Собрание сочинений в двух томах. Том I
Шрифт:
Древний род Буниных подарил России целый ряд известных деятелей в разных сферах жизни. Среди них поэт Жуковский, сыгравший громадную роль в истории русской литературы. Я напомню, что Василий Жуковский (незаконный сын тульского помещика Афанасия Бунина и пленной турчанки) заложил основы новой русской литературы. Правда, спустя некоторое время, к нему на помощь пришел его ученик, гениальный юноша, которому не исполнилось еще и 20 лет, когда он удостоился получить из рук наставника его портрет с историческим посвящением: «Победителю-ученику от побежденного учителя». Звали юношу: Пушкин.
Бунин начал свой литературный путь в 18-летнем возрасте, очень быстро привлек внимание критики и как поэт и как прозаик. Три его книги (стихи и проза) были удостоены Пушкинской премии — самой престижной награды Российской Академии. В 1909 г. Академия избрала Бунина своим почетным членом. Следует заметить, что количество почетных членов, этого живого Пантеона русской культуры, не превышало двенадцати человек, и среди них числился Лев Толстой, которому в ту пору был 81 год (добавлю, что Толстой высоко ценил молодого Бунина и ставил его выше сверстников — уже известных писателей Леонида Андреева и Максима Горького). Не смотря на это, широкая аудитория читателей Бунина почти не знала. Известность пришла к нему только с выходом повести «Деревня» (1910–1911), утвердившей статус 40-летнего писателя в первых рядах литературы. Книга эта, обнажившая беспредельную жестокость русской души, той народной души, которую идеализировали социально ориентированные писатели (так называемые «прогрессисты»), вызвала неистовый гнев критики и широких кругов интеллигенции. Между тем именно это бунинское произведение дает представление о начале бурного и непрерывного роста писателя. Бунин сам пишет об этом периоде: «В эти годы я чувствовал, как с каждым днем все более крепнут мои литературные силы». Однако этому плодотворному творческому периоду не суждено было длиться долго: не прошло и четырех лет как разразилась первая мировая война. За ней последовала революция, о которой Бунин в 1952 году отозвался так: «Я был не из тех, кто был ею застигнут врасплох, для кого ее размеры и зверства были неожиданностью (здесь Бунин намекает на свои рассказы о русском народе), но все же действительность превзошла все мои ожидания: во что вскоре превратилась русская революция, не поймет ее не видевший. Зрелище это было сплошным ужасом для всякого, кто не утратил образа и подобия Божия».
В начале 1920 года Бунин эмигрировал на Балканы, а оттуда перебрался во Францию. В 1933 году ему была присуждена Нобелевская премия по литературе. Он стал единственным русским писателем, кто удостоился этой награды. За годы, проведенные на чужбине, Бунин написал десять новых книг. В отличие от некоторых других писателей-эмигрантов, источник его вдохновения не иссяк. Эмиграция не нанесла ущерба бунинскому творческому дарованию, и большинство его книг, вышедших за пределами России, принадлежит литературной классике. Последние годы писатель пребывал в трудном материальном положении, и смерть настигла его в возрасте 83 лет, почти как и его великого учителя Льва Толстого, который умер в 82-летнем возрасте.
Иван Бунин писал романы, повести, рассказы, воспоминания (среди последних важное место занимает написанная в годы изгнания книга о жизни и учении Льва Толстого). Добавим к этому, что он был также крупным поэтом, обогатившим русскую литературу переводческими шедеврами, такими, например, как трагедии Байрона «Каин», «Манфред», «Небо и земля», «Годива» Теннисона, «Песнь о Гайавате» Лонгфелло. Как известно, русский читатель приучен к превосходным переводам, каких почти нет в переводной литературе других народов, но даже для такого разборчивого читателя бунинский перевод «Песни о Гайавате» представляет собой некое литературное откровение. Впрочем, независимо от достижений в других литературных жанрах, Бунин, по главному счету, остается непревзойденным новеллистом, и здесь ему единственный конкурент Антон Чехов.
В русской дореволюционной литературе, которую определяли два соперничающих направления: с одной стороны, символисты, с другой — реалисты народнического толка (футуристы лишь только маячили на горизонте), Бунин долгие годы был одинок. С появлением «Деревни» и «Суходола» возникла не то школа, не то течение неореализма или неоклассицизма. Бунина считали главой этого течения, хотя он в спутниках не нуждался: уровень его таланта, присущий ему индивидуализм и абсолютная независимость обрекали на одиночество, признак свободы художника. Поэтому, не рискуя быть причисленным к писателям-общественникам, Бунин продолжал высокую традицию классиков. Ио Бунин не просто неоклассик, он обновляет и углубляет классический реализм, устраняя из него излишек романтизма и идеализации (Тургенев) и подчеркнутого натурализма (С. Аксаков). Самые близкие ему писатели, без сомнения, Чехов и Толстой.
