.
Остановились перед пробоиной. Она ужасала. А наш Остап глубокомысленно изрек:
– Сама льдина проткнула, сама заделала.
И не было в его словах никакой рисовки. Просто таков был парень. Норвежец не понял его, но пришел к тому же выводу. Он обернулся к сопровождавшему нас помощнику, худому и длинному моряку:
– Дать малый вперед. И так держать, чтобы не сползти с ледяного бивня.
– Есть, сэр, – отозвался моряк и исчез.
– Кэптен, – возможно более спокойно и твердо обратился я к капитану, – результат экспедиции зависит от этих труб. Без них остальным судам нечего делать в Антарктиде.