Собрание сочинений в шести томах. т.4
Шрифт:
Самолет уже подлетал к Нью-Йорку. Герман слушал старую даму весьма рассеянно. Он мучительно пытался вспомнить фамилию автора или хотя бы название книги, которая должна находиться в руках встречающего. Что-то вроде детектива «Остановка в августе на станции Путч».
Ладно, подумал он, Буш позвонит своим людям, что я буду в одеянии Деда Мороза… это ж надо ж… забыл, как по-английски Дед Мороз… Вот вернусь и железно завяжу, чтобы сохранить деловую память в отношениях с судьбой. Потом приду на шахту, тележку придурочную брошу и активно ввяжусь в забастовочное движение, но не по линии заботы о досуге жен шахтеров. И с этим делом, и с пьянью – в пупок
При подлете к Нью-Йорку Герман переоделся в сортире в Деда Мороза, что вызвало общий вопль восторга и просто-таки детские аплодисменты всех пассажиров. Вся красно-белая одежда была ему впору.
Во время снижения и приземления Германа все еще продолжало дергать то, что он никак не может вспомнить ни паролей встречи, ни даже названия «Вечнозеленого кустарника семейства ремнецветниковых»из какого-то старого кроссворда. Подумав, что это, должно быть, «портупея», очень расстроился и понял, что до такого унизительного состояния умственной деятельности памяти он еще, пожалуй, никогда не доигрывался и не допивался.
В длинной очереди к чиновнику, проверявшему паспорта и визы, Германа просто обуял страх. В мозгу начали витать образы жуткой потерянности в «Городе Желтого Дьявола».А у него – сотня штук зелеными в кейсе.
Внуго зашептал: «Если на таможне все будет о’кей, плюнь на все. Ты из-за всей этой бушевской шулерской кодлы попал в замазку, как муха в детский понос. Они и с баксами тебя крутанут, а потом, ко всему прочему, премило завалят и зальют бетоном, если не прокрутят на фарш. Линять назад теперь поздно… Вот и покажи им тут всем, как гуляет пропащий русский человек в период перестройки… Холодного «Абсолюта» литровочку, га-а-а-аспада!.. Па-а-рра-сенка, плиз, целиком и полностью жареного!.. Пра-ашу гулять, за все уплачено… Потом залезешь на факел статуи Свободы и – гуд бай, проказа ворку-тинская, гуд бай…» Между прочим, старая дама не оставила Германа в одиночестве, хотя сама она могла пройти без всякой очереди через пропускной пункт для граждан США. Она чрезвычайно корректно пыталась узнать, встречает ли его кто-нибудь, но он рассеянно молчал, потому что отбивался как мог от хамских призывов внутреннего голоса.
«Записки мадам Де Сталь»он решил достать из сумки после проверки паспорта.
И только разум его начал вкрадчиво улаживать вечно сложные отношения с памятью, только забрезжили в мозгу у него заполненные клеточки кроссворда из перестроечной КРЕСТЬЯНКИ: «Основной персонаж Библии. Премьер-министр Древнего Египта, спасший страну в момент продовольственного кризиса»– по горизонтали, а по вертикали – «Особая форма стихотворения, обожавшаяся русскими поэтами до октябрьской Катастрофы»…Иосиф… Иосиф… строфа… нет, но тоже на букву «эс»…
Только, одним словом, память Германа начала поднимать из алкоголических руин помещенные в нее знаки и образы, а некая забытая словесная личинка готова уже была выбраться из куколки и затрепетать в уме бабочкою «стансы»…как он услышал голос собственного дяди.
Поначалу Герман страстно вознадеялся, что все это вполне закономерное начало «Целого рада слуховых явлений, вызванных нарушением психической деятельности мозга алкоголика».Надеялся, что хорошая опохмелка наведет порядок в башке и галлюцинации бесследно сгинут, как уже не раз с ними бывало. Но голос
9
Это был дядин голос! В нем противненько позвякивало стекло секретарского графина, а также чувствовался неиссякаемый настрой на безнаказанность, властную ложь и бесстыдное бахвальство.
Именно таким голосом дядя призывал шахтеров не бастовать, понимаете, не кокетничать с блядской демократией местного МЕМОРИАЛАи жертвовать деньги на дирижабль ПЕРЕСТРОЙКА,а не на вскрытие каких-то, понимаете, тайных могил заключенных преступников. Это был голос дяди. Это был он!
Германа вновь бросило в жар и пот от воображенной лишь на секунду картины того, что здесь сейчас произойдет, если дядя случайно заглянет в его паспорт, как сам только что заглянул в документ стоявшего впереди господина. Да ведь он узнает его и непременно забарнаулит!
Спину Германа моментально свело адским холодом предчувствия надвигающегося ареста. Холод стал распространяться все ниже и ниже. Впрочем, холод этот внезапно напомнил, что он, Герман, все ж таки фигурирует за границей в виде Деда Мороза…
«Главное, козел, – не пахнуть! – мужественно сказал Внуго. – Не возникать. А там – видно будет. Тейк ит изи, бейби. О’кей?»
Герман был в таком смятении, что страстно поблагодарил ненавистного Внуго за поддержку в труднейшую, может быть, минуту жизни.
Очередь двигалась медленно. Дядя бахвалился перед кем-то:
– Тут в мемориале нашем я затребовал справку, что мы вовсе не из Дебелов, верней, не из Дебеловых – фамилии, основанной, так сказать, на первоначальной жирности нагого тела предков. Это мы вынуждены были после беспорядков в Октябре срастить де и бе с переносом ударения в другое, было такое мнение, место. Однозначно говоря, я есть Де Белов, подобно демократии, дектатуре тоталиариата и так далее. Короче говоря, в паспорте у меня тут Николай Дебелов, а в бизнес-карте нашего ЭСПЭ я уже полностью в переводе, то есть Николае Де Белов. Теперь это все у меня однозначно закреплено во всех формулярах… Да-а! И здесь на Уолл-стрите мы наблюдаем с вами очередь как болезнь роста развитого социализма в перестройку реформ… А что, интересно, тип вот этот дед смороженный досконально возник тут себе, понимаете, и торчит в проходной, как… этот… вслух сказать неловко… ха-ха… Со спины амбала одного знакомого он мне напоминает…
Работник, визировавший паспорта, пожал ни живому ни мертвому Герману руку. Правда, вежливо попросил снять на минутку седую бороду, усы, брови и шапку. Сличив лицо молодого русского Санта-Клауса, по самые плечи предъявившего голову в окошко, с фото на документе, офицер улыбнулся и пожелал необычному гостю счастливых каникул.
Герман быстро отошел в сторонку и вновь загримировался.
Внезапно в шумном и разноязыком секторе проверки документов произошло нечто экстраординарное, там наступила вдруг полная тишина.
– ЭФ-БИ-АЙ снова кого-то арестовывает, – пояснила старая дама.
Герман инстинктивно повернул голову к эпицентру происшествия, и вновь его бросило в жар.
Человек восемь черных и белых джентльменов в штатском взяли в плотное кольцо дядю Германа, нового демократа Де Белова, и его, должно быть, случайную спутницу.
Вся эта группа казалась компанией близких родственников, поскольку на лицах у них было совершенно одинаковое выражение силы, знания человеческих пороков, причастия к неким высшим тайнам развития общества, профессиональной овеянности риском и слепого преклонения перед Законом.