С самого начала литературный силуэт Бунина четко обозначился на фоне туманностей символизма и тяжеловесного многословия писателей-общественников. Манере его письма, ясной и прозрачной, присуще объективное освещение бытия, отмеченное глубоким проникновением в душу героев и в окружающую их обстановку с зорким вниманием к мельчайшей детали. Бунин знает, как подать эту, казалось бы незначительную деталь, таким образом, чтобы перед вами предстала целостная картина. Прибавим к этому, что он один из лучших мастеров литературного пейзажа, и это делает его близким Тургеневу. Например, его поэма «Листопад» (которая удостоилась Пушкинской премии Российской Академии) есть не что иное как развернутый лирический пейзаж. Тонким мастером пейзажа Бунин оставался всю свою жизнь, но постепенно в его творчестве появлялась особая лирическая музыкальность, главные мелодические темы которой — конец человека, бессильная горечь, свойственная Экклесиасту, бессмысленность жизни и тайна смерти. Характерно, что со временем число персонажей в его рассказах сокращается и остается один герой на краю смертной бездны, обнажающий перед нами душу, в которой уживаются вместе высшая красота и безграничная жестокость.
Бунин любит жизнь во всех проявлениях и воссоздает ее с такой могучей страстью, как будто он наделен какими-то особыми чувствами. Он пленен телом женщины, игрой света и тени или каплей дождя на листе; красивое дерево, спелое поле, песня в степи, биение собачьего сердца, неодушевленный предмет — все близко ему, внятно и дорого. Чувственность язычника слита в нем с чистой наивной верой. Наблюдая, как мучается, страдает и гибнет человек, Бунин не ропщет на Бога, но покорно склоняет голову, словно в глубине души верит, что где-то есть ответ, есть вечная справедливость, высшая и сокрытая правда. Есть в Бунине и трагизм. Но не греческого образца — бессилия перед судьбой, в его трагизме, как искра в тлеющем угольке, теплится надежда на то, что вот-вот станет ясно, ради чего вся эта жизнь.
Язык Бунина по-мудрому лаконичен, каждое слово измерено и взвешено, тщательная выделка и легкость фразы сообщают ему красоту и психологическую убедительность. Подчас его искусство описания достигает такой силы, что читатель будто чувствует тяжесть, тепло, гибкость и даже запах слова. Бунин умеет передать труднопредставимое, выразить невыразимое в природе и человеческой душе. Поражает эстетическая и языковая отделка написанного им. В сравнении со стилем Достоевского, который нередко страдает погрешностями и даже просто нарушением правил грамматики, и стилем Льва Толстого, не свободным от изъянов, письмо Бунина безукоризненно и остается непревзойденным классическим образцом русского языка. Пророческий дар тоже не чужд Бунину. В рассказе, написанном им лет за двадцать до второй мировой войны, он вкладывает в уста одного их персонажей, убивающего по идеологическим соображениям, такие слова: «Скоро Европа станет сплошным царством убийц. Но ведь всякий отлично знает, что мир ни на йоту не сойдет с ума от этого».
Не нужно быть марксистом, чтобы усмотреть в определенной части произведений Бунина знаки его принадлежности к дворянству. Здесь писателя покидает его ясное видение, острый слух, почти музыкальный, не терпящий никакой фальши. Тень классового происхождения лежит, к сожалению, на некоторых его вещах, написанных непосредственно после революции. Но большая часть им созданного останется как драгоценные камни в короне русской литературы.
Да, в некоторых бунинских произведениях отчетливо проступает его классовая ориентация — он не скрывает своей ненависти к коммунистическому режиму. И несмотря на это, советская критика, которая обычно не прощает писателям и сотой доли подобного греха, объявила его одним из величайших русских писателей. В 1947 году советский писатель Константин Симонов пригласил его вернуться в Советский Союз, однако Бунин отказался. Снисходительными к Бунину Советы стали отнюдь не после второй мировой войны, еще в 1927–1928 гг. там, в издательствах ГИЗ и ЗиФ, вышли его рассказы, написанные после революции, а в издательствё «Книжные новинки» — произведения, появившиеся в эмиграции. Известные советские критики (Д. Горбов) снова и снова писали о ведущей роли Бунина в русской литературе, а Литературная энциклопедия, изданная Коммунистической академией в 1930 году, поставила его в первый писательский ряд.
Престарелый писатель оставил после себя духовное завещание, что-то вроде собственного credo. За год до кончины он написал рассказ о французском моряке («Бернар»), который перед смертью говорит: «Думаю, что я был хороший моряк. Je crois bien que j’etais un bon marin». И далее следует авторский комментарий: «А что хотел он выразить этими словами? Радость сознания, что он, живя на земле, приносил пользу ближнему, будучи хорошим моряком? Нет: то, что Бог всякому из нас дает вместе с жизнью тот или иной талант и возлагает на нас священный долг не зарывать его в землю. Зачем, почему? Мы этого не знаем. Но мы должны знать, что все в этом непостижимом для нас мире непременно должно иметь какой-то смысл, какое-то высокое Божье намеренье, направленное к тому, чтобы все в этом мире „было хорошо“, и что усердное исполнение этого Божьего намеренья есть всегда наша заслуга перед Ним, а посему и радость, гордость. И Бернар знал и чувствовал это. Он всю жизнь усердно, достойно, верно исполнял скромный долг, возложенный на него Богом, служил Ему не за страх, а за совесть. И как же ему было не сказать того, что он сказал, в свою последнюю минуту?»